Фуше

Разгром наполеоновской армии в России явился страшным, сокрушительной силы ударом по «великой империи». «Бесполезные и купленные дорогой ценой победы… уничтожение прекраснейшей из армий, какой когда-либо обладала Франция, — таковы были результаты этого рокового похода в Россию», — писал секретарь императора Клод-Франсуа Меневаль^{646}. «Из четырехсот тысяч солдат, перешедших Неман, — вспоминал Фуше, — едва ли тридцать тысяч переправились через реку пять месяцев спустя…»^{647}.

Маршал Г. А. Блюхер

В 1813 году война бушует в центре Европы. Впервые, начиная с 1796 года, Бонапарт вынужден обороняться. «Он сражался с храбростью льва, — вспоминал Лавалетт, — но льва, вынужденного отступать»^{648}. Императору, по его собственным словам, нужна новая Великая армия в 800 тысяч человек. Министры Наполеона считают, что для участия в новой военной кампании Франции необходимы дополнительные средства в размере 300 миллионов франков^{649}. Таких войск и таких денег у Наполеона нет. Император безуспешно пытается вступить в сепаратные переговоры с Англией. Для этого он даже готов воспользоваться услугами «негоциатора» 1810-го года Пьера-Сезара Лябушера… Провал лондонских, как и всех прочих переговоров, закономерен. Дело в том, что Наполеон всегда умел вести переговоры будучи победителем, но тогда, в 1813 году, всем больше памятна гибель Великой армии в российских снегах, а не «солнце Аустерлица»^[85]. Ореол непобедимости развеян и с императором французов говорят на непривычном для него языке. Ему смеют ставить условия! Требуют отдать то-то и то-то! В ответ на эти беспардонные домогательства он раздраженно заявляет: «Пусть они (союзники) отберут у меня то, что смогут, но я ничего им не отдам»^{650}. Однако бескомпромиссный на словах, Наполеон понимает всю затруднительность своего положения. Ему нужен советчик, человек искушенный в дипломатии и привыкший находить выход из казалось бы безнадежной ситуации… Такой человек во Франции есть. Это…Талейран. Император с ним советуется. Это, конечно, не значит, что он последует данным ему советам. Тем не менее герцог Отрантский оскорблен: «Мне было больно видеть господина де Талейрана, если и не находящимся в милости, то по крайней мере призванным в совет, тогда как я, — пишет Фуше в мемуарах, — продолжал оставаться без дела и в опале…»^{651}.

Тем временем, пока Фуше «ревнует» императора к Талейрану, Наполеон вновь пытается поставить на колени восставшую против «великой империи» Европу. Первоначально ему удается одержать несколько побед над армиями шестой коалиции. 2 мая он наносит поражение союзникам под Люненом, 20–21 мая — под Бауценом. В разгар своих военных успехов император внезапно вспоминает о «верном» Фуше. 10 мая 1813 г. из Дрездена Наполеон шлет Фуше письмо: «Я сообщаю вам о моем намерении, — пишет властелин, — что как только я окажусь во владениях прусского короля, я назначу вас главой правительства этой страны… Я желаю, чтобы вы приехали в Дрезден тайно и не теряя ни единой минуты… Я очень рад возможности… получить от вас новые услуги и новые доказательства вашей преданности»^{652}. На следующий день он пишет письмо императрице Марии-Луизе, в котором требует, чтобы герцог Отрантский немедленно выезжал в Дрезден. Официально причина вызова Фуше в императорскую штаб-квартиру объясняется желанием Наполеона поручить ему генерал-губернаторство в Пруссии после захвата прусской территории. Но смысл этой новой милости Наполеона понятен всем, начиная от камердинера императора и кончая самим Фуше. Свидетельства Констана, Савари, Фуше, Тибодо удивительно схожи. Они буквально дословно повторяют одно и то же. Констан пишет: «Император, вызывая его (Фуше), имел действительный повод, который он, однако, скрыл под правдоподобным предлогом. Находясь под большим впечатлением от заговора Мале, его величество полагал, что будет неблагоразумно оставлять в Париже во время его отсутствия столь недовольную и влиятельную особу, как герцог Отрантский… я слышал, как он (Наполеон) много раз высказывался по этому поводу таким образом, который не оставлял места для сомнений»^{653}. А вот отрывок из воспоминаний Савари: «Император… призвал герцога Отрантского (Фуше) из Парижа в Дрезден… чтобы избавить себя от докучного труда бороться с ним. так как было понятно, что он начнет интриговать в Париже…месье Фуше обладал беспокойным характером, он всегда стремился быть участником в каком-либо деле, и обычно против кого-либо…»^{654}. Тибодо пишет, что не доверявший Фуше Наполеон «не желал позволить ему (Фуше) оставаться в Париже во время его отсутствия»^{655}. И, наконец, сам Фуше в мемуарах пишет, что после вызова в Дрезден он сразу же заключил, что властелин опасается его присутствия в Париже^{656}.

Кое-кто из современников даже воспринял «прусское наместничество» герцога Отрантского как его… «новую опалу». Г-жа Левен, к примеру, извещая Тибодо о поездке Фуше в Германию, в конце своего письма без всякой видимой связи с предыдущим писала: «Более двухсот якобинцев были изгнаны или высланы (из Парижа)»^{657}. Многозначительная приписка.

Фуше отправляется в Дрезден. По пути он ненадолго останавливается в городе Майенсе, где французскими войсками командует маршал Ожеро, герцог Кастильоне. Старый кондотьер с революционным прошлым и бывший член Конвента легко находят общий язык. С видимым удовольствием его светлость герцог Отрантский выслушивает нелицеприятные речи по поводу императора, произносимые его светлостью герцогом Кастильоне. Ожеро утверждает, что французская армия слаба. По его словам, под Люценом центр армии, невзирая на присутствие самого Наполеона, подался назад, а несколько батальонов вообще разбежались в разные стороны. В битве при Вюрцене, пролив целые реки крови, французы добились лишь того, — говорит он, — что заняли неприятельскую позицию и окруженный рвами лагерь союзников. Сражение под Рейхенбахом было неудачно для Наполеона. О союзных войсках Ожеро отзывается кратко, но красноречиво: «мы научили их как нас бить». О том, чем может обернуться для Франции нынешняя кампания в Германии, старый маршал предпочитает промолчать, ограничившись эмоциональным восклицанием: «Что за война!., что это за война! Она покончит со всеми нами!»^{658}.

По прибытии в саксонскую столицу, больше напоминающую военный лагерь, герцог Отрантский встречается с императором во дворце Марколини. Так как, вопреки ожиданиям, Пруссия не была разгромлена, Фуше получил новое назначение: Наполеон «доверил» ему управление Иллирийскими провинциями в качестве имперского генерал-губернатора. Назначая Фуше на должность наместника Иллирии, Наполеон, правда, меньше всего имел в виду сами иллирийские провинции. Назначение герцога Отрантского иллирийским генерал-губернатором, — справедливо писал по этому поводу Вальтер Марков, — было «скорей всего связано с намерением Наполеона после «дела Мале» отправить явно ненадежного человека (т. е. Фуше) как можно дальше от Парижа…»^{659}. Однако прежде чем обосновываться в Иллирии, Фуше должен был заехать в Прагу, где в это время велись австро-французские переговоры. Упоминая в своих воспоминаниях о Пражском конгрессе 1813 года, Бурьенн пишет: «Этот конгресс был следствием сделанного Австрией Наполеону предложения, войти в посредничество между ним и императором Александром для восстановления мира в Европе…»^{660}. Наделе Габсбурги вовсе не ограничивали себя ролью посредников. Австрия собиралась вступить в войну на стороне противников Франции, в связи с чем нельзя было терять ни малейшей возможности отвратить ее от этого гибельного для Наполеона шага.

В своих мемуарах, которые чем ближе к концу, тем меньше внушают доверие, Фуше пишет о том, как по поручению императора в письмах увещевал Бернадота (в ту пору наследного кронпринца шведского) выйти из антифранцузской коалиции, «раскрывая ему глаза» на то, что он превращает себя в марионетку России и Англии, которые стремятся свергнуть Наполеона и восстановить Бурбонов на французском престоле. Фуше сообщает и о том, как он «рекомендовал» самому Наполеону придерживаться более гибкой политики, чтобы успокоить Австрию и лишить ее повода присоединиться к врагам Франции. «Лучшее, что можно сделать, — уверял герцог Отрантский императора, — это заключить мир…». Он призывал Наполеона отказаться от Германии, чтобы остаться в Италии, или же пожертвовать Италией, чтобы удержаться в Германии. В конце своего разговора с ним Фуше якобы сказал о том, что полумиллионная армия союзников легко может вытеснить войска Наполеона из Германии, не дав ему даже времени для возобновления переговоров^{661}. Император был по обыкновению упрям и не желал прислушиваться к советам герцога Отрантского. «Я в состоянии, — говорил он, — дать им (союзникам) еще десять сражений, а всего лишь одной битвы довольно, чтобы привести их в смятение и сокрушить… вопрос теперь не в том, чтобы уступить ту или иную провинцию; на карту поставлено наше политическое могущество, а от этого зависит само наше существование… я рассчитываю, что вы употребите все свои таланты, дабы послужить мне. Я назначаю вас генерал-губернатором Иллирии…»^{662}.

Вряд ли в действительности Фуше удерживал императора от безумной затеи — сражаться со всей Европой, а если даже и удерживал, вряд ли был искренне озабочен судьбами «великой империи». Этого человека всегда интересовала судьба только одной особы — его самого. «Во всем, — писал о Фуше Бурьенн, — он видел одного себя и этому закоренелому эгоизму приносил на жертву и людей и правительства»^{663}.

В Праге герцог Отрантский останавливается всего на 2 дня (19–20 июля 1813 г.); в считанные часы он убеждается в том, что на мирное разрешение спорных вопросов в австро-французских отношениях рассчитывать не приходится. «Конгресс, — вспоминал герцог Отрантский, — представлял собой не что иное, как «дипломатическую игру, которую затевают для того, чтобы оправдать применение силы»^{664}. Фуше все же встречается с канцлером Меттернихом, ведет с ним переговоры, пытаясь заинтересовать австрийскую сторону проектом регентства^{665}.

Меттерних

Хитроумный австрийский канцлер и эмиссар Наполеона знают друг друга не Первый год. Впервые их пути пересеклись в 1809 году. Тогда, вопреки суровому приказу Наполеона о немедленной высылке Меттерниха под конвоем жандармов из Франции, министр полиции любезно предложил послу свою собственную карету, «обходительного» капитана жандармов, позволив задержаться в Париже, чтобы без спешки подготовиться к отъезду. При прощании изящный австрийский дипломат не преминул поблагодарить хозяина отеля Жюинье за проявленную им деликатность… Теперь, четыре года спустя, речь идет, разумеется, не о благодарности за оказанную когда-то услугу. Надо любым способом положить конец войне. По мнению Фуше, этого можно достичь, лишь отделавшись от императора и заменив его диктаторский режим «монархией, ограниченной благоразумной аристократией и представительной демократией». Подобного рода симбиоз, уверяет Фуше, «может спасти Францию от двойной опасности: вторжения и расчленения»^{666}.

Переговоры с австрийцами идут трудно. «Повсюду, — пишет Фуше, — я сталкивался с недоверием по отношению к Наполеону и выслушивал жалобы, более или менее обоснованные»^{667}.

Заключая свой рассказ о пребывании в Праге, Жозеф уверяет (впрочем, фактов, подтверждающих эти уверения, нет), что он добился от австрийцев гарантий того, что они будут способствовать ниспровержению владычества Наполеона за пределами Франции, но «отказываются от вмешательства в наши внутренние дела»^{668}. В высшей степени сомнительное признание.

21 июля 1813 г. Фуше отбывает из Праги и неделю спустя появляется в Лайбахе — столице вверенной его попечениям Иллирии. Прибытие герцога Отрантского в Иллирию вызвало там сенсацию. Все помнят, что его превосходительство г-н Жозеф Фуше был некогда могущественным министром полиции Империи. Шарль Нодье, автор знаменитого «Жана Сбогара», а в то время редактор «Иллирийского телеграфа» набросал выразительный портрет нового генерал-губернатора. Первое, что изумило Нодье во внешности правителя Иллирии, была мертвенная бледность его лица: «Оно имело холодный, но живой оттенок наподобие того, который время придает памятникам, — вспоминал Нодье, — но очень скоро сила, исходящая из его глубоко посаженных глаз, брала верх над всеми другими впечатлениями. Они были бледно-голубыми, почти бесцветными, начисто лишенными блеска, порождаемого чувством или раздумьями. В этом было что-то страшное, что до сих пор приводит меня в трепет…»^{669}.

Фуше быстро входит в курс дела; он берет под контроль всю военную и гражданскую администрацию провинции. Жители Иллирии приятно удивлены поведением нового наместника. Фуше прекращает наборы конскриптов и даже игнорирует некоторые драконовские распоряжения центральной власти. Как добродетельный буржуа и примерный отец семейства, герцог Отрантский запросто прогуливается по улочкам иллирийской столицы. «В сером рединготе, круглой шляпе, грубых башмаках или сапогах, — вспоминал Нодье, — он расхаживал пешком, окруженный своими детьми… держа за руку свою хорошенькую маленькую дочь, приветствуя тех, кто его приветствует, совершенно непринужденно… без напыщенности и…лишних церемоний»^{670}. Самому Фуше его генерал-губернаторство пришлось по душе. Он даже успел оценить красоты Иллирии, отметив живописность ее ландшафтов и мягкость климата^{671}.