Год черной собаки

– Кэрол!

Вскочила брюнетка. Сверкнула черными глазами.

– А это - Джорджи!

Длинноносый поперхнулся, заерзал и уронил вилку. К удивлению Уварова, когда он выпрямился, то оказался совсем невысоким. Просто творец наградил его весьма продолговатым туловищем и короткими ногами.

– По-русски они ни бум-бум, - прошептал на ухо Ветлугин.
– Можешь говорить что угодно, если нужно по секрету. А открыто - по-английски, ты же прекрасно изъясняешься. Видишь, никаких барьеров: ни словесных, ни прочих. Они народец современный - все естественно, как в матушке природе.
– Он обернулся к сидящим за столом.

– Прошу потчевать моего сводного брата и нашего дорогого гостя, как принято у нас. Девочки! Ну что же вы, милые?

Эрика подоспела первой. На ней было легкое открытое платье какого-то переливающегося апельсинового оттенка. Подол от пояса вниз рассекали по бокам разрезы, открывающие длинные ноги в черных чулках. С улыбкой она подала Уварову пузатую рюмку. Он машинально взял и пригубил. Рот обожгло крепким коньяком. Уваров сморщился и поставил рюмку на стол. Девушка нежно обвила его шею руками. Пахнуло ароматом французских духов и теплом. По его губам мазнули ее губы.

– Браво!
– Ветлугин захлопал в ладоши.
– Оскоромили монаха.

Примеру Эрики последовали Габи, одетая в бордовое платье с блестками, и Кэрол, словно змея, затянутая в зеленовато-серебристое трико.

Уваров почти не пил. Так, от случая к случаю и лишь легкие вина. Сделал еще пару малюсеньких глоточков. Зажмурился и скривился.

Ветлугин метнул быстрый взгляд на своего дружка, дернул головой. Тот, закрытый спиной толстяка, всыпал в высокий бокал какой-то белесый порошок.

– На! Охолонись!
– Ветлугин протянул Уварову бокал с прозрачной и пузырящейся жидкостью.
– Амброзия - напиток богов, прямо с Олимпа. Не кривись - это совершенно безалкогольное.

Уваров выпил до дна. Сразу почувствовал себя легко и беззаботно, захотелось смеяться. По телу помчались тысячи мелких, щекотливо покалывающих искорок.

– Как?
– Ветлугин пристально взглянул ему в глаза.
– Выпьешь - и на небесах! В объятиях всех ангелиц рая. На еще, не стесняйся.

Уваров осушил второй бокал. Стало веселее, невесомее, восторг переполнял душу.

– Садись.
– Ветлугин указал на место меж Эрикой и Кэрол.
– С ними не соскучишься. Девочки, развлекайте, голубушки.

– Мне надо бежать, спасибо вам, - сказал неуверенно Уваров. Язык отяжелел и заплетался.

– Успе-е-ешь, радость моя.
– Ветлугин взмахнул рукой, показывая часы. И пяти минут еще не прошло. Давайте лучше выпьем.

– Мне достаточно, - возразил Уваров и закрыл: рюмку ладонью. Веселье так и распирало его, рвалось наружу. Ничего подобного он раньше не испытывал. Все казались милыми и родными. Даже постное лицо Джорджи вроде обрело осмысленное выражение.
– Простите, но мне пора.
– Улыбаясь, попытался встать. Голова кружилась, очки соскользнули в салат. Что-то залопотал и грудью повалился на стол, будто ухнул в липкую и вязкую пучину.

Ветлугин приподнял ему веко. Жестом изобразил взмах рефери на ринге.

– Готов. Аут. Джорджи - шприц! Девки, за работу! Жива-а-а.

Девушки бросились к Уварову. Ветлугин и Джорджи отодвинули от дивана стол и начали устанавливать видеомагнитофон...

С неимоверным трудом Уваров разлепил словно склеенные веки. В висках и затылке чугунными шарами по булыжникам перекатывалась громыхающая боль. Малейшее движение вызывало тошноту. Губы запеклись. Пересохший язык распух и царапал небо. Перед глазами пелена, словно смотрел сквозь кисею в каких-то крапинках. Он лежал совершенно голый на широченной деревянной кровати. Привстал. К горлу подкатил ком. Огляделся мутным взглядом. Душно. Пахнет приторным и терпким. На теле испарина.

Комната - его гостиничный номер. Из кресла у журнального столика возникла какая-то тень. Поколебалась. Приняла очертания человека. Уваров узнал Ветлугина.

– Отошел?
– Донеслось будто эхом издалека.
– Хлебни содовой, полегчает.
– Подал ему стакан.

Дрожащей рукой Уваров взял и выпил, клацая зубами о стекло.

– Задал ты мне забот, радость моя.
– Ветлугин присел на кровать. Намучился с тобой выше горла.

– Как я здесь очутился? Мне что, было плохо?
– Уваров свесил ноги, прикрывшись простыней.
– Который час?

– Двенадцать без малого.

– Двенадцать?
– Уваров вскочил. По голове словно ударили молотком. Хрипло крикнул.
– Мы же договорились в пять...

– Да, двенадцать, - перебил Ветлугин внушительно.
– И сегодня двадцатое.

– Ну и что? При чем тут число?
– В голове прояснялось медленно.

– А то! Встретиться твоя милость должна была восемнадцатого. Поезд ушел. Референт, надеюсь, доложил шефу о том, что ты не явился. А папаша сообщил дочке, и сейчас оба в загородной обители поминают, как мне мнится, не совсем добрыми словами своего незадачливого зятька и женишка.
– Он злорадно усмехнулся.

– Вы с ума сошли!
– В голосе слышался ужас.
– Этого не может быть!
– Он бросился искать одежду.
– Вы думаете, что говорите? Шутки и розыгрыши неуместны.

– Хе! Думаю ли я? А вот ты, любезнейший, видно, нет. Взгляни на часы, они же у тебя с календарем.

Уваров бросил взгляд на циферблат и убедился - Ветлугин прав. Сердце опустилось куда-то вниз, перехватило дыхание.

– Где костюм?
– Его мелко трясло.

– Сядь и не гоношись. Торопиться некуда. Время вспять не течет сделанного не воротишь. Сядь!
– толкнул его в грудь.

Уваров беспомощно плюхнулся на кровать.

– Ты тут такого навытворял, что не до одежды.
– Ветлугин встал, прошелся по комнате и остановился против Уварова, засунув руки в карманы, выпятив круглый живот, обтянутый кремового цвета жилетом.

– Что я навытворял?
– Внутри похолодело, лоб вспотел, во рту появилась горечь. Надел выскальзывающие из пальцев очки.

Ветлугин снова налил содовой и сунул стакан чуть ли не в лицо Уварову.

– Отхлебни. Мозги прочистит, понадобится шевелить ими крепко. Пей и успокойся.

– Расскажите наконец, что случилось? Я ничего не понимаю.
– Он выпил содовой. Слегка полегчало. Потер виски ладонями.

– Не волнуйся и положись на меня. Теперь я твой единственный друг и, если хочешь, союзник и надежда. Не нервничай - вывернемся. Помогу охмурить твою Мэри и ее батюшку. Все утрясется. Понял?

– Ничего не понял. Что в конце концов случилось?
– Голос противно сорвался.
– Я вас спрашиваю?

– Третьего дня мы пили на брудершафт и лобызались будто неразлучные сиамские двойняшки.
– Он скривился.
– Хочешь держать дистанцию? Это не в твоих интересах, радость моя. Но я не стану подобно твоему отцу орать и возмущаться. Выставлять тебя за дверь.
– Он опустился на край кровати. Сказал ехидно: - Я слышал, будто Уваровы из купеческого сословия?