Гагарин

Но дело не в количестве встреч. Да, возникла какая-то химия, Ксения, конечно, не сохнет по нему так, как в прошлом, с благоговением уставившись на кумира с первой парты, но ждёт следующей встречи и всё же себе отдаёт отчёт: этот человек не вполне понятен. Зато привлекателен физической мощью. Если бы не врубила заднюю, удирая, встреченные на дороге гниды могли и не узнать Гагарина, ввалили бы обоим и отмудохали. Ну а Слава вышел бы и раскидал пьянчуг как котят, да к нему и подойти побоятся.

В общем, рациональная часть сознания говорила: присмотрись и не спеши, зато инстинкты тянули к сильному мужчине.

Пока что сохранялось равновесие.

Глава 7

7.

Благородное имя «Джульетта», присвоенное, наверно, лишь ради смеха маленькой беспородной сучке с мохнатой мордочкой, немного смахивающей на терьера, шло ей как корове седло. Андрей знал, биологи Байконура звали дворняжку «Жулькой». В космос и раньше, и сейчас летали исключительно девочки без родословной, отловленные прямо там, в Казахстане, из них отбирали молодых и сравнительно спокойных, главное — здоровых, таких на улицах много. Выдержавшие естественный отбор обычно куда крепче малых декоративных собачек, спариваемых преимущественно ради «правильного» экстерьера. Космонавток стерилизовали, фиксировали в собачьем ложементе, в лапу вводили иглу, попадая в вену. Псинка до запуска проходила простейшее обучение — тянуть воду и питательный бульон из трубочек, другие таланты не требовались.

Когда «Красная Пресня» пришвартовалась к центральному отсеку с противоположной стороны от «сапсана», и экипаж открыл люк, контейнеры с животными оказались первыми, доставать зверушек было гораздо приятнее, чем электрооборудование, обещавшее повторный ремонтный марафон — снимать времянки и ставить постоянные узлы. Для одной макаки и чёрной собачки мало что изменилось — они отправились в конец биологического отсека, ничем не защищённый от космических лучей. Четвероногая возмущённо гавкнула и унялась. Андрей протянул к её морде водяную трубочку, под хвостом прикрепил сборник для приёма фекалий и мочи. Жульку точно так же закрепил, но при первой возможности, как только по дневному графику выдался свободный час, поплыл к ней в отсек, игнорируя обед.

Освобождённая от пут, собачка выскользнула из рук и принялась потешно барахтаться в невесомости, очень медленно дрейфуя к противоположной стенке. Вопреки известному выражению Петра Нестерова «в воздухе везде опора», она такой опоры не нашла и обиженно тявкнула. Вислые уши приподнялись и распластались по обе стороны от головы.

Дав повисеть с минуту, Андрей поймал собаку, подтянул к себе и дал лизнуть с ладони пюре из говяжьей печёнки. Судя по выражению мордочки, жизнь для Джульетты заиграла новыми красками. Мохнатая девочка моментально повернула нос в сторону тубы с пюре и снова тявкнула. Наверно, готова была уплетать вкуснятину, пока не лопнула бы, но не получила.

— Всё! Хорошего понемножку.

Он почесал её под челюстью и за брюшко, собачка благодарно лизнула руку.

На станции имелась неплохая подборка кассет с фильмами, советскими и современными иностранными с одноголосым переводом, иногда — до странности гнусавым, книги, музыка, но Гагарин-младший к ним больше не притрагивался. Он таскал Жульку в бытовой отсек и пытался дрессировать, сразу въехав: многовековой опыт человечества мало чем поможет. Как привить базовые команды «сидеть», «рядом», «служить», если собака технически не в состоянии их исполнить?

Андрей прижимал её к стенке отсека, уговаривая «спокойно», «тихо», награждал, если она не сучила лапками. Затем отплывал к противоположной стене, звал по имени и добавлял «ко мне».

После нескольких повторений собака въехала, что передвигаться в этом более чем странном мире можно единственным способом — оттолкнувшись ножками от стенки или переборки, перелететь на противоположную сторону, там во что-то вцепиться зубами и лапами либо снова оттолкнуться и опять лететь.

Проблема в том, что в бытовом отсеке по стенкам вились электропроводка, трубы системы жизнеобеспечения, шланги, подающие рабочее тело в буксир, если транспортный корабль причалил к переднему стыковочному узлу. Там же установлены холодильники для продуктов, приспособления для приготовления пищи, санитарный блок, спальные места, всё совершенно не ждущее собачьих клыков и когтей, они оставляли царапины. Но не сравнить с тем, что натворила шестикилограммовая макака-резус.

Харитонов дня три выдерживал дисциплину и гонял её исключительно в биологическом отсеке, где всё прикрыто панелями и рассчитано на подобные упражнения. На четвёртый обнаружил, что Андрей отправил на Землю своё изображение, прижимая светло-коричневую мордочку Жульки, украшенную белым пятном, к своему лицу. И как-то решился привести сюда обезьяну.

Существо, генетически приспособленное сигать с ветки на ветку и контролировать тело в полёте, приспособилось к прыжковому передвижению в невесомости быстрее собаки. Но если Жулька, смешно подгребая лапами, по зову Андрея двигала к нему — за кусочком печёнки или за почесуху пузика, обезьяна носилась по бытовому отсеку как шальная. Её задница, укрытая памперсом, мелькала по всему помещению. Слабо закреплённые предметы отправились в полёт, некоторые — с прокусами от клыков. Космонавтам удалось её поймать, только когда макака унюхала холодильник, открыла и влезла в него по пояс, снаружи остались только задние руко-лапы, попа в памперсе и хвост, именно за хвост её и ухватили.

Дальше приключения продолжались. Из инструментального отсека раздался писк сигнализации, что-то из систем станции потребовало личного внимания космонавта.

— Держи тварь, я метнусь! — скомандовал Харитонов и исчез в люке, ведущем в центральную часть «салюта».

Как назло, тут же заморгала лампочка на терминале связи и прошёл вызов с Земли. Вачнадзе окликал их в среднем шесть-восемь раз в день, и надо же было этому случиться в самый неподходящий момент, когда Андрей левой рукой держал за шкирку собаку, правой — обезьянью конечность. По уважительной причине — из-за отсутствия третьей руки — он не уцепился ни за что, так и повиснув посреди отсека.

Когда на терминале связи обозначилось суровое горское лицо полковника (хотя какие в Бобруйске горы?), макака вдруг крутанулась и очень больно цапнула Андрея за пальцы, потом оттолкнулась от него и полетела прямо в экран, где начала визгливо лаять, затем с размаху влепила когтями по стеклу. Наверно, эта длиннохвостая овчарка в памперсе привыкла считать Андрея и Павла за своих, а полковника — вторгшимся чужаком, но попробуй угадай, что там переклинило в голове приматки.

Диалог получился не очень содержательным, потому что на обезьяний лай Вачнадзе ответил энергичными и нецензурными выражениями, примерно столь же информативными, как реплики макаки. Только к концу конкретизировал, что сделает с обоими попечителями зверушек, если только Гагарин и Харитонов вернутся на Землю живыми, а не погибнут от того, что обезьяна включила расстыковку отсеков станции.

Когда оба животных вернулись на положенные места, а космонавты прибрались, наводя порядок после обезьяньего шабаша, Андрей заметил:

— Ходили слухи, что наши обсуждали вариант присоединиться к американцам по программе «Барсум».

— Что за Барсум?

— Это название Марса у марсианских аборигенов на марсианском же языке. Из фантастического романа Берроуза. Программа — аналог нашей «Аэлиты», только помпезнее, с отправкой сразу человек восьми.

— Да, слышал краем уха, — Павел раскрыл упаковку с вишнёвым соком. — Предложили, чтоб кто-то из наших полетел на их корабле?

— Если такое и рассматривалось, мы только что зарубили эту возможность. Они перехватывают наши радиообмены. Кто в здравом уме пригласит в космос людей из страны, где к браздам управления космическим аппаратом допускают макаку?

— Да… Непростительная глупость. Сам — долботрах, не знаю, как решился притащить сюда эту дурёху.

— Любовь зла. Я понимаю тебя как мужчина мужчину, на тридцать шесть тысяч километров больше не найти ни одной женщины-примата.

— Иди ты… На тебя насмотрелся, как ты балуешься с собакой и получается даже в невесомости.