Герцогиня и "конюх"

– - Ваша светлость! Моя обожаемая невеста Анна!
– - послышался вздрагивающий красивый голос Морица.

Все задрожало в Анне Иоанновне -- и руки, и ноги, и сердце. Кровь горячей струей забилась в жилах... И жутко, и до смерти сладостно сделалось ей.

– - Я поджидал вас здесь, в лесу, Анна, -- по-французски сказал граф Саксонский.
– - Я ведь узнал, куда вы поехали. Вы виделись с этим проклятым медведем Меншиковым. И знаете, что со мной произошло сейчас? Какие-то наемные убийцы стерегли меня. Они из засады стреляли в меня, -- смотрите, я ранен в руку, Анна! Но что такое какая-то жалкая царапина в сравнении с моей к вам любовью!

Любовь и тревога за участь этого человека всколыхнули душу Анны Иоанновны, но это был лишь один момент.

– - Мне неудобно разговаривать с вами здесь, на проезжей дороге, ваше высочество, -- сухо промолвила она.
– - Вы видите, я -- не одна. Если вам угодно побеседовать со мной, я прошу вас пожаловать ко мне сегодня попозже, часа через три, в мой замок...

Мориц был удивлен холодным тоном герцогини.

– - А как я могу приехать к вам? Открыто?
– - с неудовольствием спросил он.

– - Совершенно открыто. Вас будут ожидать, вас встретят, -- ответила Анна Иоанновна и по-немецки крикнула кучеру: -- Пошел!

Старый замок Кетлеров, резиденция-тюрьма вдовствующей герцогини, был освещен.

Первым лицом, которое встретила Анна Иоанновна при входе в свои покои, была ее гофмейстерина Клюгенау. Заметив смертельную бледность, покрывавшую лицо ее повелительницы, красавица баронесса всплеснула руками.

– - О, Боже! Вам дурно, ваша светлость?
– - засуетилась она.

Анна Иоанновна отвела ее рукой и твердо произнесла:

– - Позовите ко мне Бирона, если он находится в замке.

Гофмейстерина изменилась в лице и круто отвернулась от ее светлости.

В глубоком изнеможении, бессильно опустив руки, сидела царственная митавская затворница в кресле. Она не переменила туалета, в котором ездила на свидание со светлейшим. Не до того, должно быть, было ей. Глубокие складки бороздили ее лоб. Какая-то тревожная мысль залегла на ее лице.

Раздался стук в дверь.

– - Войдите!
– - крикнула Анна Иоанновна по-немецки.

На пороге стоял Бирон.

Пожалуй, никогда, даже впоследствии, когда этот "конюх" находился на высших ступенях власти, на его лице не, играла столь торжествующая улыбка, полная удовлетворенного самолюбия, злорадства, как в этот момент. Взор его красивых, выразительных глаз впился в скорбно-понурую фигуру сидящей Анны Иоанновны.

– - Это -- вы... это -- ты, Эрнст Иванович?
– - тихо проговорила она.
–

– - Как видите, ваша светлость...
– - ответил Бирон, не трогаясь с места.

– - Подойди сюда... поближе... мне надо сказать тебе несколько слов...

Бирон подошел.

– - Вот что, Эрнст Иванович! Скоро сюда прибудет принц Мориц Саксонский... Я назначила ему свидание сегодня вечером.

Глубокое изумление отразилось в глазах Бирона.

– - Что же вам угодно от меня, ваша светлость?
– - насмешливо спросил фаворит, которого Анна Иоанновна в этот период времени держала еще "в черном теле".

– - Так как мой обер-гофмаршал Петр Михайлович сегодня отсутствует, ибо он отправился к светлейшему,то его обязанности я возлагаю на тебя. Я поручаю тебе встретить и проводить в парадный зал Морица и доложить мне о его прибытии.

Бирон побледнел.

– - Ваше высочество, ваша светлость!
– - дрогнувшим голосом проговорил он.
– - Рискуя навлечь на себя ваш гнев, я тем не менее отказываюсь исполнить ваше приказание.

Он ожидал вспышки злости, бешенства и был поражен кротким голосом, каким герцогиня апатично и спокойно спросила его:

– - Почему ты отказываешься, Эрнст Иванович?

– - Да потому, что это свыше моих сил! Неужели вы полагаете, что здесь, -- Бирон стукнул себя по сердцу, -- что здесь находится не сердце, а камень? Или вы, порфироносицы, твердо убеждены, что любовь, ненависть и ревность составляют исключительно вашу привилегию? А простые смертные, дескать, рабы только?
– - Бирон преобразился. Как большой и умный актер, он нашел для этого случая особые интонации голоса.
– -Я не могу встречать Морица, потому что я глубоко ненавижу его, потому что он грубо оскорбил меня. Ваша светлость! Не забывайте, что тот человек, которому хоть единый раз довелось увидеть солнечный луч, страшится и ненавидит тьму. Видеть торжество другого человека в то время, когда твое собственное сердце обливается кровью из-за одной и той же причины, -- это та пытка, до которой не дошли даже святые отцы инквизиции...

Всю эту тираду Бирон произнес тем гневно-проникновенным голосом, с тем пафосом, который сильно действует на глупых, рыхлых женщин.

– - Ах, ты вот о чем...
– - печально улыбнулась Анна Иоанновна.
– - Только ты неправду говоришь: и у нас, носящих горностай, есть чувство и сердце, Эрнст. Принеси мне вина, мне что-то не по себе.

Бирон послушно вышел.

Тогда герцогиня в отчаянии заломила руки.

– - Не иметь права никогда принадлежать себе!
– - оскликнула она.-- О, этот горностай...

Бирон вернулся с вином.

– - Налей!
– - приказала Анна Иоанновна.

Он налил кубок.

Герцогиня с жадностью выпила мелкими глотками и воскликнула:

– - Хорошо!.. Теперь я понимаю, почему у нас на Руси так любят прибегать к сей отраве. Мутится ум, а на душе светло так становится... Да ты, Эрнст Иванович, не волнуйся: сегодняшнее свидание будет последним с ним... с Морицем. Понял?

– - Ваша светлость!.. Вы не шутите?
– - бросился к ногам герцогини Бирон.-- Правда это?

– - Правда.

Бирон стал осыпать поцелуями руки Анны Иоанновны; а она, задумчиво склонив голову, тихо промолвила:

– - Да, да, все кончено, мой верный вассал. Ступай, скажи Эльзе Клюгенау, чтобы она пришла помочь мне одеться, а сам ожидай Морица.

* * *

Сильно дрожали руки красавицы Эльзы Клюгенау, когда она помогала герцогине облачаться в ее парадный туалет.

– - Ваша светлость, разве вы наденете корону?
– - удивленно спросила она.