Гибель Марса

– - У всех дело...

– - Мы поднимемся?
– галантно осведомился Леха.

Женщина молчала. Я шагнул на первую ступеньку.

– - Петрович...
– - как-то странно произнесла она.

Петрович вскинул свой дробовик и ткнул меня в спину.

– - Не надо стрелять, -- попросил я.
– Мы все поняли и уйдем.

– - Петрович!
– снова произнесла квашня на палочках.

– - А ну топай!
– надавил он ружьем и заставил нас подняться по лестнице.

Мы очутились в темном гостиничном коридоре, освещенным только светом из комнат. Теперь я понял, откуда несло мочой и человеческим испражнениями.

– - Давай! Давай!
– подталкивал нас Петрович.

– - Вот ваш Мамырин, -- сказал квашня на палочках, кивая куда-то в глубину.

В комнате с голыми стенами на полу среди хлама, в луже бурой крови лежал голый человек. У него была такая поза, словно ему выстрелили в спину.

– - Хорошо...
– - согласился я, опасаясь за свою и Лехину жизнь. Петрович все еще держал ствол дробовика под моей лопаткой.
– - Здесь произошло убийство. Мы все забудем и уходим.

– - Петрович!
– снова приказала квашня на палочках.

– - Топай! Топай! Ходят здесь всякие! Говно разносят!

Он так ударил меня прикладом, что я, невольно наступив Лехе на ноги, был вынужден ускорить шаг. Почти бегом мы достигли конца темного коридора и свернули вправо. Теперь в окнах комнат, которые выходили на Старый Арбат, мелькали знакомые фонари и брошенные торговые палатки. Там царила зима. Мне даже показалось, что на заснеженных крышах домов сидят астросы, а по брусчатке маршируют черные ангелы с нибелунши на плечах. Слева же было лето - яркое, желтое солнце (почти, как на Земле) било в окна. Голубое, бездонное небо ласкало глаз. Петрович гнал дальше.

– - Это тоже Мамырин, -- говорила квашня на палочках.
– Это тоже... Какой вам нужен?

– - Я не знаю, -- признался я.
– Живой Мамырин...

Казалось, не только сам вопрос, но и наше недоумение забавляли ее.

– - Живой?
– удивилась она.

– - Желательно, -- подтвердил я.

Леха почему-то молчал. В каждой комнате лежало по убитому. Кое-кого можно было узнать - их часто показывали по TV. Все больше общественные люди, члены мирового парламента и мирового правительства. Некоторые были тайными агентами и сотрудниками спецслужб. Обыкновенных марсиан было больше. Должно быть, они чаще попадали в эту ловушку.

– - Здесь занято... Здесь занято...
– - рассеянно и как-то обыденно говорила квашня на палочках, заглядывая в комнаты.
– Выбирайте любую.

– - Они сумасшедшие!
– шепнул мне на ухо Леха.

– - Не переговариваться!
– крикнул Петрович и снова ткнул меня в спину.

– - Простите, -- спросил Леха, -- а туалет здесь есть?

Его мучила медвежья болезнь. Он приплясывал на одной ноге.

– - Конечно, есть, -- ехидно ответил Петрович, -- в каждом номере!

Интересно, на что он намекает, подумал я.

– - Нам не нужен номер, -- напомнил Леха.
– Нам нужен Мамырин.

На этот раз квашня на палочках не удостоила нас ответом.

Петрович завел в подвалы. Комнаты были похожи на пыточные: люди висели на крюках, кое-кто ползал, мыча, по полу. Потом мы снова поднялись, миновав одну лестничную площадку, и по моим расчетам попали на третий этаж. Но и здесь была та же самая картина: мертвецы и лужи крови.

– - Что мы ищем?
– спросил я у квашни на палочках.

Она не ответила. Теперь я вспомнил, где ее видел. Во времена моей юности, когда я учился в университете, она была первой красавицей на телевидение и вела самые престижные программы. Весь наш курс сгорал по ней от любви. И я, чтобы не выделяться, -- тоже.

Я даже вспомнил, как ее зовут: Соня Бергамаско. Ее корни были из земной Италии, от которой еще в мою бытность на Земле остались одни острова. Тогда многие итальянцы из разоренной Европы перебрались в Россию.

От былой итальянской красоты Сони Бергамаско остались только глаза и чистые формы лба, иначе бы я ее не узнал.

Несомненно, Жора Мамырин находился где-то рядом, ведь он был ее мужем. Правда, прошло столько лет. Несомненно еще и то, что мы, по крайней мере, уже дважды прошли по одному и тому же коридору, побывали, но теперь уже в ином подвале, снова попали в этот же коридор. Трудно было понять, где он начинался, а где заканчивался.

– - Соня, -- сказал я вкрадчиво, - мы знакомы с Жорой по работе.

– - Все знакомы с Жорой по работе, -- равнодушно ответила она.

Петрович хмыкнул:

– - Хвастают здесь!
– и ткнул с такой силой, что мне стало больно.

– - Слушай ты!..

Не знаю, чем он там щелкнул, но этого было достаточно, чтобы я вел себя осторожно.

– - Будь аккуратно с этой игрушкой, -- предупредил я, пробуя повернуться к нему лицом.

– - Но... но...
– - Петрович синхронно повторил мой маневр, отступая к стене.

Мне ничего не стоило вырвать у него ружье и воспользоваться своим огромным черным пистолетом с вычурной скобой, который уже изрядно натер мне подмышку. Но, во-первых, Петрович был настороже, а во-вторых, что-то меня удерживало от резких движений: все эти хождения вокруг да около имели какой-то скрытый смысл, мы с Лехой только не могли знать, какой именно. И тут я наконец заметил, что Лехи рядом нет. Куда он провалился и когда это произошло, я не понял.

– - Эта подойдет, -- уверенно сказала квашня на палочках.

Она распахнула дверь. Петрович ловко запихнул меня прикладом и повернул ключ на два оборота.

Внутри находился... Леха.

– - Я тебе кричу-кричу...
– - пожаловался он, сидя в на батарее и как-то странно к чему-то прислушиваясь.

– - Психи какие-то, -- сказал я, оглядываясь на дверь и потирая то место на спине, куда меня тыкал берданкой Петрович.
– Как ты сюда попал?

– - Как только мы поднялись по лестнице, -- отозвался он, по-прежнему прислушиваясь к чему-то.

– - Настоящий лабиринт, -- согласился я.

Окно забрано решеткой. Стекла настолько мутные, что снаружи ничего не разглядеть. А сама комната, словно насквозь простреляна, словно в ней черти свадьбу гуляли, оставив после себя заплесневелые объедки, блевотину в углу, каракули на стенах и армейскую койку с проваленной сеткой. И тут раздались эти звуки, к которым с такой настороженностью прислушивался Леха. Я понял, что его поразили не сами они, хотя от них одних можно было сойти с ума, потому что на все лады орали сотни резаных кошек, а источник, который невозможно было определить. Звук шел буквально отовсюду: от стен, потолка, пола и даже от батареи отопления, на которой сидел очумелый Леха.