Форд Генри: Важнейшая проблема мира. том 2
Шрифт:
Д-р Картер привлек внимание комитета к ненависти и грубости, высказанным в лицо обозленным раввином, и сказал, что он не знает, является ли это угрозой его жизни, сану священника или его должности как лектора в Нью-йоркском Управлении Образования.
Применение термина «грязный» в отношении расы, которая столь долго и сильно удивляла семитские страны постоянным напоминанием о своей «чопорности»! Иными словами, точность раввина Леви в описаниях должна соответствовать точности оценки его качеств как джентльмена.
К счастью, присутствовал еще один неиудей, а именно Эрнест Л. Крэндолл, контролер лекций, который в достаточной степени был американцем, чтобы попасть
«Я никогда не видел и не слышал подобной горечи и ненависти, выраженных каким-либо человеком по отношению к другому человеку, которые Вы проявили здесь. Вам следовало бы стыдиться самого себя, и если бы я услышал от Вас еще одно слово в том же духе, я бы Вас вышвырнул!»
Будущее г-на Крэндолла должно быть достойно наблюдения. Если он придерживается своих принципов, ему несдобровать. Если нет, то он может оказаться удобным для «достижения» чего-то такого, что для Нью-Йорка не подходит.
Во всяком случае, г-н Крэндолл добился оправдания г-на Картера, и иудеи отстали, что-то бормоча про себя. Это в достаточной степени необычный и примечательный факт - оправдание человека, против которого иудеи выдвинули обвинение, а секретарь Совета Иудейских Министров произнес упомянутую выше угрозу.
Г-н Картер вернулся в школу Эразма. От Управления Образования он получил назначение на последующие месяцы. Все, казалось, продолжалось, как и прежде. Затем однажды все преподаватели по «Текущим событиям» одновременно получили указание о том, что они должны воздерживаться от обсуждения иудейского и ирландского вопросов. Тогда как сионизм, заполнявший газеты, вел войну в Месопотамии и диктовал политику дипломатическим службам Великобритании и Соединенных Штатов; тогда как ирландский вопрос захватил умы миллионов и окрасил политику Соединенных Штатов, а также бросил вызов Британскому Правительству - то есть при этих двух важнейших «текущих событиях», оказывающих влияние на весь мир, через Нью-йоркское Управление Образования были отданы приказы о том, что лекторы должны помалкивать об этом.
Было совершенно очевидно, что произошло. Раввин Леви и те, кто работал с ним, потерпев неудачу в своей личной атаке, достигли желаемого другим способом - отдав приказ лекторам ничего не говорить об иудейском и ирландском вопросах.
Почему это коснулось ирландцев? Ирландцы не были против обсуждения ирландского вопроса. Ирландцы хотели, чтобы ирландский вопрос был обсужден; они полагали, что успешное решение проблемы зависит от широкого и свободного ее обсуждения. Это не поддается воображению, что ирландцы когда-либо просили, хотели или санкционировали запрет на всенародное обсуждение ирландских проблем.
Что касается д-ра Картера, то его слушатели в течение трех лет задавали ему вопросы по ирландской проблеме. В Ассоциации Молодых Мужчин Христиан, в школах, на народных собраниях, повсюду его просили дать информацию о той или иной фазе ирландского вопроса; и, будучи хорошо информированным человеком, он был способен дать соответствующие ответы. И ранее никто никогда не жаловался. Действительно, говорят, что в последующей лекции, которую он прочел в школе Эразма после встречи с раввином Леви, аудитория допрашивала его относительно ирландского вопроса, там присутствовал г-н Крэндолл и не нашел оснований для критики.
Однако вскоре пришел приказ соблюдать полное молчание относительно ирландского вопроса. Почему бы это?
Даже новичок в иудейской политике знает ответ Ирландский вопрос был вытащен для того, чтобы закамуфлировать приказ, касающийся иудейского
вопроса.Это весьма обычная иудейская практика: любое неиудейское название служит для маскировки!
Представьте себе ирландца и его семью, присутствующих на лекции по «Текущим событиям» и задающего вопрос относительно ситуации в Ирландии. Представьте себе также лектора, который говорит: «Мне запрещено упоминать Ирландию или ирландцев, или ирландский вопрос в этих условиях». Ирландец, будучи белым человеком, незамедлительно поймет, что он как-то подвергается дискриминации. Он потребует ответа, почему лектор не посмел упоминать поставленную проблему. А получив запрет упоминать и иудеев, лектор не сможет сказать: «Эти иудеи там в этом Управлении образования наложили запрет на упоминание как иудеев, так и ирландцев!» Он нарушит правила, даже давая пояснения.
Однако представьте себе, что ирландец отнесен к тому же классу, что и иудей, - ирландец, который стремится к публичности, и иудей, который страшится ее! Как много времени потребуется ирландцу чтобы понять, что то, что рассчитано на дискриминацию в пользу иудея, является дискриминацией против ирландца? Однако именно это иудеи Нью-Йорка внесли в систему публичных лекций, чтобы выдвинуть свое обвинение против христианского священника, который высказал весьма хорошо известную правду об иудеях.
Безусловно, в подобном порядке нет ничего такого, что представлялось бы иудею подрывной деятельностью. Подавление - вот его первая мысль. Подавление газет! Подавление расследований! Подавление квалифицированного оратора! Подавление обсуждения иммиграций! Сокрытие фактов о театре, о денежной системе, о бейсбольном скандале, о самогоноварении! Подавление лекций в Нью-Йорке! Увольняйте всех с их работы, если они не действуют как фонографы и не повторяют то, что диктуют люди - такие, как стоящие на страже раввины Нью-Йорка!
Приказ был иудейским в каждом своем элементе. И как американский гражданин, который не верил в то, что американская свобода слова должна быть игрушкой Для толпы чужаков, д-р Картер прекратил чтение своих лекций. Этот поступок означал серьезное неудобство и финансовые потери для него в конце декабря, когда было уже поздно составлять дальнейшие планы на зиму, однако на карту был поставлен принцип, и он ушел в отставку.
Незамедлительно это дело попало в газеты, и, как обычно, возникло много шума- иудейские писаки опрометчиво рассыпали угрозы; некоторые робкие Американцы задавали вопрос о том, куда идет Нью-Йорк. Одна газета выступала с передовицей в американском духе, защищая право на свободу слова, однако несколько изменила свой тон, получив лавину иудейских протестов с угрозами недовольства со стороны иудеев.
Человек с меньшими способностями и менее высоким положением, чем г-н Картер, мог быть подавлен таким штормом. Однако он в конечном счете разрушил скалу и остался на своем месте. В то же время он не знал, что сказал что-то неприятное для иудеев, и неизвестно, делал ли он в последующем замечания относительно своих высказываний. Иными словами, будучи атакованным иудеями, неизвестно, контратаковал ли он их в ответ. Вполне возможно, что он мог быть вынужден снова совершить трюк Мэдисона К. Петерса, похвалив их обычной похвальбой, которую они сами же и подготовили для нас. Однако тем не менее не по своей вине он стал фокусом мстительной политики, преследующей того, кто сказал правду. Возможно, такое описание событий д-ру Картеру неприятно, однако если он заново начнет изучать историю и характер международного иудея, то он обнаружит, что его собственный опыт является ценным комментарием к ней.