Гнев изгнанника

— Да, — буркнул я, не в силах сдержать сарказм. — Она моя настоящая спасительница.

Глаза Рейна сузились еще больше, его взгляд метался между нами, останавливаясь на мне, как будто я был причиной всех проблем. Его кулаки сжались, костяшки пальцев побелели. Еще одно неверное движение, и он выйдет из себя.

У этого парня самый взрывной характер, который я когда-либо видел, и это о многом говорит, учитывая, что это мои слова.

Последнее, что мне нужно, – это объяснять его матери, почему у ее драгоценной звезды футбола сломан нос.

Я сдвигаюсь с места, выскальзывая из-за лабораторного стола, руки все еще в карманах:

— Остынь, красавчик. Я как раз уходил.

Мне не хочется оставаться здесь и слушать его болтовню типа «не тронь мою сестру, или я тебя убью». Опять.

Я оглядываюсь на Фи, на мгновение встречаясь с ее взглядом. Это еще не конец. Что бы ни случилось здесь, это еще не конец, и она это знает.

Я хочу узнать все, что скрывается за ее красивой улыбкой. Тьму, которую она зарыла так глубоко, что никто не осмеливается к ней прикоснуться. Я хочу узнать секреты, которые она хранит, скрывая их под ядовитыми словами, и стыд, который она маскирует за улыбками, никогда не достигающими ее глаз.

Ее жестокость. Ее ярость. Кипящая ненависть к себе, которую едва сдерживают нити гордости.

Я хочу завладеть ими.

Сражаться с ней за это, вырвать это из нее зубами, если понадобится, пока все не станет моим.

Когда я дохожу до двери, я чувствую, как рука Рейна сжимает мое плечо, – слишком крепко, чтобы это было случайно. Его пальцы впиваются в мою толстовку, как тиски, и на секунду в аудитории становится тихо.

Я смотрю на его руку, затем медленно поднимаю взгляд, чтобы встретить его, приподняв одну бровь в молчаливом предупреждении.

Ему действительно не нужны сегодня проблемы.

— Убери руку, Ван Дорен. Пока я не заставил тебя ее съесть.

Пальцы Рейна на мгновение сжимаются, его хватка крепкая, и я чувствую, как от него исходит жар его гнева. Его челюсть сжимается, как будто он скрежещет зубами. Он думает об этом – о том, чтобы ударить меня.

— Давай. Подними мне настроение, — прошипел я, и в моих словах слышна угроза, которую я не пытаюсь скрыть.

Я бы с удовольствием надрал его самодовольному избалованному задницу.

Но он не делает этого.

Он колеблется, челюсть все еще сжата, прежде чем наконец, медленно, ослабить хватку.

В аудитории все как будто сделали невидимый вдох, но напряжение не исчезает. Оно висит в воздухе, тяжелое и мрачное, когда его рука опускается на бок. Его глаза, все еще прикованные к моим, полны яда, такого, от которого трудно избавиться, который гноится.

И вместо того, чтобы ударить меня, он произносит прощальные слова, которые звучат как удар.

— История имеет свойство повторяться. Запомни, Синклер, ты не сможешь получишь девушку. Ты сломаешь ее.

Глава 20

Шторм

Фи

25 октября

— Фи! Фи! Фи!

Этот крик звучит в моих ушах, ритмичный пульс голосов, пока дешевая текила жжет мне горло.

Он должен был оглушить меня.

Заглушить боль, которая уже несколько дней терзает меня изнутри. Но вместо этого она лежит там, как свинец в желудке, вызывая тошноту, которая не имеет ничего общего с алкоголем.

Я отрываю бутылку от губ и трясу пустым стаканом над головой. В комнате взрывается шум – свист, крики и пьяные аплодисменты, все это обрушивается на меня, как прибой на острые скалы.

Я моргаю сквозь туман, слегка покачиваясь, оглядываясь вокруг со своего импровизированного трона на чьем-то потрепанном обеденном столе.

Тела прижимаются друг к другу, – море пота и жара, – слишком тесно сжатые в тусклом, задымленном свете. Смех раздается хаотичными взрывами, напитки выливаются из красных стаканов, руки тянутся, чтобы хлопнуть по спинам и втянуть людей в беспорядочные объятия.

Воздух густой от дешевого одеколона, пролитого алкоголя и сигаретного дыма, висящего над комнатой как удушающее одеяло.

Лица размываются и кружатся – слишком широкие улыбки, слишком яркие глаза в свете неоновых огней, которые отражаются на облупившихся обоях. Десятки людей смотрят на меня, как на кого-то, кого стоит поприветствовать. Как будто я – душа этой глупой, выходящей из-под контроля домашней вечеринки.

И все же… они этого не видят. Никто из них.

Они не видят гниль, проникающую в меня; щупальца яда, проникающие в кости. Она гниет прямо под поверхностью, скрытая под слоями кожи и красивыми улыбками.

И это не та боль, от которой останутся лишь слегка кровоточащие раны. Нет, это медленное, коварное гниение. Оно пожирает в тишине, поглощая мои органы, мое дыхание, мои мысли, пока не остается ничего, кроме пустой оболочки, где когда-то был человек.

Где когда-то была я.

Двадцать человек, может быть больше, окружают этот стол, но ни один в этой душной комнате не имеет ни малейшего представления.

Ни один.

Но Джуд знал.

Нет.

Если бы я была немного пьянее, я бы ударила себя по голове, чтобы вбить это в свой мозг.

Джуд полон дерьма. Он лжец, манипулятивный ублюдок, играющий со мной в какую-то извращенную игру, а я – пешка, за мучениями которой ему нравится наблюдать. Вот и все. Ему нравится дразнить меня, заставлять мою кожу покрываться мурашками каждый раз, когда он слишком близко.

Я пыталась избегать его, прятаться от его присутствия, которое заставляет мои нервы трепетать и искрить, как провода под напряжением. Но как бы я ни старалась, он все равно появляется.

Две ночи назад я свернулась калачиком на диване, утопая в старых повторах уютных сериалов, собирая новый набор LEGO и пытаясь заглушить воспоминания, пожирающие мой мозг. В комнате было темно, тени тянулись по полу, единственным источником света было мягкое сияние телевизора.

Я думала, что наконец-то наступил момент покоя, когда я смогу погрузиться в то, что делает меня Фи. Не Королевой Бедствий Пондероза Спрингс, не лисицей, а просто Фи.

Но тут появился он.