Герцогиня и "конюх"

– - Осторожнее!
– - крикнул Бирон, тоже хватаясь за шпагу.
– - Не всякий может подходить столь близко к священным ступеням трона, хотя бы и не королевского. Назад!

– - Встаньте на ваше место, обер-камер-юнкер!
– - крикнула Анна Иоанновна и снова обратилась к Морицу: -- Да, ваше сиятельство, там, у себя в будуаре, я полагала, что говорю с человеком, чье происхождение безупречно. Там русская царевна и герцогиня видела в своем госте принца чистой крови, с которым она может связать себя узами брака. Но вот сегодня я узнала, что не имею права вступить с этим человеком в брак потому, что он, этот брак, может покрыть несмываемым бесчестием и меня, и все Российское государство. _ Мориц зашатался на месте.

– - Кто, кто осмелился сказать это и почему?
– - хрипло вырвалось у него.

– - Вы любопытствуете узнать: кто? Извольте, я скажу: его светлость князь Меншиков. А почему... вам и это угодно слышать?

Мориц стоял как окаменелый.

– - Потому что этот человек... что вы, ваше сиятельство, изволите быть рождены от незаконной матери, от метрессы вашего отца, -- продолжала Герцогиня, спустившись со ступеней "трона".-- Вы обманули меня, Мориц, скрыв тайну вашего происхождения... и поэтому я... я возвращаю вам данную мною клятву быть вашей супругой. Советую вам в дальнейших поисках знатных невест быть более откровенным с ними. Прощайте!

И, гордо кивнув головой вконец ошеломленному претенденту на курляндский престол и на свою руку, Анна Иоанновна, сопровождаемая смертельно бледной гофмейстериной, баронессой фон Клюгенау, величественно вышла из зала.

Секунда, другая... Мориц провел дрожащей рукой по пылающей голове и тихо-тихо, колеблющейся походкой пошел к выходу.

Бирон торжествующе глядел ему вслед.

VI

"НАШЕСТВИЕ" МЕНШИКОВА НА МИТАВУ. ДВА СОПЕРНИКА

Свидание Бестужева с Меншиковым состоялось в час ночи в Риге, в тот же самый день, когда у светлейшего была и Анна.

Тут же присутствовал и князь Василий Лукич Долгорукий.

– - Вы что же это, любезнейший Петр Михайлович, изволили заварить в Митаве?
– - резко напустился на резидента всесильный вельможа.
– - Как вы могли допустить избрание Морица герцогом, раз вам было ведомо, что это не угодно государыне и вредно русским интересам?

Бестужев не растерялся. Старый дипломат проснулся в нем.

– - Ваша светлость, вам должно быть известно, что я не имею права руководить волей и желанием сейма, -- спокойно ответил он.

– - Сейм! Что вы мне толкуете об этих пустоголовых баранах! Выбирают не они, а те, кто ими руководит... А ваше дело, как дипломата, заключалось в том, чтобы склонить и маршала, и канцлера в нашу пользу.

Бестужев повернулся к Долгорукому:

– - Благоволите, ваше сиятельство, передать его светлости суть вашей сегодняшней беседы с депутатами.

Долгорукий обратился к светлейшему:

– - Ваша светлость! В силу данной мне инструкции я представлял ваше имя и имя герцога Голштейнского, а о гессен-гамбургских князьях еще не упоминал. Когда я беседовал сегодня с курляндцами, они мне прямо заявили, что ни вас, ни герцога Голштейнского избрать они не могли по нескольким причинам. Во-первых, вы -- неведомый для них кандидат, а герцог слишком еще молод, ему всего тринадцать лет. Во-вторых, -- и это главное -- об имени вашей светлости по киршпилям нигде упомянуто не было. Стояло только одно имя Морица, -- вот почему они его и выбрали. Теперь депутаты изменять свой выбор не намерены. Они считают, что поступили весьма благоразумно, избрав Морица, так как в противном случае Речь Посполитая разделила бы Курляндию на воеводства. Я, ваша светлость, объявил им, что если они не учинят новых выборов и не отвергнут Морица, то с ними будет поступлено иным образом, весьма для них суровым.

– - И, клянусь, я поступлю так!!
– - вырвалось у одураченного Меншикова. Жилы напряглись на его лбу и висках, лицо побагровело. Он затопал ногами.
– - Да, да! Я, я, Меншиков, смирю эту курляндскую сволочь.

И глубокой ночью он вступил с большим отрядом в Митаву, окруженный конвоем.

Это курьезное вступление походило на нашествие какого-нибудь хищного и алчного завоевателя на мирный, отнюдь не воинственный городок.

Митава, жившая все это время чутко-напряженной, нервной жизнью, проснулась от топота и грохота входивших "войск".

– - Что это такое? Was ist das? Diese Soldaten... Aber was soll das bedeuten? {Это солдаты. Что же должно это означать? (нем.).} -- в недоумении и испуге высовывались из готических окон буколических домов головы достопочтенных бюргеров в ночных колпаках и бюргерш в спальных чепцах.

А "светлейший" Данилыч, по-видимому, не на шутку возомнил себя ликующим триумфатором, Ганнибалом, Юлием Цезарем.

– - Я покажу вам, как не повиноваться Российской державе, раз я, Меншиков, желаю быть вашим герцогом!
– - шептал он, упоенный своей властью.

Утром к нему явился Мориц Саксонский.

Меншиков принял его надменно, почти грубо. "Пирожник" закусил удила и плохо отдавал себе отчет в том, что делает.

Мориц после нанесенного ему герцогиней оскорбления был тоже взвинчен до последней степени.

Эта встреча соперников по претендентству на курляндскую корону не предвещала ничего доброго.

– - Узнав, что вы избраны герцогом, ваше сиятельство, я нарочно прибыл в Митаву, чтобы опротестовать такое избрание сейма, -- начал Меншиков.

Мориц, выпрямившись, воскликнул:

– - Вот как?

– - Да, это -- воля и желание государыни императрицы.

– - Теперь -- увы!
– - это поздно, ваша светлость! Вы опоздали: сейм кончился, чины разъехались. Сейм выбрал меня, и никого иного теперь выбрать он не может, -- насмешливо проговорил Мориц.

– - Это мы увидим!
– - гневно воскликнул Меншиков.
– - Герцогом Курляндским желаю быть я!

– - Ну, одного вашего желания еще недостаточно, чтобы так и случилось, -- звонко расхохотался Мориц. Злоба к человеку, который так оскорбил его перед Анной Иоанновной и так опозорил его, заклокотала в побочном сыне короля Августа, и он резко продолжал: -- Я явился к вам, милостивый государь, только как к представителю ее величества государыни императрицы, с целью оповестить вас о моем избрании, дабы это, через вас так же, стало ведомо ее величеству. Избавьте же меня от удовольствия слушать ваши гневные смешные запугивания! Потрудитесь не забывать, что вы говорите с сыном короля и избранным герцогом Курляндским.

Голова Морица гордо откинулась назад, в глазах засветилось глубокое презрение к стоявшему перед ним худе* родному выскочке.

Меншиков побагровел от бешенства.

– - Я... я не знаю... официального сына короля Августа Второго; я знаю только графа Морица Саксонского, вступать с которым в брак я вчера именем императрицы запретил ее высочеству и светлости Анне Ивановне, -- хрипло произнес он.
– - Кха, кха! И понимаете... понимаете, вы никогда не получите руки ее высочества!

Мориц презрительно усмехнулся:

– - Вы, по-видимому, любезнейший, полагали удивить, поразить меня этим сообщением? Но вы жестоко ошиблись: я сам раздумал брать себе в супруги особу, забавляющуюся во вдовстве с полутайными, полуявными фаворитами. И если я вчера не бросил этого в лицо "русской царевне", то единственно потому, что воспитал в себе рыцарский взгляд на женщину, тот взгляд, о котором вы, конечно, вследствие вашего низкого происхождения не имеете и представления. А вот за те фразы, которые вы изволили произнести о моем царственном, -- Мориц ударил себя в грудь, -- происхождении, я от вас потребую сатисфакции.