Фотографирование осени

ната, и колючая проволока бывает таким синонимом, и газы, и

много чего, а война тем более. Это самое главное тут слово, оно

дирижирует всеми синонимами смерти. Но смерти нет, это

надо сразу же сказать. Запомните, а то больше ничего не выне-

сти. Есть братики, которых уже нет, то есть, другие думают, что

их нет, их дети и внуки так думают, их родственники. А на са-

мом деле они есть, просто в других пределах, там они дышат. А

тут лежат, в нашей земле. И надо их как-то найти. Один брато-

вей искал кого-то, может быть, свою любимую, в то же самое

время, когда искал братиков. И их, и кого-то ещё, каждый день

искал, копал, каждый день куда-то звонил, когда выходил в ме-

сто, где есть связь. Потом возвращался в лес, приходил груст-

ный, забирался глубже в лес и снова искал, повторял: вы соль

земли, чем же ещё сделаешь её солёной. Ну, нет, говорите вы,

нет, только не надо солить землю, нет, кидать в неё эту самую

соль. Но это всё же продолжается и продолжается. Некоторые

думают, что ничего особенного, и что соль снова станет — и

начинается война. Значит, не всякая соль. Если же человек, то

его нельзя вернуть, повторим это снова. Язык это говорит, и

мы можем всегда повторять.

9. Эти братики, брат-солдаты, которых нет, они в других

пределах. Но они доподлинно здесь. Правда. Их можно найти.

Если не смотреть попусту по сторонам, не терять время, а взять

щуп — железную вицу, втыкать его в землю и слушать звук, мы

услышим их.

Услышим солдат. Услышим, как говорят их кости. Их по-

тревожили, и они говорят гулко. Больно ли кости, когда через

землю её касается железо? Жалко их. Камни под щупом звучат

звонко, железо скрежещет. И кости звонко-глухо. И звонко, и

глухо, но чаще глухо. Некоторые корни, некоторые несуразно-

сти деревьев вводят нас в заблуждение. Если задеть их, будет

тот же звук, что у костей. Начнёшь копать, думаешь: вот сейчас

покажется под землёй солдат, сейчас его можно будет достать,

заплакать над ним, сказать — вот он, он здесь, а смерти всё-

таки нет. Но это оказывается шишковатость, сучок, который

когда-то впился в дерево, дерево потом истлело, а он остался,

упал в землю и звучит. И сбивает с толку братовьёв. Скоро вес-

на станет поздней, вылезет много зелёной сочной травы, не

продраться в землю через неё, скоро нам уезжать, а он отвлека-

ет, путает, вводит нас в заблуждение.

10. Все слова толкаются в голове, особенно много их, если ча-

сто смотришь на берёзы. Правда, не выговариваются, не выхо-

дят наружу, не вылетают. Пожалуйста, можно и помолчать,

пусть толкаются себе дальше, пусть бродят себе, только бы не

отвлекали — нам так некогда, у нас так мало времени. Эта об-

ласть такая болотистая, приходится вычерпывать воду из не-

которых мест, некоторых воронок. Берёшь котелок и черпаешь

воду, выливаешь рядом, быстро, быстрее, отдохнём после обе-

да. Если будет обед, потому что он бывает не всегда — так не-

когда, надо точить щупы, лопаты, менять порванные перчатки,

и так далее, далее, далее. Мы вернулись к началу рассказа, там

тоже были слова — и так далее, далее, далее. Что же это полу-

чается — всё ходит по кругу, и слова ходят по кругу, всё повто-

ряется без устали слово «война». Оно ходит за нами повсюду. В

городе, на собраниях, на улицах города — особенно перед

праздником Победы, за праздничными столами — как пожела-

ние, чтобы её не было, в поезде, на школьных уроках, во многих

и многих книгах, в обещаниях политиков — прекратить хоть

какую-нибудь войну, в обывательских разговорах, в песнях, а

нынче и в телефонной трубке. Всё повторяется слово «война».

Но это не только слово, надо запомнить.

11. Самое сложное — каждый день смотреть на берёзы. Не-

которые думают, что у нас растут одни только берёзы, кто-то

ещё помнит про ёлки, про большие леса. Может быть, они бы и

хотели каждый день ходить меж берёз, тонуть в снегах, смазы-

вать лыжи и пересекать на них белое пространство, вёснами

пить берёзовый сок, говорить — идёт активное сокодвижение.

Может быть, кто знает. Но это сложно — каждый день смот-

реть на берёзы, надо бы им понимать. В глазах рябит и слезит-

ся от этого. Сразу же понимаешь, где ты живёшь — ты нахо-

дишься теперь в лесу. Конечно, в городе есть разные деревья, и

без берёз тут тоже не обошлось, но не в таком же количестве.

Ладно, мы — мы бываем в болотистой области, в этих деревьях

средними вёснами только по три недели. А как же тут были

братики, как были тут солдаты? Этого мы не знаем. Каждый

день они смотрели на берёзы, если появлялось время отвлечь-

ся от сражений. Бои были большие, и времени не оставалось.

Каждый день огонь, огонь и огонь. Берёзам тоже доставалось,

но они выросли новые. Если же человек, то его не вернуть.

Теперь каждый день они в земле, всегда. Что увидим, если

будем смотреть в землю? Вот, например: саму землю, грунт,

корни травы, самой обычной, как в поле сорняк — белые,

длинные, спутанные. Потом ещё — корни деревьев: красные

тонкие, толстые тёмные — у берёз. Какие-то красные точки,

спутанные клубки — это папоротник, корни и само растение.

Кроме этого видим, как портится в земле дерево, скоро закон-

чится его срок, не отличим от грунта. И гильзы от патронов, и

сами патроны, железные детали от оружия, например, рожок