Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор

— А тебе-то он по крайней мере отдал третью часть? — спросил Пайо.

— Дал малость, но обманул на целых двадцать дукатов! Понимаешь, когда бросили ту первую голову в воду, а бросил ее тот самый крестьянин, я поехал в Белград и купил другую, точно такую же голову. И эту мы уже не возили по селам, я хранил ее в своей комнате перед канцелярией…

— Торговля-то у вас, наверное, хуже пошла? — заметил Пайо.

— Это еще как сказать! Теперь-то она и пошла как полагается! Приходит, к примеру, какой-нибудь Милета из Миокуса заверить оценочную опись своего имущества. Нужда у человека, хочет взять деньги под заклад, кредиторы совсем одолели. Грустный такой, невеселый. Впускаю его в канцелярию, а сам ухо к двери, слушаю.

«Откуда ты?» — сердито спрашивает начальник.

«Из Миокуса, господин».

«Чего тебе?»

«Да вот опись заверить бы».

«Приходи завтра», — говорит начальник.

Выходит бедняга, жалуется мне, а я только плечами пожимаю. На другое утро опять является. И опять начальник откладывает: «Завтра!» Так он отказывает ему несколько раз. А человеку хоть в петлю лезь! Выходит он из канцелярии, чуть не плачет. Спрашиваю, что с ним, а сам уже наперед все знаю, начальник мне объяснил, что делать.

«Эх, горе мое, видно, не дойдет до меня очередь!»

«А ты принеси что-нибудь детишкам начальника в подарок, — говорю я, — увидишь тогда, что будет!»

«Надо, так принесу — была бы польза».

Я ему предлагаю голову сахара и объясняю, как удобнее поднести ее. Купил он голову и отнес жене начальника как бы в подарок. Начальник сразу переменился — узнать нельзя. Заверяет опись, да еще учит, как побыстрее достать денег. Только ушел человек, голова снова в комнате. Приходит другой со своей просьбой — та же картина. И так каждый день кто-нибудь покупает у меня голову сахара.

— А разве люди не заметили, что вы делаете?

— Не заметили!.. Живо пронюхали, только молчали! А что поделаешь? Не знаешь разве наших начальников. Он просто и слушать-то тебя не станет, пока ему на лапу не положишь. Когда-то взятки давались в открытую, а теперь исподтишка. Люди знают их привычки и, хочешь не хочешь, платят. Видят — не подмажешь, не поедешь… А жаловаться… Плетью обуха не перешибешь!

— Ох, и много же вы заработали!

— А ты как думал!.. Видишь этот трактир? Так вот, начальник его построил на ту голову сахара. Эх, Пайо, деньги здесь дождем лились!

— Ты все еще не рассказал, как вы поссорились.

— Подожди, расскажу… Когда мы начали торговать новой головой, он стал записывать, сколько раз ее покупали. Думал, я его обманываю. Коли так, стал и я отметки делать на голове; как кто купит, так я сейчас отметочку карандашом и поставлю. Стали рассчитываться, — а мы это делали каждый месяц, — по его счету выходит на один раз больше, чем по моему. Я и теперь могу какую угодно клятву дать, что правильно отмечал. Из-за этого мы и поссорились. Он мне: «Вор!» — а я ему: «Обманщик! Вор из воров!» Чуть было друг друга за грудки не взяли. Я рассердился и ушел от него. И когда рассчитывались, он меня обсчитал на целых двадцать дукатов!..

Тут в трактир вошел каторжник, из тех, с которых уже сняты кандалы, но которые продолжают находиться под надзором полиции. Из окна был виден оставшийся у двери жандарм. Каторжник взял большую бутылку пива и направился к выходу. Взглянул на него наш долговязый и словно бы узнал каторжника; вгляделся еще пристальнее и наконец окликнул:

— Это ты, Радан?

Каторжник остановился, посмотрел на него и вскрикнул:

— Джюко, как ты сюда попал?

— Ветер принес, Радан. Видишь ли, я со своим начальником рассчитался!

— Давно из Владимирацев?

— Позавчера приехал.

— Скажи, ради бога, что с моими бедными детьми? Где они сейчас…

— Эй, пошли! Чего ты там? — открыв дверь, прикрикнул на Радана жандарм, и Радан вышел, не дождавшись ответа.

— Бедняга! — сказал Джюко, глядя ему вслед. — Это, Пайо, тот самый крестьянин, который купил начальнику первую голову сахара.

— А почему он на каторге оказался? — удивленно спросил Пайо.

— Почему? А как бедняк в беду попадает! Был он честным человеком, да в долгах запутался. Задолжал одному ростовщику, некоему Узловичу, и тот его вот до него довел. Пробовал выпутаться, — все напрасно. Поначалу взял немного, потом, как проценты набежали, вексель сменил, ну и завяз. Ты же знаешь, как у нас должников процентами обирают. А как увидел человек, в какое болото его засасывает, он и работать стал спустя рукава. Да и к чему стараться, раз другие все забирают? Стал пить. Говорят, даже свихнулся.

— Эх, бедняга, а разве не нашлось порядочного человека, который бы выручил его из беды?

— Нашел он такого человека, да только испортили ему все дело. Начальник на него озлился, приглянулся ему Раданов виноградник. А Узлович на луг нацелился, вот они и сговорились и давай ему козни строить. Когда назначили распродажу, нашел бедняга одного честного человека и тот обещал ему дать денег. Уж было выпутался, да черт не дремлет… Пронюхали об этом начальник с Узловичем и бросились к тому человеку. К несчастью Радана, он оказался двоюродным братом начальника. Насел на него начальник: «Не сходи с ума! Неужто ты станешь выручать этого прохвоста и пьяницу? Ведь он в долгу как в шелку. Плакали твои денежки!» — и уговорил не давать денег. А как было бедняк обрадовался! Словно заново на свет родился… И мне все хвалился, как он скинет с себя это ярмо…

— Ты лучше скажи, как он на каторгу попал.

— Подожди, не спеши! Все расскажу… Когда Радану испортили дело с этим торговцем, Узлович потребовал устроить распродажу. Опять же эту распродажу так быстро провернули, что никто и глазом моргнуть не успел. Я и то удивлялся, как это они так быстро, без всякого объявления в газетах сделали. Только однажды утром зовет меня начальник, а сам смеется: «Ну, Джюко, собирайся, поедем на распродажу!» Поехали. Когда проезжали мимо виноградников неподалеку от Крнича, он показывает мне пальцем на виноградник Радана: «Как тебе, Джюко, нравится этот виноградник?» — «Хороший, говорю, лучше вряд ли найдешь». «К чему бы это он меня спрашивает?» — думаю. А когда мы повернули к дому Радана, я сразу понял, в чем дело. Тут и Узлович, и крестьяне, и торговцы сельские столпились. Бедняга Радан прямо позеленел от горя. Жена и дети стоят как побитые. Началась распродажа. Почти все покупает Узлович. Крестьяне мнутся: и цену хочется предложить, и человека жаль. Доходит очередь до дома. Ребятишки Радана в слезы, жена причитает. Бедняга как бешеный влетает в дом. Все переглянулись: что с ним? Слышим только, как из слухового окна грохнул ружейный выстрел, наш Узлович упал на землю и сразу кончился, даже ногой не дрыгнул!..

— Убил! — удивился Пайо.

— Конечно, убил. Озлился человек. Не шутка — остаться с малыми детьми под открытым небом, как нищему! Поднялся тут шум, набежало еще народу из села. А он, бедняга, сам вышел и отдал себя в руки властей. И его сразу же отправили в тюрьму…

— Ну и чем кончилась распродажа?

— Все, что выручили, пошло на оплату долгов и судебных издержек, да и то не хватило. Следствие было, потом суд, и суд отправил его на каторгу. До сих пор бедняга срока не отбыл. Начальник снова за свое принялся. Виноградник получил. Сейчас, наверное, опять кто-нибудь помогает ему торговать головой сахара. Сироты Радана скитаются, по найму работают, а жена от горя вскоре же и померла. Вот, Пайо, как может человек погибнуть!..

— Прошу расходиться — закрываем! — крикнул половой, расставляя по местам стулья.

Джюко и Пайо вышли. Остальные посетители уже давно разошлись. За столиком в углу дремал хозяин. Тускло горела одна лампа. На улице свистел ветер, мелкий и сухой снег хлестал по окнам. Издалека доносилась пьяная песня.

Перевод Д. Жукова.

СИМО МАТАВУЛЬ