Folie a Deux
Шрифт:
— Это не имеет значения, Моника. Давай найдём подходящее помещение.
— Ты же не всерьёз, верно? Это как бы… убытки. Финансовые потери. Если говорить на твоём языке.
— Вообще-то я вполне серьёзно. Если ты подумаешь ещё и решишь, что действительно хочешь этого, то я сделаю всё, что могу, чтобы твоя мечта сбылась.
Глава восемнадцатая
Я в который раз склоняюсь над унитазом. Сонливая и уставшая даже после полноценного сна, но не способная спать из-за тошноты. Она заканчивается так, как и была должна, учитывая мой токсикоз первого триместра беременности. Меня фактически
Новый позыв изнутри неосознанно заставляет меня сильнее вцепиться в фарфор. Райан выбирает именно это мгновение, чтобы войти в ванную комнату. Я вижу мужской силуэт краем глаза прежде, чем чуть меняю положение, надеясь, что так он увидит гораздо меньше.
— Моника, детка, давай я подержу твои волосы, — руки на кончиках оказываются раньше появления у меня возможности возразить и отказаться от подобной поддержки. Да и вообще нахождения Райана здесь. Уверена, что из моего рта пахнет ужасно. И я тоже наверняка выгляжу не лучшим образом.
— Всё в порядке, — говорю я, опуская крышку и отклоняясь назад, сжимая рукав белой деловой рубашки, — не переживай. С нами всё будет хорошо. У тебя важный день.
В нижней части спины возникает тянущее ощущение, когда она прижимается к твёрдой груди. Спазмы в животе потихоньку стихают, в то время как лёгкие насыщаются запахом Райана, лишённым примесей парфюма. Несколько дней назад мне сделалось плохо от аромата в воздухе, и с тех пор флакон куда-то подевался.
— Мёрдок может немного и подождать. Я принесу тебе воды.
Я нажимаю на кнопку смыва, пока Райана нет. И подхожу к раковине, намереваясь почистить зубы, обнаруживая его в отражении зеркала с наполовину наполненным стаканом. Меня обнимают, напоминая о том, что я нужна, защищена и не внушаю неприятных эмоций. Даже когда мой рот наполнен зубной пастой, и она пенится между губами.
— Спасибо.
— Может быть, тебе позвонить Ребекке и сказать, что сегодня не лучший день для того, чтобы она пришла в гости?
— Нет. К обеду мне непременно станет лучше. Так всегда бывает.
— Хочешь знать, что уже стало лучше? — и, не дожидаясь ответа, Райан засовывает свою руку мне под кофту, прижимая меня к себе, — твоя грудь увеличилась. Кажется, что на целый размер. Она не болит?
Он смотрит мне в глаза в отражении зеркала. Я не могу удержать мысль, что мы… красивы рядом с друг другом. Что есть что-то особенное в том, как левая рука скользит вниз по моему предплечью, пока не оказывается на животе поверх светлой домашней кофты. И всё это, несмотря на то, что я никуда не собираюсь, а Райан полностью одет для офиса.
— Нет, не болит.
— Тогда позволь мне прикоснуться, — горячий шёпот пробирает всю меня насквозь. Обосновывается мурашками на моей коже, достигающими низа живота, в то время как Райан уже проникает кончиками пальцев под правую чашечку лифчика. Не встретив никакого сопротивления, зажимает моё тело между собой и раковиной, когда острое желание, вспыхивающее внутри меня, лишь усиливается за счёт нежности, с которой мужчина стискивает упругую окружность.
— Райан… — от исступления мой голос превращается в стон. Ноги сводит блаженной негой. Цепляясь за манжету на рубашке, я чувствую чуть ли не оргазм в ответ на прикосновение к соску.
Но вместе с тем и вибрацию в правом кармане брюк, и именно она разрушает весь момент.— Дьявол. Мне всё-таки пора, — рука оставляет меня в покое слишком рано… Преуменьшает ощущение утраты лишь то, что Райан снова устанавливает между нами зрительный контакт:
— Мы хорошо смотримся вместе. У нас будет красивый ребёнок.
— Тебе не странно, что у какого-то пятнышка появляются ручки, ножки, тело, лицо, глаза, нос, внутренние органы и реснички?
— Это не странно. Это… волшебство, Моника, и я очень хочу увидеть твой животик как можно скорее. Но, пожалуйста, сохрани для меня два кусочка торта.
— Мы не съедим и половины, сладкоежка, — улыбаюсь я.
— Тем лучше. Мне больше достанется. Я закрою дверь сам. Кстати, от тошноты помогают крекеры. В интернете об этом пишут почти повсюду. Я поехал. Но звук на телефоне выключать не буду, — он выходит за дверь, провожаемый моим взглядом. Я иду на кухню, всё ещё немного удивлённая. От того, что он выяснил, как мне можно действенно помочь, и хоть и оставил невымытую тарелку после своего завтрака, но нашёл в моих ящиках пакет с печеньем и положил его на видное место. Нехитрая еда реально выручает меня, когда, нарезая салаты или запекая птицу, к моему горлу иногда поступает тошнота, не давая ей снова одержать верх над перестраивающимся организмом.
К двум часам, когда примерно должна прийти Ребекка, на моём столе каких только вкусностей нет. Я проверяю, все ли столовые приборы лежат на своих местах, лишь бы занять руки, но заканчиваю с этим, как только без пяти минут два раздаётся звонок в дверь. Она открывается мною мгновенно и без взгляда в глазок, но переступает мой порог вовсе не лучшая подруга. Я же просто молча делаю шаг назад, и сознание вмиг становится спутанным. Так же, как и эмоции. В голове остаётся лишь желание сберечь жизнь, и ладонь в защищающем жесте обретает пристанище сбоку живота.
Вошедшая женщина одета практически во всё чёрное, как будто у неё траур. Пальто прямого покроя имеет ту длину, которая выгодно подчёркивает стройные ноги, и они кажутся ещё тоньше в чёрных колготках. Некий диссонанс в данную картину вносит лишь проглядывающее под воротником и полами пальто светлое платье и белокурые волосы длиной до плеч. Глаза же скрыты солнцезащитными очками, несмотря на то, что погода этого не требует, и я невольно задумываюсь, не плакала ли Кэтрин Андерсон прежде, чем проделала весь этот путь и приехала сюда. Я никогда не представляла себе, что мы встретимся вот так. И уж точно не ожидала испытать… вину. И жалость. И парадоксальный порыв позаботиться о женщине, которую я даже не знаю с хорошей стороны.
— Так вот какая ты, Моника Гейнс, — говорит Кэтрин, останавливаясь около шкафа, к которому когда-то прижимал меня её пока ещё муж. Она не может знать, что это происходило, но теперь мне становится чуть ли не паршиво по поводу прошлого и того, какой я была. Хочется немедленно отправиться в душ и смыть с себя всю ту грязь. Грязь любовницы, сознательно спутавшейся с чужим супругом, а теперь верящей в искреннее счастье с ним, невзирая на, возможно, слёзы и отчаяние оставляемого человека.
— Откуда вы знаете моё имя? — ты повторяешься, Моника. Задаёшь этой женщине тот же вопрос, что когда-то услышал от тебя её состоятельный супруг. Чёрт побери, могла бы и выразиться иначе.