Гагарин

— Что же это за принцип?

Температура в голосе Котова упала намного ниже ноля. Казалось, сейчас углекислота вокруг него начнёт замерзать и падать кристалликами на столешницу.

— Читайте материалы последнего съезда КПСС и майского Пленума ЦК, дорогой товарищ коммунист, где чёрным по белому закреплено положение об укреплении социалистической рыночной экономики. С исправлением недостатков, неизбежно допущенных правительством при Косыгине, поскольку впервые в мире принципы рынка внедрялись в социалистическом государстве такого масштаба. А что вы натворили? Сделали клон сети электронно-вычислительных машин, разработанной для Министерства обороны, только в меню «целеуказание» заменили «разнести Нью-Йорк к едреням» на «увеличить удои молока». Что, до сих пор не улавливаете разницу? Эх, товарищ академик… В вооружённых силах задача доводится до исполнения, выделяются средства для достижения результата, и все. Подчинённый обязан выполнить приказ любой ценой, даже положив весь вверенный личный состав и собственную жизнь. Вы же когда-то служили в армии, что, забыли?

— Я воевал в Великую Отечественную, в отличие от… — взвизгнул Котов, но осёкся, вспомнив, что перед ним сидит слегка не тот человек, перед которым разумно качать права.

Гагарин сделал вид, что не заметил хамского выпада, и продолжил гнуть своё.

— Представим АвтоВАЗ, выполнивший «боевую задачу» закрыть годовой план по поставкам легковых машин населению и на нужды государства ценой массовой гибели рабочих и полного износа основных фондов. Ваши алгоритмы — это не просто откат от рыночной экономики к командно-административной. Я бы сказал — к сталинской штурмовщине. Вы, товарищ Котов, хотите превратить СССР в новый ГУЛАГ, только цифровой? Не выйдет.

И только сейчас до математика дошло. Член-кор вытер пот платочком со лба и плеши. Выключил ревущее азербайджанское турбо-чудовище, наверно, ему стало слишком холодно.

— Что же делать… Конкретно?

— Начать с того, что нужно было делать с самого начала — пригласить профильных специалистов из той же Академии наук, из отраслевых институтов, Плехановского университета. Прорисовать модель управления, где каждый низовой субъект народнохозяйственной деятельности имеет право на разумную инициативу, участвовать в выработке решений по номенклатуре выпускаемой продукции, объёму капиталовложений, ценообразованию товаров, выбору поставщиков сырья и контрагентов для сбыта. Пока что «Русь» повторяет командную систему Совета Народных Комиссаров. Только вместо печатания циркуляров дешёвыми машинистками на окладе в девяносто рублей и рассылки их по адресатам с почтовыми марками за одну копейку стоят дорогущие немецкие электронные машины, на обслуживание которых Советскому Союзу не хватает тысячи специалистов, а подумать раньше об их подготовке не сподобились. Выражаясь языком тридцать седьмого года, который сквозит буквально из каждой строчки программного кода, вы — вредитель, Анатолий Иванович. Наконец, вспомните историю Руси, раз уж так назван комплекс. Новгородское и Псковское вече существовали куда дольше абсолютизма Екатерины Второй. До первого сентября, а лучше — раньше, жду от вас служебную записку с соображениями. Иначе буду рекомендовать Центральному Комитету принимать организационные решения.

— Так июль… Период отпусков! — взмолился Котов.

— Экономика не знает каникул. Я вам шпаргалку накидал, — он указал пальцем на машинописный листик. — Отдайте секретарю, чтоб зарегистрировала входящим номером. Времени нет, вы не в конце, а в начале пути, хоть сроки все вышли. Всего доброго, Анатолий Иванович.

— До свиданья, Юрий Алексеевич…

Выписав фитиль недоакадемику, Гагарин поехал к себе на Старую площадь, где имел кабинет в качестве члена ЦК КПСС. В Политбюро просил себя не включать, не растрачивая времени на участие в обсуждении вопросов, не входящих в первоочередную сферу интересов, но весьма часто приглашался на заседания, где делал доклад, а порой и держал ответ за науку и технику.

Сравнительно поздно получив высшее образование, а вскоре после этого высший партийный пост, Гагарин очень долго имел к науке только самое опосредованное отношение, лишь в сорок три защитил диссертацию, став кандидатом технических наук, и только сейчас выходил на защиту докторской. Что греха таить — не без помощи коллег в военно-космической отрасли, потому как главе Госкомитета по науке и технике неловко строить профессоров и академиков, самому оставаясь лишь кандидатом в науку. Тем более времени, как всегда, решительно не хватало. Все надежды Аллы, что после окончания двух сроков на посту генсека его жизнь станет спокойнее, соответственно — жизнь их обоих, разбились в пыль. Для этого нужно не скипетр Генерального отложить, а перестать быть Гагариным.

А уж нянчить внуков… Что Андрюха захочет в лётчики, понятно было. Но мог бы и жениться, если не во время училища, то хотя бы за год жизни в Звёздном нашёл бы кого. Не все двадцать четыре часа проводить в центрифуге.

Что же касается Ксюши, девочка болела космосом, как только научилась понимать, что такое космос и какую роль в полётах туда сыграл любимый папка. Откопала в сокровищнице семьи зайца, летавшего на орбиту двенадцатого апреля шестьдесят первого, и никогда с ним не расставалась.

Юрий Алексеевич знал, что девочка рано или поздно запросится в черноту и в невесомость. Что на смену грубому хрущёвскому «запердолим бабу в космос» придёт научно-обоснованная концепция включения женщин в экипажи пилотируемых станций. Отбросив всякую пошлость про секс на орбите, нужно признать: годичное пребывание маленькой мужской шайки в нескольких десятках кубических метров пространства на психику давит. Контактная и доброжелательная женщина своим присутствием, пусть всего на две-три недели краткосрочной миссии, очень здорово оздоровит микроклимат. Когда Ксюша с отличием закончила мед и запросилась в интернатуру в госпиталь ВВС, Алла с облегчением вздохнула: хоть та выбрала «правильную» профессию и не рвётся в небеса. А папа знал, что дочь сделала шаг на пути к Звёздному и Байконуру по извилистому пути, это для пацана он прямой, девочке доступны лишь обходные тропы.

Супруга прилетела из Казахстана злая, нервная и одновременно молчаливая. На вопросы «что случилось?» рявкала: ничего. Страшное сочетание. Если бы её прорвало — пусть даже проклятиями и несправедливыми упрёками, тогда проще. А так она продолжала копить заряд молний, способный испепелить быка.

Конечно, переживала за Андрея. Его отлёт, волнующий, конечно, никак не был неожиданностью, хоть и состоялся на несколько месяцев раньше запланированного срока. Отцовское сердце тоже тревожно билось, стоило проскользнуть мысли о сыне, а они посещали часто, даже слишком. Пусть ни одного погибшего в космосе, корабль «сапсан» хорошо отработан на производстве и в чёрном небе, всё равно — это не прогулка на пикник. Тем более, им предстоит долгая миссия с повышенным воздействием космического излучения. Да, тревожно… Очень. Но не настолько, чтоб жена смотрела на мужа волком.

Если бы Ксения продолжала жить с родителями, наверно, пооткровенничала бы с матерью и рассказала, что произошло. Но она осталась в Москве в квартире на Садовом кольце, к родителям в Серебряный бор, где они жили в коттедже под охраной, наезжала редко. Гагарин поставил себе мысленно птичку в расписании на вечер — вызвонить дочку и озадачить выяснением, что укусило маму. Дальнейшие размышления прервал вызов по радиотелефону.

— Юрий Алексеевич? — проворковал женский голос. — Приёмная ЦК. К вам товарищ из МИДа, от Бориса Семёновича лично. Спрашивает: вас ждать?

— Что же он заранее не набрал?

— Говорит: дело срочное и особенное.

— Ладно, Варвара Игоревна. Сейчас как раз еду на Старую площадь. Мигалки включить?

Его белая «тридцать первая» и следующая ГАЗ-24 девятого управления КГБ люстр на крыше не несли. Но по протоколу впереди катила ГАИшная «волга» — в прогулочном темпе и с полной иллюминацией сверху, дать им команду — понесётся километров сто с сиреной, распугивая зазевавшихся. Гагарин так ездить не любил, понимая опасность гонок по городу.

— Нет-нет, американцы пока не нападают. Он вас обождёт.

Борис Семёнович — это Иванов, бывший генерал из Первого главного управления КГБ (внешняя разведка), откомандированный из спецслужбы по прямому назначению, по протекции Семичастного стал Министром иностранных дел. Лет под семьдесят, всё равно бодр, язвителен и подозрителен, в каждом «жесте доброй воли» видит подвох. Словом, во всех отношениях приятный человек.

В референте, ожидавшем в приёмной, тоже чувствовалась КГБшная косточка. Много общаясь с представителями этого ведомства, Гагарин привык не только отличать орлов с площади Дзержинского от обычных граждан СССР, но и управления между собой. ПГУшники, то есть выходцы из Первого главка, в наибольшей степени соответствовали принципу «не выделяться» и ровно так же вели себя внутри страны. Ты должен быть незаметен тысячу дней, чтоб на тысячу первый сделать то, ради чего Отечество тебя послало. Среди «внутренних», особенно контрразведчиков, зачастую встречались типы с нескрываемым чувством принадлежности к высшей касте. Столкнувшись с Гагариным, способным запросто шепнуть председателю КГБ: «один из твоих берега попутал», эти высокомерные личности секунду или две засовывали внутрь ощущение самозначимости перед тем, как расплыться в подобострастии. Семичастный практически полностью поменял состав огромной гэбешной армии, но кое-какие нехорошие традиции оставались. Особенно на местах, в глубинке Азии, в том же Казахстане, где начальник какого-нибудь межрайонного отдела чувствовал себя султаном.