Гарики из Иерусалима. Книга странствий

* * *

Растут растенья, плещут воды, на ветках мечутся мартышки, еврей в объятиях свободы хрипит и просит передышки.

* * *

Антисемит похож на дам, которых кормит нежный труд: от нелюбви своей к жидам они дороже с нас берут.

* * *

Всегда еврей гоним или опален и с гибелью тугим повит узлом, поэтому бесспорно уникален наш опыт обращения со злом.

* * *

Заоблачные манят эмпиреи еврейские мечтательные взгляды, и больно ушибаются евреи о каменной реальности преграды.

* * *

Много сочной заграничной русской прессы я читаю, наслаждаясь и дурея; можно выставить еврея из Одессы, но не вытравить Одессу из еврея.

* * *

Тем людям, что с рожденья здесь растут, — им чужды наши качества и свойства; похоже, не рассеется и тут витающий над нами дух изгойства.

* * *

В жизненных делах я непрактичен, мне азарт и риск не по плечу, даже как еврей я нетипичен: если что не знаю, то молчу.

* * *

Еврейского характера загадочность не гений совместила со злодейством, а жертвенно-хрустальную порядочность с таким же неуемным прохиндейством.

* * *

Мы Богу молимся, наверно, затем так яростно и хрипло, что жизни пакостная скверна на нас особенно налипла.

* * *

Скитались не зря мы со скрипкой в руках: на землях, евреями пройденных, поют и бормочут на всех языках еврейские песни о родинах.

* * *

В еврейском гомоне и гаме отрадно жить на склоне лет, и даже нет проблем с деньгами, поскольку просто денег нет.

* * *

Я антисемит, признаться честно, ибо я лишен самодовольства и в евреях вижу повсеместно собственные низменные свойства.

* * *

Еврейского разума имя и суть — бродяга, беглец и изгой: еврей, выбираясь на правильный путь, немедленно ищет другой.

* * *

Чуть выросли — счастья в пространстве кипучем искать устремляются тут же все рыбы — где глубже, все люди — где лучше, евреи — где лучше и глубже.

* * *

Катаясь на российской карусели, наевшись русской мудрости плодов, евреи столь изрядно обрусели, что всюду видят происки жидов.

* * *

Еврей живет, как будто рос, не зная злобы и неволи: сперва сует повсюду нос и лишь потом кричит от боли.

* * *

Велик и мелок мой народец, един и в грязи, и в элите, я кровь от крови инородец в его нестойком монолите.

* * *

Евреям доверяют не вполне и в космос не пускают, слава Богу; евреи, оказавшись на Луне, устроят и базар, и синагогу.

* * *

Шепну я даже в миг, когда на грудь уложат мне кладбищенские плиты: женитьба на еврейке — лучший путь к удаче, за рубеж, в антисемиты.

* * *

На развалинах Древнего Рима я сижу и курю не спеша, над руинами веет незримо отлетевшая чья-то душа.

* * *

Под небом, безмятежно голубым, спит серый Колизей порой вечерней; мой предок на арене этой был зарезан на потеху римской черни.

* * *

Римские руины — дух и мрамор, тихо дремлет вечность в монолите; здесь я, как усердный дикий варвар, выцарапал имя на иврите.

* * *

В убогом притворе, где тесно плечу и дряхлые дремлют скамейки, я Деве Марии поставил свечу — несчастнейшей в мире еврейке.

* * *

Из Рима видней (как теперь отовсюду, хоть жизнь моя там нелегка) тот город, который я если забуду — отсохнет моя рука.

* * *

Я скроюсь в песках Иудейской пустыни на кладбище плоском, просторном и нищем и чувствовать стану костями пустыми, как ветер истории поверху свищет.

* * *

Вон тот когда-то пел как соловей, а этот был невинная овечка, а я и в прошлой жизни был еврей — отпетый наглый нищий из местечка.

* * *

Знаешь, поразительно близка мне почва эта с каменными стенами: мы, должно быть, помним эти камни нашими таинственными генами.

* * *

Я счастлив, что в посмертной вечной мгле, посмертном бытии непознаваемом, в навеки полюбившейся земле я стану бесполезным ископаемым.

Высокого безделья ремесло меня от процветания спасло

Как пробка из шампанского — со свистом я вылетел в иное бытие, с упрямостью храня в пути тернистом шампанское дыхание свое.

* * *

Я живой и пока не готов умирать. Я свободу обрел. Надо путь избирать. А повсюду стоят, как большие гробы, типовые проекты удачной судьбы.

* * *

Я тем, что жив и пью вино, свою победу торжествую: я мыслил, следователь, но я существую.

* * *

В час важнейшего в жизни открытия мне открылось, гордыню гоня, что текущие в мире события превосходно текут без меня.