Good Again

***

Шагая в пекарню я изо всех сил пытался вернуть себе свой природный оптимизм. Усилием воли я пытался сосредоточиться на том, что меня окружало. Кто знает, что ждет меня в пекарне, — думал я. И был приятно удивлен, когда обнаружил, что Эффи феноменально хорошо потрудилась над обустройством новой булочной. Она глубоко вдавалась во все детали, в то, как все должно работать, и высокая эффективность ее работы просто ошеломляла. В офисе я обнаружил, что все квитанции и накладные на поставку товаров в полнейшем порядке. Она, оказывается, очень внимательно слушала, когда я натаскивал Астера и Айрис, и теперь это положительно сказалось. В противном случае мне пришлось бы просто закрыть пекарню, не мог же я оставить Китнисс одну в ее недавнем состоянии. Уже одна мысль об этом повергала меня в мрачное уныние, и мне пришлось бороться с отчаянным желанием побежать тут же обратно, хоть бы мне и пришлось в поисках Китнисс рыскать по лесу.

В угрюмом настроении вошел я в переднюю комнату, где был магазин, и обнаружил там стоящего у прилавка мэра, болтающего с Эффи. Хоть мы с Китнисс и потешались за глаза над их интрижкой, но правда была в том, что мне приятно было смотреть на то, как эти двое мило общаются друг с другом, особенно после всего ада, что я пережил в последние дни. Они совершенно естественно, а вовсе не глупо, льнули друг к другу, и Гринфилд бросал на Эффи томные взгляды, стоило ей слегка отвернуться, чтобы достать что-то с витрины. Он явно был готов сцапать ее и утащить отсюда, лишь бы она дала ему знак, что и сама не прочь, но Эффи пока держалась стоически и почти ничем не выдавала своих чувств, если не считать полного тоски и томления взгляда, которым она проводила мэра, когда тот выходил из булочной.

Я помедлил в дверях, боясь прервать их трогательное расставание, и пошел проверить хлебопечку на предмет чистоты внутри. Вытянув руку, я заметил, как она дрожит, и лишь тогда почувствовал насколько внутренне напряжен, я весь вибрировал как туго натянутая струна. Прислонившись к печи, я просто изучал свои руки, искаженные контуры моих пальцев отражались в начищенной до блеска металлической миске. Мне вдруг остро захотелось израсходовать всю скопившуюся во мне за прошедшие дни энергию, и я направился к бельевому шкафу, где лежал мой фартук. Я собирался как следует замесить тесто.

Только тогда Эффи обратила на меня внимание.

– О, Пит! Как приятно тебя видеть, — защебетала она. Она заулыбалась свой обычной сияющей всеми зубами улыбкой, но в глазах читалось беспокойство. — Полагаю, Китнисс идет на поправку?

Что мне было скрывать от Эффи? Ведь, хотя она и осторожничала, учитывая присутствие Айрис, которая катала роллы, я не видел смысла ей лгать. Она знала насколько плохо было Китнисс, и я не хотел, чтобы она уловила мое странное сегодняшнее настроение.

— Китнисс отправилась на охоту. Добрый знак, верно? — я выдавил улыбку, и почувствовал, что мне ужасно стыдно. Да ей было памятник в пору ставить за то, что она тут делала без меня. Обычной похвалы было явно недостаточно.

Склонив голову на бок, Эффи внимательно на меня посмотрела. Она уже собиралась что-то произнести, когда колокольчик на дверью объявил о наплыве покупателей, положившем конец нашей беседе. Некоторые из горожан, которым удалось мельком меня заметить, спешили меня поприветствовать, и я в ответ им широко улыбался и махал рукой. Они и знать не знали, отчего я так бешено мешу тесто и припечатываю его к столу, отчего так энергично запихиваю противень хлеб в печь.

Астер зашел на кухню, когда я уже вынимал противни, чтобы их остудить. Они были полны длинными багетами и темными буханками, хлебом с орехами.

— Хорошо, что пришел. Ну как, Китнисс уже отходит после простуды?

Я мрачно ухмыльнулся про себя. Возможно, Китнисс никогда не побороть её недуга.

— Ей теперь намного лучше, спасибо, - и, страстно желая сменить тему, сказал. – Вы, ребята, классно потрудились, пока меня не было.

В ответ на комплимент Астер заулыбался.

— Я бы принял это на свой счет, но дело в том, что мисс Бряк — тот ещё надсмотрщик. Никому тут спуску не давала, — он сделал паузу. — Хочешь я дальше сам разберусь с этими батонами?

Одного взгляда на часы оказалось достаточно, чтобы понять — мне и впрямь пора. Было уже за полдень. Наконец-то.

— Ага. Я пойду. Завтра возьму себе первую смену.

Астер кивнул.

— Ну, увидимся.

Я со всех ног ринулся в заднюю дверь. Эффи я мог отблагодарить и позже.

***

Когда я вернулась из пекарни домой, единственное, чего я хотел — это увидеть ее живой и здоровой. Я жаждал, чтобы в доме раздавались ее шаги, потому что видеть ее пассивно лежащей в постели мне было невыносимо — я еле пережил эти ужасные дни. Порой мой мозг все еще путался: что — реально, а что мне привиделось, и мне постоянно приходилось напоминать себе что же было на самом деле, чтобы держать себя в руках. А для этого мне было нужно самолично убедиться, что с ней все в порядке.

Поэтому когда я пошел по дому и обнаружил, что никого нет, я откровенно запаниковал. Мой охморенный мозг корил меня за то, что я так сильно от нее завишу. Вместо того, чтобы посочувствовать, темная сторона моего сознания осуждала ее — за слабость, меня — за то, что она так мне нужна. Мозг морочил меня, подбрасывая пугающие образы — как Китнисс смеется над моей отчаянной любовью, притворяясь хуже, чем она есть на самом деле, чтобы держаться от меня подальше, так как она меня не любит —, но я игнорировал этого злобного тролля внутри меня. Она охотится. Вот и все. Чтобы еще раз в этом убедиться, я отправился в прихожую, есть ли на обычном месте ее лук и стрелы. Конечно, сейчас их там не должно было быть.

Но когда я углядел там их — самодельный лук и полный колчан стрел — я остолбенел, полностью обескураженный. Если она охотится, отчего здесь лежит ее оружие? Я ни на что не мог решиться, просто стоял и пялился на ее охотничье снаряжение, не в силах собраться с мыслями.

Когда же я вышел из ступора, я встряхнулся и медленно направился к лестнице. У меня в голове запульсировала, набухая, тягучая головная боль, возвещая приближение очередного приступа. В своей мастерской я упал на мягкие подушки оттоманки, зажав голову руками, и стал делать всё, как учил меня Доктор Аврелий, чтобы отогнать надвигающееся безумие. Я снова и снова повторял свое имя, кто я, где я, и то и дело щипал себя, пока, наконец, вспышка неконтролируемого гнева не утихла и я не растекся как желе. Пульсация крови, прилившей к голове, и той, что бежала в жилах, все еще оставалась такой мощной. И я подумал: а что, если я на минутку прилягу…

***

Я проснулся оттого, что ее руки нежно гладили меня по волосам, и ее голос напевал:

И мы сможем зажечь спичку и спалить ее дотла.

Позволь мне держать тебя за руку и танцевать с тобой вокруг огня

Перед нами.

Прах к праху…

На миг я опешил. Счет времени был безвозвратно потерян, но мне было все равно, для меня не существовало ничего, кроме этой ее песни. Пусть я и был полностью дезориентирован, но я позволил себе роскошь просто лежать и слушать ее, качаться на волнах ее знойного и при этом такого женственного голоса. Этот голос покорил меня еще когда я был ребенком, и туман, с которым мне пришлось бороться, медленно растаял, уступая месту глубокому чувству облегчения. Китнисс была здесь.

Когда я был готов, я приоткрыл глаза и встретился с мягким взглядом ее серых очей. Она смотрела на меня с нежностью, лежа рядом на оттоманке. Её тело было таким податливым и теплым в сравнении с задеревеневшим, негибким моим.

Не дожидаясь пока я заговорю, она сказала:

— Тебе приснился дурной сон.

Я лишь потупился в смущении.

— Должно быть, я заснул…

Она провела пальчиком вдоль моей щеки и коснулась губ.

— Я пришла домой и даже не поняла, что ты тоже здесь, пока не услышала шум наверху. Я думала, что это Лютик, — она тихонько хихикнула.