Год черной собаки

В коридорчике, ведущем к туалету, стояли двое и, стараясь быть незамеченными, пристально наблюдали за Уваровым.

– Так, - произнес тот, что повыше и посолиднее.
– Пришел. Ждет. Сбегай-ка позвони и сразу обратно. Как заговорю с ним, мчись наверх и готовь все к нашему приходу.

Второй, пониже и потщедушнее, покорно кивнул и скрылся в конце вестибюля.

Минуты через две к Уварову подошел кельнер, и сказал, что его просят к телефону.

Звонил референт. Извинился и сообщил: попал в автомобильную пробку, будет добираться на метро. Еще раз просит его простить, явится приблизительно спустя полчаса. Уваров согласился подождать и вернулся к своему столику.

Громкий возглас по-русски заставил обернуться.

– Дружище! Кого я вижу! Мишенька! Какими судьбами в наши Палестины? Около, раскинув руки, остановился полноватый и лысоватый мужчина в бутылочного цвета модном костюме-тройке и красном в горошек галстуке-бабочке. Лицо сияло неподдельным радушием.

– Не узнаешь? Стыдно, старик, стыдно.
– Он схватил ладони Уварова, сильно потряс и прижал к груди.
– Ну, Юля Ветлугин. Вспомнил? Ну господи, Мишель! Неужели не узнал? Ну, Юля, Юля Ветлугин. Напряги память.

– Как же, узнал, - смутился Уваров и покраснел. Он догадался, кто перед ним.
– Здравствуйте.

– Слава те, господи. Здравствуй, радость моя.
– Брови Ветлугина взлетели вверх.
– Какими муссонами и пассатами? Ты же затворник и раньше чурался подобных заведений?

– У меня рандеву.
– Он взглянул на часы.
– Договорились встретиться с одним человеком. Вот и дожидаюсь - застрял в заторе.

– Боже мой! Мишенька! Я не видел тебя миллион лет. Дай-ка взглянуть. О-о-о, выглядишь классно, на сотню долларов. Преуспеваешь? Вижу, вижу. Похвально. Признайся, не по молодому ли делу здесь? А? Негодник.

– Я же говорил. У меня деловая встреча.
– Ответил суховато. Ему стало неловко. Завертел головой, словно кого-то отыскивая среди публики.
– Мой знакомый должен подойти через полчаса.

– Нет, нет и нет!
– Ветлугин еще выше поднял брови и воздел руки к потолку.
– Я его не лицезрел столько, а он, скажите на милость, - деловая встреча. Никуда твой бизнесмен не денется. Удели мне эти тридцать минут.

– Да неудобно. Вдруг придет раньше?

– Почему неудобно? Я не требую чего-то такого невозможного. Пойдем посидим, пока он придет. У нас же есть о чем потолковать, что вспомнить, начал он убеждать назойливо.
– С нашей последней встречи прошло миллион лет. Это в конце концов невежливо и неприлично. Моя искренняя привязанность и уважение к твоей семье, к тебе дает, надеюсь, право. Ладно, не можешь тридцать, давай десять. Не больше.

– Как-то несолидно, - нерешительно сопротивлялся Уваров.
– Истолкует привратно, сочтет необязательностью.

– Ты что, дитя малое? Потеряешься? Заблудишься без няньки?
– Ветлугин обнял его плечи.
– Твой партнер, надеюсь, интеллигентный господин. Подумаешь, каких-то пару несчастных минут ты побеседуешь со старым приятелем. Я же не первый встречный. Впрочем, может, тебе запрещают? Так и скажи, я не собираюсь навлечь чей-то гнев и быть причиной неприятностей, Не навязываюсь в конце концов, это дело твоей совести.

– Ничего мне никто не запрещает, - слабо огрызнулся Уваров.
– Просто неудобно. Я вообще никогда не опаздываю.

– Да почему ты должен опаздывать? Тотчас и вернешься. А-а-а. Понятно. Шокирует моя персона? Вот в чем загвоздка. Прошу покорно простить, - он сделал трагическое лицо и поджал губы.
– От меня многие отвернулись, когда я попал в беду. Видите ли, оскорбила служба на Черном континенте. Будто я там рок выплясывал. Их не заботило, как я мучился и страдал, перебивался черствой коркой и глотком воды. Все сейчас чего-то опасаются. Боятся проиграть, продешевить, испачкаться о ближнего. Но ты...

– Ничего я не опасаюсь. Откуда вы взяли?
– взъерепенился Уваров. Пойдемте, но предупреждаю - ненадолго. В другой раз мы можем...

– Давно бы так, - перебил Ветлугин и засиял.
– А то упрямится, как не желающий отправляться в школу первоклашка. Спасибо, радость моя. Вижу, что в тебе не ошибся. Пошли.

Они протиснулись меж танцующих - народ постепенно прибывал. По винтовой лестнице, застеленной красной дорожкой, поднялись на второй этаж. Здесь было потише, пахло чем-то конфетно-сладким. Вокруг низенького столика с круглыми никелированными шарами пепельниц - кожаные широкие кресла. Стены разрисованы экзотическими цветами и диковинными птицами, похожими на павлинов.

– Тут посидим?
– Уваров указал на кресла.

– Да ты что?
– Ветлугин возмущенно выпучил глава и охватил его талию. Здесь?
– сморщил нос.
– В сенях? Фи! Мы рядом, со знакомыми собрались скоротать вечерок. Зайдем. Не бойся, не съедят - они вегетарианцы.

– Ничего я не боюсь.

– Тогда заходи. У меня друг - чудесный парень, тоже ученый - экономист. Очаровательные приятельницы - студентки из его научного заведения. Входи.
– Он притиснул его животом к розовой портьере.
– Не стесняйся - все, свои, - ладонью толкнул дверь и пропустил Уварова вперед. Завопил радостно: Рекомендую!
– лицо лоснилось и сияло.
– Родственник и коллега.
– Сделал жест рукой.
– Сын товарища моего бедного отца Мишель Уваров. Потомок тех самых исторических аристократов князей Уваровых.
– Обернулся к гостю. Мишель! Мои друзья.

– Каких еще тех самых?
– недоуменно спросил Уваров.

– Это я разыгрываю. Нюансы. Не обеднеешь от помпы, - заговорщицки подмигнул.
– Ты же помнишь, люблю подурачиться.

Комната напоминала эллипс. В закруглении, против входа, по стенам, облицованным золотисто-фиолетовым пластиком, - обтянутые красным бархатом диваны. Перед ними овальный стол, уставленный вазами с фруктами, блюдами и тарелками с закусками. Масса разнообразных по форме и цвету бутылок. Справа большой экран кассетного телевизора с подключенным видеомагнитофоном. На полу пушистый сине-зеленый, как морская волна, ковер.

На диване в непринужденных позах мужчина, и три девушки. От Уварова не ускользнуло - девушки очень молоды и красивы. Блондинка, шатенка и брюнетка. Волосы белокурой падали до пояса крупными пепельными кольцами. У шатенки струились до плеч, отливая старой медью. Черненькая подстрижена, как хорошенький озорник мальчишка. Мужчина, длинный и тощий, с унылым висячим носом и безбровым лицом, восседал между шатенкой и брюнеткой. Он, очевидно, собирался закусить и застыл с вилкой в руке и открытым ртом.

Звучала тихая приятная мелодия. Голубоватым облачком плавал душистый табачный дымок.

Едва они появились - музыка оборвалась, и присутствующие разразились приветственными возгласами, если бы встречали самых близких и желанных друзей.

– Прошу любить и жаловать!
– воскликнул Ветлугин и простер обе ладони.
– Представляю, Мишель, - сделал паузу.
– Эрика!

Блондинка встала и вызывающе тряхнула водопадом волос.

– Габи!

Поднялась шатенка и присела в книксене.