Good Again

Я пододвинулся, освобождая ей побольше места на диванчике, и привлек ее к себе. Сегодня она благоухала морозом и сосновыми иголками. Я глубоко вдохнул этот аромат, испытывая невероятное чувство облегчения.

— Хочешь об этом поговорить? — спросила она.

Я тяжело вздохнул.

– Нет, все было как обычно. Но теперь, когда ты здесь, я в порядке.

Китнисс посмотрела на меня изучающе, так пристально, что мне даже показалось — она видит меня насквозь.

— Мне придется позвонить сегодня Доктору Аврелию. И ты должен быть в этот момент рядом.

Обычно мы никогда не разговаривали с Доктором Аврелием на пару. У каждого из нас душевные травмы проявлялись по-разному. У Китнисс они выливались в депрессии, панические атаки, кошмары по ночам, фобии. В моем же случае охмор все так запутал и усугубил, что моя психика теперь требовала совершенно особого врачебного подхода и терапевтических методов. Мы оба были сломлены, но несколько по-разному.

— Ладно, но разве мы не можем еще чуть-чуть побыть здесь? — умолял я.

Она чмокнула меня в нос, но на вопрос не ответила.

— Отдыхай. Я пока схожу вниз…

— Нет, — отреагировал я мягко, но настойчиво. — Не уходи. Побудь со мной, — и забрался рукой под ее теплую рубашку туда, где выступала идеально круглая грудь.

Она сверкнула на меня глазами, и я прочел в них глубинное понимание.

— Всегда, — ответила она, позволяя крепче себя обнять.

***

Голос Доктора Аврелия — мягкий, спокойный — так хорошо был слышен по громкой связи, которую мы включили в мастерской, как будто бы он был прямо здесь, с нами. Китнисс беспрестанно ерзала на своем месте рядом со мной, хотя очень старалась выглядеть безучастной. Она в общем-то неплохо справлялась, разве постоянно теребила помолвочное кольцо с жемчужиной, и это выдавало ее нервозность. Я поспешил взять ее за руку и принялся нежно поглаживать её ладонь большим пальцем, и она благодарно мне улыбнулась уголками губ.

— Очень приятно поговорить сразу с вами обоими. Китнисс, я обсуждал с Питом то, как протекал у тебя последний эпизод, и я бы хотел сперва поговорить с тобой. Как ты себя чувствуешь? — начал он доброжелательно.

— Мне лучше, — тихо ответила она.

— Ну, это, определенно, хорошо. Тебе удалось поспать прошлой ночью? — и мы услышали шелест перебираемых бумаг на столе. Я взглянул на нее и заметил, как зарделись ее щеки, и сам не удержался от улыбки, припоминая, до чего же я был прошлой ночью жадным.

— Хм, ну, никаких проблем, — она застенчиво взглянула на меня.

— Очень хорошо. Пит, как бы ты описал свое нынешнее ментальное состояние?

Я вдруг занервничал оттого, что при этом моем разговоре с врачом присутствовала Китнисс. Обычно я вел себя с ним очень открыто и ничего не скрывал. Но раз уж она сидела рядом, а говорил я о ней, мне приходилось тщательно взвешивать каждое свое слово.

— Сегодня был странный день. По правде говоря, я то и дело пытался понять, где же я нахожусь, — я взглянул на Китнисс, которая явно напряглась от этих моих слов. — Как будто бы я отсутствовал очень долго, а сейчас вернулся к нормальной жизни. Я просто был сбит с толку.

Доктор Аврелий помолчал, как будто обдумывал сказанное мной.

— У тебя был сегодня приступ?

— Почти… ну, да, был. Я просто применил кое-что из методов, которые мы обсуждали, и в итоге просто заснул, — я опустил глаза, а Китнисс сжала мою ладонь.

— Вообще-то это нормально, что после сильного стресса ты становишься более уязвим для своих ложных воспоминаний. Даже у людей, которые не прошли через то, с чем пришлось столкнуться тебе, в стрессовом состоянии наблюдается резкое повышение уровня кортизона и адреналина в крови. А после того, как стресс проходит и уровень адреналина снижается, кортизон все еще остается в крови, и со временем оказывает разрушительное воздействие на нервную систему. Прибавь к этому воздействие яда ос-убийц и твою повышенную чувствительность к стрессу. Ничего удивительного, что у тебя случился приступ.

Китнисс сидела рядом со мной с убитым видом.

– Эй, — я взял ее за руку. — Разве у меня не было приступов прежде? Ничего нового, правда?

Она коротко покачала головой, и на ее лице отразилось недюжинная внутренняя борьба. И лишь тогда я понял, что она пытается не расплакаться. Я тут же притянул ее напряженное тело к себе.

— Что такое?

Она лишь снова помотала головой, отказываясь говорить. После долгого молчания, из динамика раздался мягкий голос Доктора Аврелия:

— Китнисс, ты сейчас в безопасности, с людьми, которые желают тебе лишь добра. Тебе не нужно смущаться, стыдиться проявления своих чувств, даже если они негативные.

Она пробормотала что-то, что я даже я не смог толком разобрать.

— Я не понимаю тебя, Китнисс. Поговори со мной, прошу тебя, — прошептал я.

— Это все моя вина. И что я делаю — неважно… — и по ее щеке скатилась огромная слеза.

— Нет. Не говори так… это неправда, — я обнял ее за плечи, прижал к себе.

— Китнисс, мы уже обсуждали твое чувство вины. Не находишь ли ты, что и в этом случае берешь на себя больше персональной ответственности, чем того требует ситуация? — задал вопрос Доктор Аврелий.

— Возможно, — она громко задышала через нос, вот же упрямая!

— Почему? — бросил он пробный камень.

— Потому что не я виновата в приступах Пита. В этом виноват только Сноу, — отвечала она механически, как ученица, дающая тот ответ, который хотел бы слышать от нее учитель.

— Ты искренне так считаешь? — произнес Доктор Аврелий с легким смешком.

Уголки ее губ слегка поползли вверх.

— Не очень. То есть, я знаю, что все эти слова — правда, но ничего не могу поделать со своими ощущениями.

— На самом деле, ты можешь кое-что сделать со своими ощущениями. Мы это уже обсуждали, — Доктор тяжело вздохнул. — Вам обоим очень важно пристально следить за тем, что вы ощущаете и даже это документировать. По мере изложения негативной информации о себе возможно новые приступы депрессии. Но мы можем переписать историю вашей жизни, отделив правду от домыслов и лжи. Пит, ты уже делаешь это через свои картины. И наши более счастливые, более реалистичные картины бытия в итоге и сами станут реальностью, и вы так излечитесь. Мы Ненастоящие, пока вы сами за них не взялись» — так они это называют, — и он усмехнулся своим словам.

Китнисс выпрямилась и взглянула на меня.

— Я сделала сегодня кое-что важное.

— Что же, скажи мне, — я улыбнулся резкой перемене ее настроения.

Голос Доктора Аврелия тоже казался удивленным.

— Да, скажи же нам.

— Сегодня на охоте я подстрелила оленя. И я все никак не могла перестать думать о детях-сиротах из приюта, которых видела перед тем, как это все со мной случилось. Так что вымыла мясо и отнесла им. Пожертвование. Я пожертвовала им мясо, — она запнулась.