Good Again
Шрифт:
— Можно я тебя коснусь, — беспомощно зашептала я.
Пит не ответил, лишь притянул к себе для поцелуя, а его пальцы осторожно вынули мои запястья из рукавов рубашки.
Наконец освободившись, мои руки стали бродить по его широкой груди и мощным плечам. Рот прокладывал дорожку вдоль его шеи, пробуя на вкус шрамы. Мне все еще было непривычно и сладко ощущать его кожу губами. Он застонал от моего напора, и мне было приятно сознавать, что я заставляю его издавать такие звуки. Тем временем его руки нырнули между моих ягодиц, вглубь, и он еще сильнее застонал, когда почувствовал, какая же я мокрая. Слегка меня приподняв, он несколькими судорожными движениями бедер освободился от трусов, и его желание выскочило наружу, явно истомившись в неволе. Взяв мою руку, он положил ее на эту часть своего
— О, Пит! — выдохнула я, до конца на него опустившись, наполненность теперь я чувствовала много сильнее, чем прошлой и позапрошлой ночью.
И он впился в меня поцелуем, не давая двинуться, пока мы оба смаковали ощущение того, что он теперь полностью, весь был внутри меня. Мне было невдомек, как нужно двигаться, и я позволила ему мной рулить, пока он сам был в поисках самого подходящего для нас способа двигаться в унисон. Я стонала прямо ему в губы, вращала бедрами, заставляя и его стонать, потом стала слегка на нем подпрыгивать, чувствуя, как он скользит внутри меня.
— Китнисс! — выдохнул он, сжимая мою талию и начиная приподнимать меня и затем вновь медленно опускать на себя. Когда же он, не в силах больше сохранять сидячую позицию, откинулся на кровать, приподнимаясь навстречу мне на локтях, я убрала руки с его плеч, схватив его теперь за поясницу, используя ее как опору. От этого ощущение полноты только усилилось, хотя прежде это казалось уже невозможным. Наклонившись, чтобы покрыть поцелуями его грудь и шею, я прочертила языком узоры на его коже, дразня его соски так, как он раздразнил мои. Он же от этого начал корчиться, и его стоны дарили мне пьянящее, головокружительное ощущение своей власти над ним. Он продолжал отрывисто двигаться внутри меня. И я, усевшись на него с прямой спиной, стала сама подниматься и опускаться, и он внизу толкался в меня бедрами, наши движения обрели четкий ритм. Сильные руки сжимали мою грудь, настойчиво гладили бока, живот и бедра.
— Потрогай себя, Китнисс.
Я посмотрела на него сверху вниз в недоумении. Но он взял мой палец и поднёс его к маленькому бугорку между моих ног. Когда я прикоснулась к этой точке, по позвоночнику проскочил заряд электричества. Он нежно направлял меня, безмолвно обучая меня тому, что сам делал для меня вчера. Когда я смогла подстроиться к нашему ритму, который вызывал во мне еще больше ощущений, он взял меня за талию и мы продолжили эту гонку всерьёз. Это было самое сильное чувственное ощущение, которое мне доводилось переживать, пружина внутри меня сжалась до упора, прежде чем раскрыться, дав мне освобождение, при том я еще могла её удерживать. И я стонала, задыхалась, хныкала, издавала звуки, которые были для меня немыслимы при любых иных обстоятельствах. Пит же, закусив губу, любовался тем, как я уже настойчиво себя ласкаю.
— Ах, я так близко, — выкрикнула я. Скоро, слишком скоро, я c криком выгнулась назад. — О, Пит! — и запрокинула голову, теряясь в сладких конвульсиях, от которых волны блаженства толчками растекались по всеми телу.
Пит увеличил скорость, сжав меня еще крепче. Я видела, что он борется, пытаясь удержаться на краю, когда его захлестнули мои настойчивые волны. И я остановилась, на миг перестав в него врезаться, и вновь вильнула бедрами, наслаждаясь действием, которое это на него оказывает, своей властью над ним. Теперь уже он выгнул спину, почти задохнувшись от моего внезапного натиска. В конце концов, больше не в силах сдерживаться, он начал бешено в меня толкаться. И я слегка отступила, позволяя ему вести, отдавая ему весь контроль. И вскоре его прекрасные черты исказились, и я почувствовала это: невероятное напряжение внутри меня, затем тепло. Все его тело содрогнулось в экстазе.
Он притянул меня вниз, к себе и тесно сжал, пытаясь побороть сбившееся дыхание.
Так и мы и лежали несколько бесконечных минут, и его пальцы поглаживали мне спину. Я полностью растворилась в частом и сильном стуке его сердца возле своего уха, в ритме его тяжелого, глубокого дыхания.— С тобой все хорошо? — прошептал он чуть погодя.
— Даже слишком, — был мой ответ.
За его смешком угадывалось смущение.
— Разве может быть слишком хорошо?
Я вздохнула.
— Наверно. Тем более, что я считала, что больше никогда не буду счастлива. И мне все кажется, что что-нибудь ужасное еще может случиться. И хоть теперь мы в безопасности, я все еще чувствую себя такой…
— Уязвимой? — предположил Пит.
— Да, именно. Как было с Прим, — мой голос сорвался. — Пит, я так ее любила. И жила в страхе, что потеряю её, и потеряла, потеряла… — я вся задрожала, ведь я не привыкла так смело вызывать ее образ в сознании при свете дня. Чувствуя, что слезы подступают, я всячески пыталась их унять, — Теперь у меня есть ты, и мне хочется запереть все ставни и все двери, и положить у изголовья лук и стрелы, как будто нож над тобой уже занесен. Мне все еще кажется, что в любую минуту сюда могут ворваться миротворцы, забрать тебя, и мне останется только кричать и звать тебя, безо всякой надежды вновь тебя увидеть, — я спрятала лицо у него на груди, напуганная тем, что он может подумать об этой моей вспышке, невольно вспоминая об ужасе Квартальной Бойни, когда мы с ним в отчаянии изо всех сил кричали и звали, не в силах друг друга найти…
Пит поцеловал меня в макушку и отодвинулся, чтобы на меня взглянуть. Его голубые глаза смотрели на меня так, как могли смотреть лишь его глаза.
— Я не могу пообещать, что ничего плохого с нами больше не случится — никто не может дать такого обещания. Но я могу пообещать, что я никогда по своей воле тебя не покину, а если вдруг придется, — он грустно улыбнулся, наверняка думая о том, как его держали в заточении. — тогда я сделаю все от меня зависящее, чтобы к тебе вернуться, — он тесно прижал меня к себе. — Нам нужно начать верить, что теперь все в мире идет к лучшему, иначе не будет нам покоя.
Я кивнула в ответ, лелея надежду, что мне чудесным образом удастся, наконец, научиться доверять.
Вдруг меня посетила внезапная идея, и я вскочила, застав его этим врасплох. Направившись к своему прикроватному столику, куда я уже успела вновь разложить свои вещи, я открыла выдвижной ящик и осторожно извлекла на свет небольшую коробку. Пит сел, откинувшись на подушки. Я тоже села и, водрузив коробку на кровать, стала доставать оттуда содержимое. Предметов было всего три. Первым оказалась выводная трубка, которую Хеймитч отправил нам, измученным жаждой, на парашюте на арену, в безводные джунгли. У Пита появились морщинки вокруг глаз, когда он поднес к ним выводную трубку, чтобы внимательнее её рассмотреть.
— Ты её сохранила?
Я кивнула, улыбаясь.
— Она спасла нам жизнь. Хоть мы и не сразу догадались, что это такое, помнишь?
— Ещё бы. Какая жуткая Арена, — прошептал Пит.
Тогда я достала следующий предмет. Он глубоко вдохнул, когда я протянула ему его потертый золотой медальон на тонкой цепочке.
Пит долго ничего не говорил, изучая его.
— Я собирался там умереть, — прошептал он. — И заготовил это, чтобы убедить тебя позволить мне сделать то, что мне было нужно. Тогда это вряд ли на тебя подействовало… Но, в конце концов, почти все пошло по моему сценарию, ведь так? — сказал он серьёзно.
Я замотала головой.
— Я тоже шла туда, чтобы умереть. Ничто не могло убедить меня поменять моё решение. Этого не случилось только из-за стечения обстоятельств и подлого обмана. И вряд ли можно назвать то, что случилось потом, «твоим сценарием», — выпалила я с некоторой горячностью.
— Эй, — сказал он мягко, пытаясь меня успокоить. — Теперь мы здесь. Вот что самое главное, — и он коснулся моей щеки.
Я просто кивнула, пытаясь стряхнуть с себя раздражение, когда достала третий, самый маленький предмет. Я инстинктивно прокатала его возле губ, ощущая нежной кожей прохладную твердость. Потом отдала эту самую дорогую мне вещь Питу. Он медленно повертел серую жемчужину в пальцах, а я неотрывно на него глядела.