Где апельсины зреют

— Ахъ, какая прелесть! Да это просто волшебное царство! вырвалось восклицаніе у Глафиры Семеновны.

— Ловко размалевано! пробормоталъ Конуринъ.

— Что вы, что вы! Да это все натуральное, это природа.

— Неужто природа? А мн кажется, что нмецъ подсинилъ.

— Изъ-за того-то и здятъ сюда смотрть, что все это природное.

— Позвольте… Но какъ сосульки-то съ потолка? Сосульки совсмъ какъ въ зимнемъ саду “Аркадіи”.

— И сосульки отъ природы, отвчалъ Николай Ивановичъ и прибавилъ:- Однако, какъ-бы такая сосулька не оборвалась да по башк…

— Гд у нихъ тутъ лампы съ голубыми колпаками понавшаны — вотъ что я разобрать не могу, разглядывалъ гротъ Конуринъ.

— Да что вы, Иванъ Кондратьичъ, это натуральное освщеніе, отвчала Глафира Семеновна.

— Не можетъ-быть. Вотъ ужъ въ этомъ не разуврите. Гротъ безъ окошекъ, тутъ должны быть потемки, коли ежели безъ освщенія, а между тмъ свтло и только синевой отдаетъ.

— Понимаете вы это, электрическій свтъ, электричество…

— Вотъ это такъ, вотъ это пожалуй, но гд-же эти самые электрическіе фонари-то?

— Ахъ Боже мой! Да это натуральное электричество.

— То-есть какъ это? Безъ фонарей?

— Конечно-же безъ фонарей. Отъ природы…

— Что вы, барынька, невозможно этому быть. Николай Иванычъ, слышишь?

— Слышу, слышу, тревожно откликнулся Николай Ивановичъ, все еще смотрящій на свсившіяся сосульки. — Коли она говоритъ, то это врно. Она читала… Она по книжк… Электричество всякое есть: есть натуральное, есть и не натуральное. А то есть магнетизмъ… А все-таки я думаю, Глаша, что это не электричество, а магнетизмъ. Животный магнетизмъ… И магнетизмовъ два: животный и не животный. Какъ ты думаешь, Глаша?

— Ну, магнетизмъ, такъ магнетизмъ, а только натуральный.

Около нихъ въ другой лодк сидлъ англичанинъ въ клтчатомъ костюм. онъ вынулъ изъ корзинки коробочку, изъ коробочки досталъ живую бабочку и подбрасывалъ ее кверху, стараясь, чтобы она летла, но бабочка падала на дно лодки.

— Чудакъ-то этотъ и на Везувіи и здсь съ мелкопитающимися тварями возится, замтилъ Конуринъ про англичанина.

— Блажной должно-быть, отвчалъ Николай Ивановичъ и прибавилъ:- Боюсь я, какъ-бы эти сосульки съ потолка не оборвались да не създили по голов. Глаша, не пора-ли на пароходъ?

— Ахъ, Боже мой! Да дай полюбоваться-то.

— А вдругъ приливъ морской? Тогда и не выдемъ изъ грота. Слышала, что землякъ-то на пароход разсказывалъ?

— Да вдь никто еще не узжаетъ.

Англичанинъ выпустилъ воробья изъ другой коробочки. Воробеи взвился, полетлъ и слъ на сталактитовый выступъ на стн. Англичанинъ схватился за записную книжку и сталъ въ нее что-то записывать.

— Шалый, совсмъ шалый… Съ бабочками да съ воробьями здитъ, покачалъ головой Конуринъ.

— Ахъ, Боже мой! Да и здсь голые! воскликнула Глафира Семеновна.

— Гд? гд? спрашивали мужчины.

— Да вотъ на выступ стоятъ.

— Положительно мы въ дикомъ царств, на дикихъ островахъ, съ дикими сословіями, сказалъ Конуринъ.

Лодочникъ, державшійся на середин грота, всплеснулъ веслами и лодка поплыла къ выступу, гд стояли голые люди.

LXVIII

Голые субъекты, къ которымъ лодочникъ быстро подвезъ Ивановыхъ и Конурина, были искусные пловцы изъ мстныхъ жителей и дежурили въ грот въ ожиданіи туристовъ, дабы показать имъ свое умнье въ нырянь. Оки выпрашивали у туристовъ, чтобы т кинули въ воду серебряную лиру, ныряли на дно и доставали эту лиру, разумется уже присвоивая ее себ. Два-три туриста кинули по серебряной монет на дно, пловцы достали ихъ, подплыли къ лодк Ивановыхъ и Конурина и, стуча отъ холода зубами, просили и ихъ кинуть въ воду “ума монета”.

— Отчаливай, отчаливай отъ насъ, ребята. Лучше мы эти деньги пропьемъ на пароход на коньяк, махалъ имъ руками Конуринъ.

Глафира Семеновна, прикрывая лицо носовымт. платкомъ, кричала лодочнику:

— Синьоръ! Алле! Алле вонъ! Ассе для насъ. Довольно, довольно пуръ ву.

— А ля мезонъ! въ свою очередь крикнулъ ему, обрадовавшись, Николай Ивановичъ. — Греби на пароходъ, кривая камбала.

— Бато а ваперъ… прибавила Глафира Семеновна.

Лодочникъ заработалъ веслами. Когда лодка подъхала къ выходу изъ грота, морскои приливъ уже начался, вода прибыла и отверстіе, сквозь которое надо было прозжать, сдлалось уже.

— Вались въ растяжку! скомандовалъ Николай Ивановичъ и первый легъ на дно лодки. — Глаша! Ложись мн на спину да береги въ потьмахъ браслетку.

— Ну-ка, и я около васъ! Мала куча! воскликнулъ Конуринъ и повалился около Глафиры Семеновны.

— Аи, ай! Я щекотки до смерти боюсь! визжала та. — Говорятъ вамъ, Иванъ Кондратьичъ, что боюсь!

— Пардонъ, матушка, пардонъ! Должонъ-же я за что-нибудь держаться, отвчалъ Конурин.

Но лодка выскочила уже изъ грота. Сіяло голубое небо, на голубой водяной ряби играло золотое солнце. Вс поднялись со дна лодки и стали садиться на скамейки.

— Слава Богу! Выбрались на свтъ Божіи, сказалъ Николай Ивановичъ. — А я, признаться сказать, ужасно боялся, бы эти голубыя сосульки не сорвались съ потолка, да не сдлали-бы намъ награжденіе по затылку. Да какое по затылку! Сосульки въ дв-три сажени. И лодку-то бы перевернуло да и изъ насъ-то бы отбивныя котлеты вышли.

— И тогда прощай Иванъ Кондратьичъ. А мадамъ Конурина была-бы вдова съ малолтними сиротами! вздохнулъ Конуринъ и прибавилъ:- А что-то она, голубушка, теперь въ Питер длаетъ?

— Знаемъ, знаемъ. Не досказывайте. Чай пьетъ, перебила его Глафира Семеновна.

Лодка причалила съ пароходу. Контролеръ уже ждалъ Ивановыхъ и Конурина и кричалъ имъ съ палубы:

— Лодочнику два франка и что-нибудь на макароны.

— На, подавись, чумазый, сказалъ Конуринъ, разсчитываясь съ лодочникомъ. — Вотъ теб на макароны, вотъ теб и на баню, чтобы вымыть физіономію личности.

Лодки съ пассажирами все прибывали и прибывали къ пароходу. Самою послднею приплыла лодка съ англичаниномъ въ клтчатомъ шотландскомъ пиджак. Онъ сидлъ въ лодк и записывалъ что-то въ записную книжку. Въ плетеной корзинк вмст съ коробками лежали привезенные имъ изъ грота камушки, нсколько мокрыхъ раковинъ, билась еще живая маленькая рыбка и ползала маленькая черепаха.

— И чего это онъ съ мелкопитающимися животными наскомыми возится! дивился Конуринъ, пожимая плечами.

Пароходъ началъ давать свистки, вызывая изъ грота туристовъ, подождалъ еще немного и, захлопавъ колесами, тронулся дальше, огибая отвсную скалу. Пошли скалы отлогія, на скалахъ виднлись деревушки съ небольшими бленькими домиками и наконецъ показался городъ, расположенный на скалахъ террасами.

— Вонъ направо на самомъ берегу голубой домикъ виднется. Это-то и есть гостинница Голубаго Грота… указывалъ контролеръ. — Какъ остановимся, передете на берегъ на лодк, въ эту гостинницу и идите.