Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор

Говорят, что у человека нет ничего более благородного, чем слезы, и что человек от животного отличается токмо способностью плакать и смеяться. Это правда. Ибо во всем прочем он подобен животному. Поэтому говорят: ест, как свинья, пьет, как вол, ленив, как скотина, злой, как пес, здоров, как бык, хитрый, как лисица, мудрый, как змея, упрямый, как осел, быстрый, как белка и т. д. Лишь для смеха и плача нет сравнения в царстве животных. Человек умеет смеяться и смехом своим терзать сердце ближнего; животное этого не умеет; человек умеет плакать и выцарапывать глаза умеет; и этого животное не умеет. Смех — дитя радости, и посему иные охотно смеются, причинив своему ближнему какое-нибудь зло; слезы суть порождение печали, поэтому иные плачут, когда видят, что другие лучше их. Источник и смеха, и слез — в сердце; но у многих сердце не на должном месте, и поэтому они смеются, когда нужно плакать, и слезы проливают, когда время смеяться. И смех и слезы суть следствие живого человека; поэтому флегматики и не смеются, и не плачут. Слезы суть следствие слабости, поэтому дети и женщины по каждому пустяку плачут; смех же — порождение легкомыслия, поэтому свадьбы вершатся под смех и веселье.

Слезы и слабость по природе своей женского рода; но с тех пор, как просвещение преобразило природу и мы стали целовать женщинам руки, уступать им лучшие места, позволять, чтобы чужой мужчина провожал их домой, и слезы и слабость сделались мужского рода. То есть вначале плакала жена, когда ей угрожала опасность, а теперь плачет муж оттого, что не может уберечь ее от опасности.

Слезы представляют собой своеобразный вид оружия; поэтому женщины, которые боятся прикоснуться к ружью и сабле, к данному оружию охотно прибегают. Но удивительно, каким огромным даром командовать они располагают! Я не буду распространяться о том, что каждому известно: во многих домах мужья послушно исполняют приказания своих жен; укажу лишь на женское умение пускать в ход бесчисленные батальоны слез и вести сражения удивления достойным способом. В девичестве они плачут о потерявшейся собачонке, о своей подруге, о кошке — в сущности, о пустяках. Это первый маневр, с помощью которого они добиваются сочувствия к своим целям. На венчании они со слезами расстаются со своей родней. Это парад, который не имеет какого-либо военного значения, хотя его охотно смотрят дети и ротозеи. Когда они выходят замуж и в доме начинает командовать муж, они опять-таки пускают в ход несколько батальонов слез, которые борются за свободу и равноправие и побеждают, ибо кто может противостоять пламенному стремлению к свободе и равноправию. Однако поднявшие знамя равноправия, как водится, загораются желанием закабалить других; поэтому и жены вводят в бой новые батальоны слез и открывают канонаду слов и воплей, пока, наконец, и сам Севастополь не сдастся{1} и муж не ретируется на задний план.

Но Севастополь не так легко завоевать; зачастую самые яростные атаки не дают никаких результатов. В таком случае жены, которые обычно вцеплялись в мужнины волосы, нападали, всуе потеряв несколько батальонов слез из-за того, что в боевых действиях им не сопутствовала удача, отдают приказ к отступлению, берут в союзники притворство и нежность и новым маневром в конце концов цели достигают; но и на этот раз слезы главнейшую роль играют.

Если слезы хороши в наступлении, то еще лучше они в обороне. Редко когда слезы не помогали жене, которую бранил муж, доказать свою безусловную невиновность.

Когда жена плачет об умершем муже, она разворачивает знамя доброты, и удивления достойно, сколько людей она умеет этими слезами повергнуть к своим стопам, особенно ежели она молода и красива.

Но не всегда слезы — оружие, вне войны и торговли слезы обладают ангельски дивной, восхитительной силой. Слезы тоски и печали, слезы обиженного, скорбящего сердца, слезы обманутой, оскорбленной или проданной невинности, слезы сирот на могиле родителей, слезы чувствительности и умиления на подмостках милосердия и благодеяния, доброты и человечности, наконец, слезы брачной верности и жертвенности, слезы сожаления, любви, соболезнования — будто роса на цветах, которую утренние солнечные лучи превращают в драгоценные бриллианты. Блажен тот, у кого этот источник не замутнен злобой, завистью, притворством и мщением; еще блаженнее тот, кто слезы чужой беды и несчастья умеет смешать со слезами соучастия, утешения и помощи.

Перевод Ю. Брагина.

Детские балы

Без основания хвалится нынешний свет, а особенно некая часть Европы, своей просвещенностью и укоряет прежние века и прочие народы в варварстве и глупости. Будь это так, не научились бы мы у варваров многим вещам, которых не знали и без которых наша цивилизация сильно хромала бы.

Просвещенные испанцы считали американские народы дикарями, однако они научились у них курить. Китайцев мы должны благодарить за чай, который поначалу мы токмо в болезни да по совету врача пили; а балы, как известно, ведут свое происхождение от древних греков, а может быть, от еще более древних народов. Но и то, истины ради, надо признать, что варвары развлекаются по-варварски, грубо; а просвещенный мир все, что переймет, сразу же старается развить, пригладить и всячески облагородить. Ежели американские индейцы курят одним способом, то у нас имеется около сотни видов курительных трубок и чубуков, да еще разных сигар и сигарет и, наконец, даже нюхательный табак. Ежели древние люди устраивали свои балы по полям да лесам, то мы завели прекрасные залы, великолепно освещенные и украшенные, устраиваем балы и маскарады и, конечно, не могли успокоиться, пока не стали проводить балы и для маленьких детей.

Обычно наши старики и старухи спрашивают: к чему эти балы детям? Невежи! Разве просвещенные люди вырастают сразу, за одну ночь, как грибы после дождя? Утенок учится плавать, пока еще не вырос; котенок, который не ловил мышей, пока был маленьким, так и не научится их ловить до самой смерти. Точно так же и ребенок, коль в нежном возрасте не привыкнет блистать, трудно ему будет потом добиться успеха. Каждая мать знает, как ей, шестнадцатилетней, впервые пришедшей на бал, трудно было подражать другим, лучше воспитанным, то есть умевшим без умолку болтать, свободно глядеть в глаза любому и всегда добиваться превосходства. То, чего ее родители по простоте душевной упустили дать ей, она стремится дать своим детям; вот вам и разумная основа для детских балов.

Ах, давайте посмотрим вон на этих маленьких, нежных, невинных деток. Сама безмятежность цветет на их щечках; природа не могла их лучше украсить. Однако матери их полагают, что этого недостаточно, они наряжают их в шикарные платья и панталончики, и нежная девочка, разряженная как обезьянка, приходит на бал. Еще дома старшая сестра учила ее, как смотреть, как стоять, как складывать губки; но на балу и другие считают себя обязанными что-то присоветовать или поправить. Теперь каждая начнет выделывать реверансы, демонстрируя, как хороши у нее панталончики; а стоящие вокруг взрослые не могут наглядеться на них и беспрестанно восклицают: «Либе фрац!»^[1] А почему фрац? Почему, если скажешь: «безобразница», могут и обидеться, а если говоришь, как принято, то дамы умиляются и готовы тебя расцеловать.

Но и мальчики не уступают девочкам, правда, они несколько по обыкновению старше. Тщательно прилизанная прическа, белые перчатки, лорнет, фрак и лакированные штиблеты. «Шпицбуд^[2] эдакий, как он кек!^[3] Уж этот сумеет найти свое счастье!»

Начинается музыка. Многие спрашивают, почему, когда играют вальс, то сначала звучит печальная мелодия, а потом ее сменяет настоящая музыка. Это совершенно естественно, ибо все мы знаем, сколько юношей и девушек разболелось от балов и погибло; поэтому музыка сначала оплакивает их, чтобы потом ее никто не мог упрекнуть. А не вредят ли детям такие танцы? Нет, детям угрожает не чахотка, а только последствия балов и одежды, стесняющей дыхание, и не мудрено, что когда они достигают четырнадцатилетнего или пятнадцатилетнего возраста, мамочки удивляются, отчего у их детей кровохаркание.

Дети, как правило, неутомимы в танцах, они легкие, и чем ребенок младше и больше танцует, тем безграничнее гордость матери. Разумеется, старшие тоже приходят на детский бал и при этом позволяют себе строить куры с юными существами. «С невинными детками?» А почему бы и нет?! Если дети в нежном возрасте учатся танцевать, то почему бы им не научиться и делам любовным? Зато потом будет проще, ибо стыдно молодой девушке не знать самого для себя необходимого.

Кто бы мог подумать, что и стыд бывает разный! Прежде считалось срамом, ежели девушка много говорит; сейчас стыдно, ежели она не умеет переговорить всех. Прежде считалось срамом, ежели девушка не вышла на зорьке по воду; сейчас девушка стыдится не воду, а хотя бы что-нибудь нести по улице. Прежде было величайшим срамом, ежели девушка не умела прясть, ткать, месить хлеб и так далее; сейчас же считается постыдным, ежели она занимается этими делами, а в игре на фортепьянах не виртуоз.

И коли от нашего воспитания мы не получили ничего иного, то, по крайней мере, добились того, что горничные стали явлением весьма редким и дорогим.

Перевод Ю. Брагина.

Перчатки

Одним из величайших доказательств того, что человек вылощен, разбирается в правилах хорошего тона и не преступает законы учтивости, являются перчатки. Нет нужды знать, что у него в голове, умно ли он говорит или глупо, учтиво или грубо, достаточно только посмотреть на его одежду, особенно на руки, и ты сразу же определишь, относится он к просвещенным людям или непросвещенным.

Родословная перчаток окутана тьмой древности, ибо люди в еще не просвещенные времена стремились защитить руки от морозов, дождя и снега; средневековые рыцари употребляли перчатки прочные, чтоб меч не натер им рук; но утонченный французский вкус сумел даже перчаткам придать изящество, они стали изготовляться из тончайшей кожи, из шелка и другой дорогостоящей материи, чтобы их даже летом можно было бы носить и чтобы они полностью соответствовали прочим украшениям.

Сербы, которые неохотно мирятся с ролью последних в просвещении, и этой моде натурально уделяют внимание. Я думаю, что только благодаря перчаткам несколько лет тому назад и нас назвали не варварами, а полуварварами, а стоит нам напялить еще брюки-гольф и гамаши, мы сразу же превратились бы в европейский цивилизованный народ. Поэтому, молодые сербы, поскольку вы охотно заимствуете у чужеземцев всякую всячину, старайтесь, чтобы ни одна модная новинка не ускользнула от вас. Просвещения в наше время достигнуть легко и дешево, и каждый торговец, каждый портной и сапожник, каждая модистка распространяют цивилизацию.