Где апельсины зреют

— Почемъ-же я-то знаю, матушка! Вдь ты у насъ француженка, вдь ты разговаривала.

— Да вдь кто-жъ ихъ знаетъ! Разговариваешь, разговариваешь съ ними, а въ конц концовъ все равно настоящимъ манеромъ ни чего не понимаешь. Смотри, смотри, цлый лсъ пальмъ! Вотъ оказія, если мы ошиблись!

— Да не проспали-ли мы эту самую Ниццу-то — вотъ что? вмшался въ разговоръ Иванъ Кондратьевичъ. — Вдь вы сказывали, что Италія-то за Ниццей. Ниццу проспали, а теперь въ Италіи.

— И ума приложить не могу! разводила руками Глафира Семеновна, восторгаясь видами. — Смотрите, смотрите, скала-то какая и на ней домикъ. Да это декорація какая-то изъ балета.

— Совсмъ декорація… согласился Иванъ Кондратьевичъ. — Театръ — одно слово.

— Батюшки! заборъ изъ кактусовъ. — Цлый заборъ изъ кактусовъ… кричала Глафира Семеновна. — И лимонная роща. — Цлая лимонная роща. Нтъ, мы наврное въ Италіи.

— Проспали стало-быть Ниццу! сказалъ Иванъ Кондратьевичъ. — Ну, плевать на нее. Въ Италію пріхали, такъ въ Италію, тмъ лучше, все-таки къ дому ближе. А только что-же я шарманщиковъ не вижу? Вдь въ Италіи, говорятъ, весь народъ шарманщики. А тутъ, вонъ ужъ идетъ народъ, а безъ шарманокъ.

— Боже мой! И шляпы на мужикахъ итальянскія, разбойничьи. Нтъ, мы положительно пріхали въ Италію, продолжала Глафира Семеновна.

— Такъ спроси вонъ этого эфіопа-то, что къ намъ въ купэ давеча влзъ, чмъ сомнваться, сказалъ Николай Ивановичъ. — Онъ туточный, онъ ужъ наврное знаетъ, куда мы пріхали.

Глафира Семеновна откашлялась и начала;

— Монсье… се Итали? кивнула она въ окошко. — У сонъ ну апрезанъ?

— Tout de suite nous serons `a Cannes, madame… отвчалъ пассажиръ, осклабившись въ легкую улыбку и приподнимая свою дорожную шапочку.

— Ну, что? Проспали Ниццу? спрашиваетъ Николай Ивановичъ жену.

— Постой… Ничего не понимаю. Надо еще спросить. — Ну, а Ницца, монсье? Нисъ? Ну завонъ дорми и не савонъ рьянъ… Нисъ… Ну законъ пассе Нисъ?

— О, non, madame. А Nice nous serons `a six heures du matin.

— Слава Богу, не прохали! произнесла Глафира Семеновна. — Фу, какъ я давеча испугалась.

— Да ты спроси, Глаша, хорошенько.

— Мэ се не па Итали? снова обратилась Глафира Семеновна къ пассажиру.

— Non, non, madame. Soyez tranquille. L’Italie c’est encore loin.

— Мерси, монсье. Нтъ, нтъ, не прохали. Въ Ницц мы будемъ въ шесть часовъ утра. А только скажите на милость, какой здсь климатъ! Совсмъ Италія. Пальмы, апельсины, лимоны, кактусы. Да и лица-то итальянскія. Вонъ мужикъ идетъ. Совсмъ итальянецъ…

— Безъ шарманки такъ значитъ не итальянецъ, замтилъ Конуринъ.

— Молчите, Иванъ Кондратьичъ! Ну, что вы понимаете! Дальше своего Пошехонья изъ Петербурга никуда не вызжали, никакой книжки о заграниц не читали, откуда-же вамъ знать объ Италіи! огрызнулась Глафира Семеновна и продолжала восторгаться природой и видами. — Водопадъ! Водопадъ! Николай Иванычъ, смотри какой водопадъ бьетъ изъ скалы!

А съ моря между тмъ поднималось красное зарево восходящаго солнца и отражалось пурпуромъ въ синев спокойныхъ величественныхъ водъ. Начиналось ясное, свтлое, безоблачное утро. Изъ открытаго окна вагона вяло свжимъ, живительнымъ воздухомъ.

— Ахъ, какъ здсь хорошо! Вотъ хорошо-то! невольно восклицала Глафира Семеновна.

— Да, не даромъ сюда наши баре русскія денёжки возятъ, отвчалъ Николаі Ивановичъ.

— Cannes! возгласилъ кондукторъ, когда остановились на станціи.

Поздъ опять тронулся и дальше пошли виды еще красиве, еще декоративне. Солнце уже взошло и золотило своими лучами все окружающее. Справа синло море съ вылзающими изъ него по берегу громадными скалами, слва чередовались виллы, виллы безъ конца, самой прихотливой архитектуры и окруженныя богатйшей растительностью. Повсюду розовыми цвтками цвлъ миндаль, какъ-бы покрытыя блымъ пухомъ стояли цвтущія вишневыя деревья.

— Господи Боже мой! И это въ половин-то марта! воскликнулъ Николай Ивановичъ. — А у насъ подъ Питеромъ-то что теперь! Снгъ на полтора аршина и еще великолпный, поди, санный путь.

Прохали Грассъ. Опять справа море и слва виллы безъ конца, прилпленныя почти къ отвснымъ скаламъ. Наконецъ поздъ опять въхалъ въ тунель, пробжалъ по немъ нсколько минутъ и выскочилъ на широкую поляну. Виднлся городъ. Еще минутъ пять и паровозъ сталъ убавлять пары. Възжали въ обширный крытый вокзалъ и наконецъ остановились.

— Nice! закричали кондукторы.

— Ницца… повторила Глафира Семеновна и стала собирать свои багажъ.

V

На подъзд станціи толпились коммиссіонеры гостинницъ въ фуражкахъ съ позументами и выкрикивали названія своихъ гостинницъ, предлагая омнибусы. Супруги Ивановы и Конуринъ остановились въ недоумніи.

— Куда-же, въ какую гостинницу хать? спрашивала Глафира Семеновна мужа.

— Ахъ, матушка, да почемъ-же я то знаю!

— Однако, надо-же…

— Модное слово теперь, “вивъ ли Франсъ” — ну, и вали въ Готель де Франсъ. Готель де Франсъ есть? спросилъ Николай Ивановичъ по русски.

Коммиссіонеры молчали. Очевидно, подъ такимъ названіемъ въ Ницц гостинницы не было или омнибусъ ея не выхалъ на станцію.

— Готель де Франсъ… повторилъ Николай Ивановичъ.

— Постой, постой… Спроси лучше, въ какой гостинниц есть русскій самоваръ — туда и подемъ, а то нигд заграницей чаю настоящимъ манеромъ не пили, остановилъ его Конуринъ и въ свою очередь спросилъ:- Ребята! У кого изъ васъ въ заведеніи русскій самоваръ имется?

Коммиссіонеры, разумется, русскаго языка не понимали.

— Русскій самоваръ, пуръ те… опять повторилъ Николай Ивановичъ и старался пояснить слова жестами, но тщетно. — Не понимаютъ! развелъ онъ руками. — Глаша! Да что-же ты! Переведи имъ по французски.

— Самоваръ рюссъ, самоваръ рюссъ… Пуръ лобульянтъ, пуръ те… Эске ву аве данъ ли готель? заговорила она.

— Ah! madame d'esire une bouilloire!.. догадался какой-то коммиссіонеръ.

— Нтъ, не булюаръ, а самоваръ рюссъ, съ угольями.

— Самоваръ! крикнулъ Конуринъ.

— Mais oui, monsieur… Samovar russe c’est une bouilloire.

— Что ты все бульваръ да бульваръ! Не бульваръ намъ нужно, давай комнату хоть въ переулк. Что намъ бульваръ! А ты дай комнату, чтобы была съ самоваромъ.

— Иванъ Кондратьичъ, вы не то толкуете. Оставьте… Ни вы, ни они васъ все равно не понимаютъ, остановила Конурина Глафира Семеновна.

— Обязаны понимать, коли русскія деньги брать любятъ.

— Да что тутъ разговаривать! воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Дикіе они на счетъ самоваровъ. Брось, Иванъ Кондратьичъ, и залзай на счастье въ какой попало омнибусъ. Въ какую привезутъ гостинницу, та и будетъ ладна. Вдь мы все равно не знаемъ, какая хуже. Вонъ омнибусы стоятъ. Вали!