Газлайтер. Том 27
Шрифт:
— Сударыня, а ты чего тут? — спрашиваю. — Тут же шумно будет, не уснёшь.
Тигрица фыркает, даже не поворачивая головы: мол, мне пофиг, и это вообще мой подоконник. Точка.
Пожимаю плечами и направляюсь в покои Лены. Внутри горят свечи, воздух напоён запахом лаванды. Видимо, Лакомка заранее предупредила «сестру». Сговорились, чертовки.
Лена, разумеется, даже не думает спать, несмотря на поздний час. Сидит на краю кровати, босиком, с хитрой улыбкой на лице, в которой уже читается вся предстоящая ночь.
— Даня, как ты вовремя!
— Тут,
— Да и правда, — говорит Лакомка, приподнимая брови, будто действительно удивлена. — Тогда мы просто разденемся.
С этими словами она неторопливо сдвигает пальцами пояс халата — тот легко скользит вниз. Следом с её плеча сползает бретелька тонкой ночнушки. Шёлк плавно стекает по коже, и уже в следующую секунду её пятки мелькают по ковру в сторону кровати.
Хмыкаю, глядя ей вслед:
— Ну, хитрющая ты, конечно…
Иду следом, закрывая за собой дверь.
С первыми лучами солнца жёны снова включаются в организационный режим. Праздник, как ни крути, сам себя не устроит. Конечно, идеальный вылизанный бал с позолоченными арками и живыми павлинами здесь невозможен — всё-таки Антарктика, а не Москва. Да и не нужен он нам. Формат будет простой, почти полевой.
Я иду по коридорам Обители — перед банкетом хочу заглянуть к своим лысым монахам и убедиться, что всё у них в порядке. В переговорной меня встречают Первый и тот самый монах, который открыл мне ворота Южной обители. С тех пор я зову его просто «Вторым».
Вообще-то он тоже был Первым Мастером — здесь, как и в Западной Обители, у настоятеля может быть только один ученик. Но позывной «Первый» уже закреплён за перебежчиком с Западной обители, так что этот автоматически стал Вторым. Он, насколько помню, не возражал.
— Второй, — замечаю вдруг. — А у тебя чего щеки раздулись? Да вы издеваетесь что ли, блин! День у меня не служишь — а уже нажрал морду, как в анекдоте.
Второй виновато опускает голову — второй подбородок уже начинает проглядываться — и моргает с выражением почти детской раскаянности:
— Первый показал мне Великую Идею…
Из-за его спины тут же доносится голос Первого:
— Да только половину Идеи! А полная Высшая Идея — это, как наш лорд… — он запинается на полуслове, но мгновенно исправляется, — то есть, тьфу ты, как шеф сказал: еда и бабы.
При этих словах он бросает взгляд на проходящую мимо открытой двери Красивую. До сих пор видно ему мерещится так красивая девушка, в которую Красивая обернулась. Только тигрица почувствовала взгляд и оскалила клыки. Первый рефлекторно отводит глаза и втягивает голову в плечи.
— Но мы не торопимся, конечно… со второй половиной, — бормочет он уже значительно тише.
— Вот и правильно, — киваю я. — Потому что как только мы доберёмся до Невинска — я вас двоих поручу моей жене, Светлане Дмитриевне. А она вас так загоняет, что сбросите свои лишние балласты в первую же неделю.
Они оба замирают в испуге. И правильно. Светке после родов всё равно нужно будет чем-то себя занять. А
воспитание двух бывших аскетов — очень достойный способ отвлечься.— Шеф… — жалобно тянет Первый. — Ну почему так?
— Потому что, — пожимаю плечами. — с такими пузами я вас к женщинам пускать не собираюсь. Раздавите ещё кого-нибудь ненароком.
К вечеру праздник входит в свою главную фазу. А потом пора встречать гостей.
Портальная стела в зале мерцает мягким, пульсирующим светом. Из засиявшего портала выходит первый из самых высоких гостей. Сам Царь Борис.
Сначала он прибыл в Будовск на самолёте, а уже оттуда — напрямую через портал, выведенный специально для него в Южную Обитель. С Царем прибыла и свита. Среди них выделяется несравненная Ольга Валерьевна.
Конечно, сегодня княжна здесь не как репортёр, а как представительница древнего рода и родственница Государя. Улыбаюсь и княжне. Она отвечает сдержанной улыбкой, а потом вдруг тут же неожиданно подмигивает.
— Ваше Величество, для нас большая честь принимать вас здесь, — первым делом обращаюсь, конечно же, к Царю.
— Данила, — произносит он, остановившись напротив, — поздравляю тебя с победой над врагом человечества. С освобождением юга нашей планеты.
Он делает знак рукой — и один из советников подаёт мне тонкую папку, перевязанную золотой лентой. Плотная бумага, сухая печать на обложке.
— Это субсидии, — поясняет Царь. — На восстановление Междуречья. Всё-таки эта земля — часть Царства. Я не могу оставить тебя с этим грузом в одиночку.
Рядом со мной Лена буквально сияет. Радость в её глазах такая, что ни к чему и телепатия. Она прекрасно знает, во сколько обойдётся подъем всего региона — и сколько теперь сэкономим. Вообще, конечно, субсидии очень кстати, а то мне уже начало казаться, что выплачиваемые мной вассальные налоги — это просто побор какой-то. Но нет, Царь реабилитировался в моих глазах.
Я склоняю голову:
— Очень щедро с вашей стороны, Ваше Величество. Глубоко признателен.
В этот момент в зал входит гвардеец:
— Данила Степанович, прибыла принцесса Чилика.
Я боковым зрением замечаю, как Царь едва заметно удивился.
— Ведите сюда Ее Высочество. Ваше Величество, вы же не против?
— Нет, нисколько, Данила, — отвечает Государь.
Вскоре в зал приводят саму принцессу Чилику Кудрявые чёрные волосы обрамляют лицо с бронзовой кожей. На ней — белоснежный меховой пуховик с гербом провинции «Антарктика-Чили».
Бронзовая девушка подходит ближе:
— Данила Степанович. В честь освобождения Антарктиды я, как губернатор провинции «Антарктика-Чили», подписала меморандум о вечной дружбе между нашим регионом и вашим родом. Надеюсь, вы тоже его подпишете.
— Конечно, Ваше Высочество, — улыбаюсь.
Сбоку раздаётся короткое хмыканье Царя. Государь, разумеется, не признаёт никакую «провинцию Антарктика-Чили», как и другие государства, кроме разве что самого Чили. Но сегодня Царь не собирается высказываться об этом, отдавая дань уважения моим гостям.