Город из воды и песка

— Ох, блядь! — вскрикивает и потом стонет Войнов. — Са-аша…

— Больно?

— Да хорошо… Господи. — Говорить совсем не хочется. — Улётно… Иногда хорошо, когда больно…

Ощущения болезненно-яркие, как будто включили рубильник — и всё осветилось вдруг, вспыхнуло, так, что до рези в глазах. Именно потому, что не видит, а ещё потому, что с Сашей. Аллилуйя! Сколько Войнов ждал, как просил… Не напрасно. Боже, спасибо! Войнов не может не думать — сколько книг и стихов об этом написано, сколько картин, фильмов и всего прекрасного, что только есть в мире, посвящено и сделано, — что любимого мы уподобляем богам, что любимого видим и ощущаем подобным Богу, не человеку, а если это не так — то какие же мы люди, венцы Творения? Через любимого прикасаемся к Богу и познаём его: во плоти — потому что сами телесны и смертны, и духовно — потому что все божьи дети. И если этой любви не познать — как же? Как приблизиться к Богу? Как его возлюбить? Как понять, что такое Любовь?

Саша целует и гладит руками бороздку между грудными, ведёт носом вниз, по животу — так смешно и щекотно. Войнов улыбается и заслоняет локтем и так завязанные глаза. ОМГ! Любимая Сашина забава — кубики! Саша глубоко выцеловывает мышцы на животе, весь сикс-пэк, щекочет языком, влажно обводит пупок, тычется носом, гладит ладонями, стонет весь — нравится. И Войнову тоже по кайфу, что Саше его abs доставляет столь большое чистое незамутнённое удовольствие.

Насладившись, Саша движется ниже, языком под пояс на джинсах. Он расстёгивает пуговицу, тянет вниз собачку, медлит буквально одну-две секунды и подсовывает пальцы под джинсовую ткань. Войнов медленно втягивает воздух через сомкнутые зубы. Саша проводит ладонью вдоль по стволу, и потом Войнов чувствует прикосновение губ прямо через бельё. Ему сносит крышу от ощущений, от чувствительности, которая, кажется, так подскочила, что если он подобным образом реагирует на лёгкие прикосновения через ткань, то что же получится, когда дойдёт до минета?

Но Войнов вынужден остановить это волшебство. Он отстраняет Сашу, объясняет:

— Мне нужно сначала в душ, маленький. Я же был весь день на работе… И потом, я хочу быть для тебя везде чистым, чтобы ты мог… если захочешь… М-м-м? Потерпишь немного?

Когда Саша поднимается на ноги и потом опускается на диванчик рядом, Войнов притягивает к себе его голову и целует в лоб, как ребёнка.

— Угу, — соглашается Саша, как будто обиженно. — Пойдём, я тебя отведу. И галстук как раз тогда снимешь. А только повязку оставишь.

Войнов хочет подняться с диванчика, но Саша пускает не сразу.

— Подожди… Дай мне… — Он приближается, целует за ухом и потом само ухо, трётся о шею — горячий и ласковый, — ему хочется всё целовать и пробовать, как будто если он чего-то не коснётся прям сразу же, то потом не будет возможности. Смешной. Котёнок. Любимый…

И всё-таки он берёт Войнова за руку и отводит в ванную комнату, говорит:

— Только ты не очень там долго…

— Конечно, Сашенька.

Помылся и почистился основательно, но оперативно. Почти как в армии. Хотя да ну, при чём тут армия? Быстро, в общем. Войнова штормило и штырило — по-хорошему. Он насухо вытерся, надел халат, на глаза не забыл маску (в ней одной гораздо удобнее) и постучался.

Саша открыл через пару секунд, накинулся с поцелуем. Потащил за собой. Голодный какой!

Завалил на постель, целуя, развязывая нетерпеливо халат, шаря руками по телу, уже совсем без стеснения. Обхватил ладонью член и принялся дрочить, не отрываясь губами от войновских губ, чтобы впитывать, как Войнов стонет, как произносит его имя: «Саня… Санечка…» Он покрыл поцелуями Войнова всего: зацеловал лицо, щёки, лоб и брови, ласкал шею и плечи, спустился поцелуями вниз, зависнув опять в районе живота, и потом жадно сомкнулся на члене, взяв сразу до середины.

— Зубы, Санечка, — вскинулся, но всё же хохотнул Войнов.

— Прости… Прости… Я…

— Всё нормально, маленький, — погладил его по щеке Войнов.

— Я не забуду больше.

— Не торопись. Привыкни немного. Не бери сразу до конца. Пойми, насколько ты сможешь, как тебе комфортно.

Саша принялся сосать, неглубоко для начала, но очень как-то правильно, хорошо и плотно. Ничего себе новичок! Восхитительный мальчик! Войнов слегка направлял его голову, и было реально кайфово от того, как Саша его ласкает, как ему это самому нравится, как он просто заходится стонами у Войнова на члене. Как он спустя какое-то время пытается брать глубже, и у него, что самое удивительное, выходит, он давится только сначала, а потом расслабляет горло, и всё получается как-то очень естественно, само собой. Войнов его совсем немного инструктирует: «Теперь займись головкой… Да, вот так», «Яички тоже… Нет, понежнее немного… Там же ценный, ахм, мате-ри-ал… Са-аша!», «Так, да!», «Супер!», «Боже мой!», «Можешь там пальцами надавить?», «Погладь…», «М-м-м, вот так…», «Да ёб твою!», «Только сейчас не останавливайся!», «Ох, блядь, чёрт!», «Гос-па-ди!».

— Сашенька, я кончу сейчас, слышишь? — Войнов попытался отстраниться, ну чтобы не в первый раз хотя бы… необязательно же сразу… Но Саша только замычал, протестуя, отпихнул войновские руки, взял глубоко и сильно, потом, наоборот, скользнул выше, сжал губами головку… и Войнов излился.

Они полежали немного молча, приходя в себя. У Войнова внутри пульсировала электрическая сияющая радость. Саша всё ещё постанывал оттого, что ему понравилось ласкать Войнова и, понятное дело, оттого, что ему тоже нужно было скинуть напряжение.

Войнов нащупал его голову у себя под мышкой, легонько погладил по волосам и потом по щеке.

— Мне всё ещё нельзя тебя трогать? — спросил он со слабой надеждой.

— Не надо, Никита… Мне очень понравилось, — признался Саша, подтягиваясь на локте к лицу Войнова, целуя его в щёку, в висок и потом в губы. — А тебе?

— Маленький… Ты просто прирождённый бог минета… Ты чудо, знаешь? Я обожаю тебя.

— Я тогда… Я сейчас… Вернусь скоро, — сказал Саша, соскальзывая с кровати.

Войнов совсем потерялся в ощущениях, в реальностях, если их было несколько. Было хорошо и приятно, и даже то, что он ничего не видел, больше не тяготило. Войнов нащупал одеяло и, потянув на себя, накрылся. Было не холодно, но хотелось какого-то уюта и умиротворения. Хотелось рядом Санечки, под боком, славного, тёплого, желательно тоже обнажённого — но тут уж ладно, как получится.

Он лежал и думал о том, что они уже сломали такую гигантскую стену, но за ней оказалась ещё одна, пусть не такая высокая, но так больше ничего не хотелось ломать, не хотелось рушить… Господи! Так хотелось просто жить и любить… Так мечталось просто спать в одной постели, под одним одеялом…

* * *

Какие-то горы… А он будто едет на поезде, с матерью и отцом, маленький. Внимательно глядит в окно: залез на сиденье, встал на коленки, притиснулся лбом к стеклу — холодит немного и дует. В окне мелькают близкие белые пики, но только сверху, а внизу всё изумрудно-зелено, кое-где усыпано цветами, жёлтым-жёлто, а где-то просто деревья — проносятся и проносятся. За окном такое чудесное солнце…

Как он заснул вообще? Раз — и вырубило… Темно. Ночь? Вечер? Утро? Ах да — повязка! Войнов инстинктивно подносит руки к глазам — повязка на месте. А Саша? Саша, наверное, тоже?

Ищет рукой рядом — пусто. Где он? Саша?!

— Саш? Саша?!

— Я здесь, милый.

— Сколько времени? Я заснул, да?

— Одиннадцать почти.

— Прости. Вырубило просто… Всё в порядке? Где ты?

— Я здесь, здесь.

Кровать прогибается под весом ещё одного (такого желанного!) тела. Саша ложится рядом, сбоку — Войнов чувствует дыхание у себя на щеке, потом как Саша касается носом — забавно так, будто думает, что ему дальше делать: лизнуть, поцеловать или просто пощекотать носом за ухом. Не угадал! Саша прижимается губами куда-то между шеей и подбородком, потом несколько раз звонко целует шею и дальше обхватывает губами мочку уха — сосёт и потягивает, так же — со вкусом и звонко. Войнов запрокидывает голову:

— Сашенька…

Внутри, как по нотам, маленькими молоточками по струнам — тук-тук, тук-тук — отзывается во всём теле коротким точечным возбуждением: тут-тут, там-там. Он чувствует, как покалывает подушечки пальцев, натягивается в паху и под ключицами, теплом омывает ступни и икроножные мышцы, а член сразу же наливается и несколько раз дёргается в ответ на ласку.

Саша накрывает войновский рот поцелуем — ах, зачем ему такие сладкие губы! И такой чудесно-проворный язык! Они целуются глубоко и громко, с причмокиваниями, посасываниями, вздохами, стонами — ненасытные оба. Пальцы ищут, а найдя — требуют, сжимают и гладят: щёки, волосы, скулы, плечи, ключицы, лопатки. Этого так много и так мало!