Гнездо Большой птицы
Шрифт:
– Почему ты так думаешь? – девушка пытается сохранить самообладание, но голос чуть дрожит.
– Ты дочь богатого человека, – парень не отводит от нее внимательного взгляда. – Дочери богатых людей всегда получают то, что хотят.
– Не всегда, – отвечает Ромаша и отворачивается.
Это достаточно прямолинейный и не очень вежливый способ сказать, что разговор окончен, но парень остается на месте, продолжая ее разглядывать.
– Ты не очень сообразительный, да? – неожиданно появляется Розмарин и хлопает незнакомца по плечу.
Она почти на полголовы выше него, но кажется, будто они брат и сестра – одинаково тонкие и легкие в движениях.
– Тебя не спросили.
– Тебя тоже, – на лице Розмарин маска сосредоточенности, и Ромаша понимает, что ее новая подруга с трудом удерживается от смеха.
Парень словно сканирует ее лицо своими пронзительными серо-зелеными глазами. Девушка готова поклясться, что от его внимательных глаз не укрылись морщинки смеха в уголках губ Розмарин. И неожиданно он расслабляется, обмякает, становясь похожим на кусок пропитанного бисквита.
– Это точно, – широко улыбнувшись, он изображает поклон.
Очень изящно для человека, чьи края брюк обтрепались до бахромы, а от рубашки тянет дешевым мылом.
Именно в этот момент в коридор влетает встрепанный охранник. В руках у него несколько больших коробок и пакет с бутылками. Легким движением он отправляет их прямо на подоконник и следующим движением оказывается рядом с Ромашей, оттесняя от нее новых знакомых.
– Все в порядке! – восклицает девушка. – Мы просто разговаривали!
– Вы уверены? – голос у охранника хриплый, словно он бежал до пекарни и весь обратный путь на пределе своих возможностей, даже несмотря на строгий отутюженный черный костюм. Что вполне вероятно – те, кто безответственно относится к своей работе долго не задерживаются у отца в штате.
– Да, уверена, – спокойно утверждает Ромаша.
Ей кажется, что в голосе звучит слишком много власти – это смущает ее еще больше, и она робко оглядывается на Розмарин. Вдруг новая знакомая в ней разочаруется или посчитает ее обманщицей, ведь Ромаша не просто милая толстушка, а кто-то, кто имеет право так разговаривать с людьми.
Но лице Розмарин только легкое любопытство.
– А что здесь? – подает голос парень, переводя взгляд с коробок на пакет и обратно.
По его лицу пробегает недовольство, но он просто смаргивает его и снова выглядит очаровательной иллюстрацией в учебнике по уличной моде.
– Это для профессоров, – Ромаша краснеет.
– Подкупить решила, – парень довольно усмехается, будто теперь картинка полностью сложилась.
– Нет, – возражает Ромаша. – Я подумала, что они проголодались, и решила, что ничего плохого не будет, если я их угощу.
Охранник уже отошел и слился с растущими тенями. На улице собирается вечерний сумрак. Еще чуть-чуть и зажгутся фонари. А в коридоре плывет одуряющий запах свежей выпечки. Рот сам наполняется слюной, и Ромаша задается целью найти то место, которое продает свежеиспеченные пироги вечером.
– Романна, – обеспокоенно окликает Розмарин. – Это могут посчитать подкупом экзаменационной комиссии. И тебя навсегда исключат из кандидатов в студенты университета.
– Я… Не подумала об этом, – краска сходит с лица Ромаши, но она боится опустить глаза.
Она ждет когда новая знакомая осудит ее и посмеется над ней. Ждет, готовая принять это с достоинством.
– Ничего страшного, – Розмарин ей улыбается, и кивает головой в сторону коробок. – Давайте унесем это отсюда поскорее.
Ромаша на мгновение застывает,
только чтобы усмирить несущееся вскачь сердце.– Хочешь присоединиться к нам? – спрашивает Розмарин у парня, все еще недоуменно разглядывающего их.
– Я не принимаю подачки, – он горделиво вскидывает голову.
Эффектный жест, словно актер из старого черно-белого кино.
– Не бойся, – Розмарин оглядывается через плечо. – Мы вышлем тебе счет.
– Нет, нет! – вскидывается Ромаша. – Это просто угощение! Не нужно никаких денег!
Смех парня дробной россыпью ирисок скачет в темнеющем коридоре.
***
Времени на сборку колец осталось не так много. Кушен прислушивается к далекому бою городских часов, пытаясь сообразить, насколько он отстает от собственного графика, но сердце не гложут тревога и страх не успеть. Резкие порывы холодного ветра от уходящего лета толкают его в спину, но ему тепло. Он улыбается пустому чернильному небу.
Зачем он подошел к той толстушке в слишком дорогих для него шмотках и с ворохом артефактов на шее и пальцах? Зачем он с ней заговорил? Может, от отчаяния? Может, из желания уязвить?
Таким, как она, все дается легко – любое желание тут же будет исполнено и преподнесено на золоченом блюдце.
Он не провалил экзамен. Нет. Экзамен прошел хорошо, он ответил на все дополнительные вопросы. Но еще он видел, как тетка с прической-из-салона смотрит на его забинтованные пальцы. Она сразу раскусила в нем выкормыша помоечных районов, жителя плесневелых двушек, где десять человек ютятся на одном матрасе. И эта тетка могла решить, что Кушен недостаточно хорош для университета, что его стоптанные ботинки не должны ходить по мраморным ступеням настолько пафосного места.
Но даже едкие воспоминания не давят в полной мере – сытый желудок и несколько кусков пирога в рюкзаке делают жизнь не такой отвратительной.
Кушен снова прокручивает в голове вечер: молчаливую Романну, которая удивительно мало ест для такой толстухи, ироничную Розмарин, прячущую военные берцы под длинной женственной юбкой. Это были первые девчонки, с которыми он общался, и при этом они не принадлежали тем же улицам, что и он сам.
Наверняка, это хороший знак.
На столе в его коморке в бумажном конверте уже лежат камни. Рядом шесть широких колец – уродливые, но самое то, чтобы наносить нужную гравировку, если у тебя из инструментов небольшая горелка, пинцет и сломанный стилос.
Кушен тяжело вздыхает, закидывает рюкзак под кровать. Продавленный матрас пружинит под ним. Небольшая лампочка прямо над столом несколько раз мигает, прежде чем загореться ровным тусклым светом, которого едва хватает, чтобы разглядеть свои руки. Привычным жестом Кушен фиксирует первое кольцо в самодельные тиски. Спирта еще достаточно в горелке, но об этом придется завтра подумать, если вдруг Лосток решит подкинуть ему еще работенки в ближайшие пару дней. Кушен не глядя вытаскивает с верхней полки очки для сварки. Резинка хлопает по затылку. Огонь горелки ярче света лампочки, а еще в двух квадратных метрах моментально становится нечем дышать, но Кушен терпеливо дожидается, когда серебро начнет краснеть. Гасит горелку, берет стилос и начинает наносить первый ряд узора. Впереди еще несколько итераций: пока это кольцо стынет, Кушен разогревает следующее и повторяет рисунок. Снова и снова. Пока руки не начинают дрожать, а в висках не начинает стучать кровь. Тогда Кушен откидывается на подушку и приоткрывает дверь, чтобы впустить немного спертого прохладного воздуха снаружи.