Год крысы
Шрифт:
Мужчина опять погрузился в глубокую задумчивость, и Ксюша попробовала осторожно вернуть его к действительности.
— Так вы считаете, что у них ничего не получится?
— Не получится.
Ксюша подождала, не продолжит он ли он сам, а потом спросила:
— И что же делать?
Мужчина сурово поджал губы.
Он, прищурившись, смотрел куда-то вдаль, на деревья, на покрытую кувшинками поверхность пруда за ними, на серебристые листья ив на том берегу… Причем, как показалось Ксюше, он думал вовсе не о ней и не о Матросове. Он думал о чем-то большом, может быть, о причинах и следствиях,
Ксюша принялась терпеливо ждать. Мужчина пребывал в задумчивости долго. Ксюша успела заскучать и начала переминаться с ноги на ногу, когда незнакомец опять ожил.
— Людей, одержимых алчностью, невозможно остановить словами! — Он посмотрел на нее сурово. — Их может остановить только катастрофа.
Ксюша, не отрываясь, смотрела на его плотно сжатые губы.
— Впрочем, — добавил мужчина. — Тут дело не в алчности… Алчность — это полбеды… — он опять умолк.
— А в чем дело?
— Тут дело в чем-то большем… Я чувствую…
Ксюша удивленно подняла брови.
— Беда в том, что вмешиваться в такие дела нужно крайне осторожно, — сказал он. — Потому что любое действие рождает противодействие. И неосмотрительное вмешательство может нарушить сложившийся баланс и сделать только хуже.
Его слова были туманны, но Ксюше на всякий случай кивнула головой.
— Но ведь вы обещали помочь…
— Да, — мужчина нахмурился.
Он в последний раз прикинул что-то в уме и принял, наконец, решение. Поднявшись со скамьи, он сверху вниз посмотрел на Ксюшу:
— Ты говоришь, это он для тебя?
— Да.
— Точно?
— Да. У меня бабушка болеет.
— А что с ней?
— Она теряет память…
Мужчина кивнул. Он так и думал.
— Я дам тебе Лолиту!
— Кого?! — удивилась Ксюша.
Но мужчина уже был погружен в новые соображения и не посчитал нужным ничего объяснять.
— Пойдем! — сказал он, развернулся и широко зашагал по аллее.
Ксюша торопливо поднялась и поспешила за ним.
Пройдя немного по главной аллее в противоположную от входа сторону, незнакомец и Ксюша свернули на боковую дорожку, обогнули разросшиеся на полгектара заросли бузины, вышли из парка через калитку, перешли по мостику пованивающий гнилью канал и по его берегу начали углубляться в какие-то совсем заброшенные богом места — пустыри, покрытые чертополохом, громоздящиеся отвалы строительного мусора, заброшенные стоянки яхт, на которых стояли хибары с заколоченными фанерой окнами.
Ксюша, которую с каждой минутой охватывало все большее смущение, едва поспевала за длинным плащом. Чтобы держаться на разумном расстоянии, ей то и дело приходилось переходить со спортивного шага на бодрую трусцу. Она успела запыхаться и раскраснелась.
«И что это я бегу за ним, как Каштанка? — удивлялась она сама себе. — А вдруг это маньяк? Сейчас заведет в глухое место и…» Она опасливо смотрела в спину плащу и продолжала торопливо шагать за ним.
— А тебе, кстати, нужно сходить к кардиологу, — не оборачиваясь, сказал мужчина. — И начать заниматься спортом.
— Зачем?
— Сердце. Пока что — ерунда,
но запускать не стоит…— Откуда вы знаете? — глядя ему в спину, спросила Ксюша.
— Знаю.
В просветах полосы деревьев невдалеке уже начали просматриваться грязно-серые просторы залива, над которыми висело сплющенное сверху и снизу вечернее солнце, когда мужчина свернул, наконец, к старенькому двухэтажному флигелю, одиноко торчащему посреди сталкеровского пейзажа.
Флигель, половина которого была будто срезана глухой пожарной стеной-брандмауэром, представлял собой жутковатое зрелище. Он, судя по всему, был недавно расселен, так как за некоторыми стеклами еще виднелись выцветшие занавески и засохшая герань. Но часть окон уже смотрела на мир пустыми мертвыми глазницами без стекол.
Мужчина обитал на втором этаже флигеля, за дверью, обитой изрезанным дерматином. Из-под дерматина перьями торчали клочья пожелтевшей ваты. На проводах болтались вырванные с мясом звонки старой коммуналки. Стекло на площадке отсутствовало, и по лестнице гулял ветер.
Мужчина отпер ключом дверь, и они с Ксюшей оказались в длинном коридоре, конец которого терялся в полумраке. Незнакомец повернул выключатель, но засиженная тусклая лампочка почти не прибавила света. Они двинулись вглубь квартиры, Ксюше показалось, что у нее под ногами что-то мелькнуло, но она постеснялась сказать об этом своему спутнику.
Справа и слева по коридору тянулись оставленные выехавшими жильцами гулкие комнаты. Под ногами шуршали старые газеты и крошились куски штукатурки.
Мужчина обернулся к Ксюше и сделал предостерегающий жест рукой.
— Шагай осторожно, — сказал он. — Тут пол неровный.
Ксюша кивнула и сняла с лица налипшую паутину.
Они прошли почти половину коридора, когда справа, из двери, висевшей на одной петле, навстречу им выбежала крупная мохнатая собака. Ксюша остановилась в испуге, но быстро поняла, что у собаки нет на уме ничего плохого. Кроме того, Ксюша заметила, что у доброй дворняги отсутствует одна из задних ног, и, передвигаясь, она высоко подкидывает зад и управляется только тремя лапами.
— Бедная! Что это с ней? — спросила Ксюша, осторожно протягивая руку и гладя собаку.
— Попала в капкан, — неохотно пояснил мужчина.
— На охоте? — догадалась Ксюша.
— Нет. — Мужчина помедлил. — Из нее хотели сделать шапку. Или полушубок.
Ксюша посмотрела на него вопросительно.
— Одни умные дяди организовали меховую мастерскую, — строго пояснил незнакомец. — И отлавливали по округе собак.
— И что же?
— Удалось вовремя вмешаться… — мужчина помолчал. — Но ногу пришлось ампутировать.
— А-а-а…
Мужчина двинулся дальше, Ксюша за ним. За ними следом, весело закидывая зад, потрусила спасенная жертва дикого предпринимательства.
Под ногами у Ксюши опять что-то мелькнуло. Ксюша вздрогнула. Пес проворно ее обогнал и, шутя изображая атаку, скакнул к левой двери. Ксюша заметила в полумраке тоненький серый хвостик, юркнувший под дверь.
— Мышь! — воскликнула она.
— Не мышь, а мышонок, — поправил мужчина. — Не бойся. Он свой.
Они двинулись дальше, а пес, продолжая игру в охоту, остался лежать и сторожить щелочку под дверью.