Где апельсины зреют

— Cattedrale… Palazzo Ducale… Je suis ciceroni, madame…

Глафира Семеновна даже вздрогнула отъ неожиданнаго появленія около нихъ потертыхъ личностей.

— Что это? И тутъ проводники? Не надо намъ, ничего не надо, сами все осмотримъ, отвчала она и повела мужчинъ въ соборъ Святаго Марка.

Въ собор также проводники, предлагающіе свои услуги. Одинъ изъ нихъ, не дождавшись приглашенія для услугъ, самымъ назойливымъ манеромъ шелъ рядомъ съ Ивановыми и Конуринымъ и на ломаномъ нмецкомъ язык разсказывалъ имъ достопримчательности собора. Николай Ивановичъ нсколько разъ отмахивался отъ него и цдилъ сквозь зубы слово “брысь”, но проводникъ не отставалъ.

— Пусть бродитъ и бормочетъ. Все равно ему ничего отъ насъ не очистится, проговорилъ Конурин.

Компанія не долго пробыла въ собор и опять вышла на площадь. Назойливый проводникъ по прежнему былъ около. Онъ уже перешелъ на ломаный французскій языкъ и предлагалъ Глафир Семеновн осмотрть стеклянную фабрику.

— Прочь, говорятъ теб! закричалъ на него Николай Ивановичъ, но проводникъ не шевелился и, продолжая бормотать, кланялся.

Глафира Семеновна улыбнулась.

— Даромъ предлагаетъ свои услуги: говоритъ, что ему ничего не надо отъ насъ, общаетъ даже, что я какой-то подарокъ получу на память отъ фабрики, сказала она.

— Даромъ и подарокъ? спросилъ Конуринъ. — Что за шутъ такой! Ну, пусть ведетъ, коли даромъ.

— Да, даромъ. Увряетъ, что онъ агентъ этой фабрики, переводила Глафира Семеновна.

— Хорошъ фабрикантъ, если такого оборванца агентомъ держитъ! покачалъ головой Николай Ивановичъ.

Компанія, однако, отправилась за проводникомъ. Стеклянная фабрика, о которой говорилъ проводникъ, находилась тутъ-же на площади, надъ галлереею лавокъ. По выденнымъ временемъ каменнымъ ступенямъ забрались они въ третій этажъ и очутились въ небольшой мастерской, гд работники и работницы при помощи лампъ и паятельныхъ трубокъ тянули цвтныя стеклянныя нитки и длали изъ нихъ разныя подлки въ вид корзиночекъ, плято подъ подсвчники и т. п. Чичероне-агентъ, передавъ Ивановыхъ и Конурина элегантно одтому прикащику, тотчасъ-же исчезъ. Прикащикъ началъ водить ихъ по мастерской. Между прочимъ, онъ подвелъ ихъ къ столу, гд длалась стеклянная мозаика, довольно долго что-то разсказывалъ, мшая французскія, нмецкія и англійскія слова, и спросилъ Глафиру Семеновну, какъ ее зовутъ.

— Муа? Ахъ, Боже мой! Да зачмъ вамъ? Пуркуа? удивилась та.

— Vous recevrez tout de suite le souvenir de notre fabrique…

— И этотъ про подарокъ говоритъ, продолжала она удивляться. — Ну, хорошо. Бьянъ. Же сюи Глафиръ Ивановъ.

— G et I… сказалъ прикащикъ рабочему.

Рабочій взялъ шарикъ изъ голубаго стекла, воткнулъ въ него заостренную шпильку и, приблизивъ шарикъ съ ламп, путемъ паятельной трубки началъ выдлывать на немъ изъ молочно-благо стекла иниціалы Глафиры Семеновны. Вышла булавка.

— Voilа madame… протянулъ ее прикащикъ Глафир Семеновн.

— Ахъ, какъ это любезно съ ихъ стороны! воскликнула та. — Комбьянъ са кутъ?

— Rien, madame…

— Боже мой! Подарокъ… Вотъ онъ подарокъ-то! Мерси, монсье. Николай Ивановичъ, смотри, какіе любезные люди… Булавку подарили… Проводникъ не солгалъ про подарокъ… Не понимаю только, что имъ за разсчетъ?.. Право, удивительно.

— Ну, а намъ-то будетъ что-нибудь? — спрашивалъ Конуринъ.

— Вамъ-то за что? Вы мужчины, а я дама.

Изъ мастерской прикащикъ привелъ Ивановыхъ и Конурина въ складъ съ произведеніями фабрики. Это былъ роскошнйшій магазинъ пестрой стеклянной посуды и подлокъ изъ стекла. Тысячи хорошенькихъ стаканчиковъ, вазочекъ, рюмокъ и туалетныхъ бездлушекъ. На всхъ предметахъ ярлычки съ цнами. У Глафиры Семеновны такъ и разбжались глаза.

— Батюшки! какія хорошенькія вещички! И дешево! — воскликнула она. — Николай Иванычъ! Смотри, какой прелестный стаканъ. Вотъ купи себ этотъ стаканъ съ узорами. Всего только пять франковъ стоитъ.

— Да на что онъ мн, милая? На кой шутъ? Чай изъ него дома пить, такъ онъ кипятку не выдержитъ и лопнетъ.

— Ахъ, Боже мой, да просто на память объ Венеціи.

— Не надо, милая, не надо!

— Ну, ты какъ хочешь, а я все-таки себ куплю. Вотъ эти стаканчики для ликера, напримръ. За нихъ въ Петербург вдь надо въ трое, въ четверо заплатить. А посмотри, какіе премиленькіе флакончики для туалета! И всего только восемь франковъ за пару… Вдь это почти даромъ…

И Глафира Семеновна начала отбирать себ вещи. Черезъ часъ они выходили изъ магазина, нагруженные покупками. Конуринъ также купилъ жен два стакана и флаконъ для духовъ.

— Девяносто два франка не пито, не дено посяно, вздыхалъ Николай Ивановичъ и, обратясь къ жен, сказалъ:- Вотъ ты говорила давеча, какой имъ разсчетъ дарить на память булавки. Не замани тебя этотъ злосчастный проводникъ подаркомъ на фабрику — не просолили-бы мы на фабрик девяносто два четвертака. А вдь четвертакъ-то здсь сорокъ копекъ стоитъ.

— Ну, что тутъ считать! Вдь для того и похали заграницу, чтобъ деньги тратить. Зато какія вещицы! Прелесть! Прелесть! перебила мужа Глафира Семеновна.

— Дйствительно, ловко дйствуютъ здсь. Умютъ дураковъ заманить, бормоталъ Конуринъ. — Изъ-за этихъ покупокъ и оборванецъ-то съ нами по собору мотался и не отставалъ отъ насъ. Вдь вотъ теперь за вс наши покупки съ фабрики процентъ получитъ. Ахъ, пройдохи, пройдохи! А что, не завести-ли и мн въ Петербург такихъ пройдохъ, чтобъ заманивали въ мой колоніальный магазинъ? вдругъ обратился онъ къ Николаю Ивановичу. — Пусть-бы бгали по Елинскому и Обуховскому проспекту и загоняли въ магазинъ покупателей. “Дескать, въ сувениръ апельсинъ или голандскую селедку. Пожалуйте обозрть магазинъ Конурина”. На апельсинъ покупателя заманишь, а онъ, смотришь, фунтъ чаю да сига копченаго купитъ и голову сахару.

— Что ты, что ты! Такихъ дураковъ у насъ въ

Питер много не найдешь! отвчалъ Николай Ивановичъ.

— А и то пожалуй, что дураки-то только по Венеціямъ здятъ, а дома все умные остаются.

— Прекрасно, прекрасно! подхватила Глафира Семеновна. — Стало быть вы себя къ дуракамъ причисляете? Вдь вы тоже стаканы купили.

— А то какъ-же? Я ужъ давно объ этомъ говорю. Конечно-же дуракъ, коли за границу похалъ. Ну, на что она мн эта самая за граница?

На площади ихъ встртилъ проводникъ, приведшій ихъ на фабрику. Онъ почтительно кланялся и нашептывалъ что-то Глафир Семеновн по французски.

— На кружевную фабрику предлагаетъ идти, обратилась та къ мужу. — Говоритъ, что тоже агентъ…

— Нтъ, нтъ! Ни за что на свт! Довольно. Что это, помилуйте! Фабрику кружевную теперь еще выдумалъ! возопіялъ Николай Ивановичъ. — Ежели ты на стеклянной фабрикъ съ умла девяносто два четвертака оставить, такъ на кружевной ты триста оставишь.

— Послушай, а можетъ быть и на кружевной мн будетъ какой-нибудь сувениръ? Кружевную барбочку подарятъ.

— Не желаю я сувенировъ! Понимаешь ты, не желаю! Брысь, господинъ агентъ! Прочь! Провались ты къ чорту на рога!