Гений

— Переживёшь. Поначалу кажется, что это просто. Но когда ты станешь старше и твой ум начнёт осознавать больше, ты начнёшь жалеть о своей детской несдержанности. Но будет поздно. И это останется с тобой навсегда, и будет грызть тебя, всегда. Так что лучше не начинать. Представь, что это твоя смерть. Стоит ли оно того, чтобы закончить твою жизнь? Если нет, то не убивай.

— Веру за Тонга совесть не грызёт. Ей его даже не жалко. И это не с её слов, я это точно знаю, мы память сливали, я видел.

— Дело не в совести, — Шен медленно глубоко вдохнул, переплёл пальцы и стал говорить, так медленно подбирая слова, как будто это было смертельно важно: — И не сравнивай себя с госпожой — это не одно и то же. Женщины… они как звери. У них нет логики, нет ума, нет совести, им всё это заменяет их врождённое звериное чутьё, которое работает быстро и безошибочно, в отличие от мужского ума. Женщины врут, воруют, предают и убивают ради двух вещей — еды и безопасности, они действуют на своей территории, чтобы защитить и прокормить себя и детей, поэтому они никогда не сомневаются, они божественно правы изначально, и поэтому безгрешны, что бы ни сотворили, их нельзя судить, как нельзя судить тигрицу за убийство добычи, которую она съела, или убийство охотника, который пришёл за её шкурой. Если она убила, значит она не могла по-другому. А ты можешь. Мужчины — не звери, хотя необразованное большинство склонно так считать, но это не так. У мужчин, в отличие от женщин, есть сила, позволяющая остановиться и подумать. Женщины никогда не ходят на войну — они считают её по сути бессмысленной, потому что их мышление ограничено собственной территорией, им чужая не интересна. Женщина на своей территории — царица, она в центре мира, и мир ей подчиняется и поклоняется, требуя в ответ всю силу, которая у этой женщины есть, на большее её силы не хватает. А мужчины смотрят на мир, всегда стоя на границе между своей и не своей территорией. Потому что для того, чтобы женщина могла о внешнем мире не думать, о нём должен думать мужчина. Думать очень внимательно и осторожно, потому что любой шаг за воротами своего дома имеет последствия, и если ты во внешнем мире сделаешь что-то, от чего во внутреннем мире жизнь станет хуже, это будет полностью твоей виной. Делай осмысленно каждый шаг, даже самый мелкий и незначительный. Это внутри дома тебя простят, если ты поведёшь себя глупо, потому что внутри дома ты всегда ребёнок. А внешний мир не прощает ничего и никому, особенно мужчинам. Убийство — самая необратимая вещь во всех мирах, помни об этом каждую секунду. Это легко сделать, но очень тяжело будет потом, когда ты осознаешь, что уже это сделал, и что мир уже никогда не будет таким, каким был, пока этот человек был жив.

Барт поморщился:

— Так говорите, как будто сами не убивали.

— Я не говорю, что убивать нельзя или убивать плохо. Я говорю, что убийство — это серьёзно. Нельзя убивать на эмоциях, нельзя убивать случайно, если ты принимаешь решение о чьей-то смерти, ты должен обдумать это холодным умом, рассмотреть все варианты, оценить и принять мир без этого человека, принять последствия, цену, которую тебе придётся за это заплатить, а она всегда есть, особенно когда кажется, что её нет. И я не о золоте, я о человеческой памяти, в том числе, твоей. Этот человек может ничего для тебя не значить, но для кого-то другого он может быть центром мира, и их мир рухнет, и они обвинят в этом тебя. И будут мстить. И будут правы.

Барт молчал — ему было всё равно. Он пытался представить рядом с Эриком какую-то абстрактную мать или отца, но в своей фантазии он мог только высказать им, какое дерьмо они породили, а они в ответ ухмылялись как Эрик, и всё.

Шен молчал, пока Барт не поднял на него глаза, пытаясь понять, можно ли уже идти. Шен сказал:

— Я не запрещаю тебе. Я просто хочу, чтобы ты думал. Если ты ошибёшься, я помогу тебе справиться с осязаемыми последствиями, но с памятью я ничего не сделаю, ни с твоей, ни с чужой, это останется с тобой на всю жизнь. Убитого тобой человека не будет, меня не будет, госпожи, ради которой ты это сделал, не будет, а ты будешь, и память будет с тобой. Просто учитывай.

Барт попытался изобразить прохладное равнодушие и кивнул:

— Хорошо, я буду учитывать. Я не буду его убивать, но кости переломаю.

— Хорошо. Я санкционирую эту дуэль, если ты готов назначить её на завтра.

Барт нахмурился:

— Почему?

— Чтобы у тебя было время подумать.

— Я её всё равно не отменю.

— Зато ты сможешь успокоиться и осознать, что вызвал человека, который старше, сильнее и опытнее тебя.

— Мне всё равно.

— Вот это и плохо. Но у тебя ещё есть время, чтобы это исправить.

Барт молчал — на самом деле, он врал, он действительно уже успокоился и начал осознавать всю глубину той ямы, в которую сам себя загнал. Шен помолчал ещё немного, потом спросил, как будто давая шанс передумать:

— Так что, я объявляю? На завтра?

Барт думал, Шен хотел этого и он этого добился — мозги включились, но было уже поздно.

«Если я сдам назад сейчас, Эрик будет ухмыляться мне в лицо с полным правом. Нет, я ничего не отменю. Если я проиграю, то просто буду стажёром, который с психу быканул на лучшего бойца отдела и закономерно не осилил, а если выиграю… О, я буду легендарен. И это того стоит.»

Он посмотрел на Шена прямо и сказал:

— Да.

— Пойдём.

Шен выглядел так, как будто на этот ответ и рассчитывал, но было у Барта подозрение, что если бы он дал другой ответ, Шен выглядел бы точно так же.

«Как ему удаётся так хорошо держать лицо? Блин, вот бы мне так.»

Они в молчании пошли в сторону тренировочного зала, Шен сказал дежурному по пути:

— Труби общий сбор.

Дежурный стрельнул глазами на Барта, как будто искал синяки, достал амулет сирены и активировал его, везде зазвенело, из кабинетов стали выглядывать заинтересованные лица. Шен громко сказал:

— Сбор в тренировочном зале, вызов на дуэль.

Со всех сторон завопили и засвистели, Барт поморщился — животные, все любят зрелища, особенно когда бьют не их.

Когда они дошли до спортзала, половина дежурной группы уже была там, Эрик стоял без рубашки, забинтованный от подмышек до пояса, ухмылялся. Шен прошёл к центру и остановился там, стал ждать. Люди прибывали быстро и шумно, собралась толпа, набилась вдоль стен, оставив пустой круг с одиноко стоящим в центре Шеном и смотрящим на него Бартом.

Шен окинул взглядом толпу и сказал:

— Все здесь? Закрывай, — указал ближайшему к двери парню на замок, тот закрыл дверь и подпёр её спиной. Шен громко сказал:

— Итак, сегодня, здесь, Кан Барт, второй наследник Кан, вызывает на дуэль Эрика, сына Оскара, причина — оскорбление сестры. Бой до первой крови, использование магии и амулетов в любом виде разрешается. Завтра, здесь, в шесть вечера. Ты подтверждаешь вызов? — он посмотрел на Барта, Барт ответил:

— Да.

Его голос по сравнению с голосом Шена звучал как щенячий тявк, парни вокруг заухмылялись, Шен посмотрел на Эрика:

— Ты принимаешь вызов?

— Да, — усмехнулся Эрик, Барт тоже усмехнулся — по сравнению с голосом Шена голос Эрика тоже звучал не особо круто. Но парни не смеялись. Все продолжали смотреть на Барта с ироничной жалостью, как будто не могли понять, на что он вообще рассчитывает. Шен выглядел так, как будто тут происходит предельно серьёзное историческое событие, и те, кто этого не осознаёт, дебилы, но он их прощает, потому что они «необразованное большинство».

— Тогда завтра, в шесть, на этом месте. А сейчас ты отправляешься на штрафное дежурство, за то, что оставил пост. Я давал тебе время собраться, ты им воспользовался?

Эрик с усмешкой задрал подбородок:

— Я готов.

Шен невозмутимо кивнул на него дежурному магу:

— В горы. Остальные свободны.

Телепортист подошёл к Эрику и исчез вместе с ним, парни потянулись к двери, обтекая Шена и двухметровый пустой круг вокруг него, Барт стоял в этом круге и ждал, опасаясь, что его затопчут, если он попробует втиснуться в этот поток. Когда поток стал менее плотным, он попытался сунуться, но Шен положил ему ладонь на плечо и молча подтолкнул в сторону единственного бойца, который никуда не торопился, Барт с удивлением посмотрел на него — Мартин. Потом с ещё большим удивлением посмотрел на Шена, но Шен на него не смотрел. Мартин подождал, пока из зала выйдут все, подошёл к ним и молча остановился напротив, Шен чуть улыбнулся и сказал ему: