Гость из будущего. Том 3

— Я же тебе, Феллини, предлагал, чтоб ты нашу Катю атдрюкал как следует, — продолжал причитать Илья Николаевич, пока я копошился в собственных размышлениях. — Это ведь она Суслова на худсовет вызвала. Помнишь, как закрыли кинокомедию «Человек ниоткуда»? Прежде всего, Михаил Андреевич постарался. Вот то же самое ждёт и твой, а точнее наш детектив. Но это ещё полбеды, — зашептал Илья Киселёв, — тебя ведь и посадить могут за пропаганду западного образа жизни, а меня уволить.

— А давайте не поедем на худсовет, — пролепетал я. — Заболеем на несколько дней. Допустим, отравимся некачественным молоком. Вы, я и ещё кого-нибудь для достоверности прихватим в больничные покои. На врача деньги есть.

— Тогда Катька такой скандал закатит, такие подключит рычаги давления, что нас не спасёт никто и ничто. Я вот что думаю, — Илья Николаевич перешёл на такой тихий шёпот, что мне пришлось придвинуться ещё ближе, — нужно идти на поклон к зятю товарища Хрущёва, к товарищу Аджубею. Так, мол, и сяк.

— Трали-вали, кошки драли, — проворчал я. — Никите Сергеевичу Хрущёву, воспитанному на «Кубанских казаках», наше кино вообще показывать нельзя. Нужен совершенно другой ход, — я на несколько секунд уставился в стену, и вдруг мне в голову пришла очень перспективная комбинация. — У вас, Илья Николаевич, в АПН есть знакомые, в агентстве «Новости», которое недавно создали на базе Совинформбюро?

— Это там, где распространяют за рубеж правдивую информацию об СССР? — задумчиво пролепетал директор киностудии и, выдвинув верхний ящик рабочего стола, начал перебирать какие-то бумаги. — Не понимаю, что ты задумал, но один старый приятель у меня в этом агентстве имеется. Вот, отдыхали вместе на теплоходе, — Илья Киселёв выудил из папки какую-то старую фотографию и посмотрел на её оборот. — Я его рабочий телефон черкнул на всякий случай. Ну, что ты задумал?

— В АПН трудится дочь товарища Брежнева, — теперь начал шептать и я. — Нужно узнать, когда она обычно появляется на рабочем месте и на поклон идти именно к ней. Потому что карту товарища Суслова можно побить только картой товарища Брежнева. Но Леонид Ильич должен первым посмотреть наше кино.

— Допустим, я это узнаю, допустим, каким-то чудом копию фильма удастся подарить товарищу Брежневу, — директор постучал пальцем по фотографии. — А он возьмёт и ничем не поможет. Что тогда?

— Безвыходных ситуаций не бывает, Илья Николаевич, — криво усмехнулся я. — Если всё пойдёт наперекосяк, то во время худсовета я разденусь до трусов, начну бегать по коридорам Госкино и орать, что к нам с Сириуса летит инопланетный корабль, покайтесь братья и сёстры пока не поздно. А вы сделает удивлённое лицо, и скажете, что не знали о моём психическом расстройстве. Тогда фильм положат на полку, меня в психушку, а вы останетесь директором «Ленфильма». А потом, постепенно всё вернётся на круги своя, и я всплыву, как подводная лодка в морях Атлантического океана.

— Ха-ха-ха, — громко загоготал Илья Николаевич. — Неплохой план. Кстати, у меня есть и хорошая новость. — Директор ещё раз хохотнул, представив меня в одних трусах, затем вышел из-за своего рабочего стола и с гордостью открыл дверцы шкафа. — Двадцать коробок с киноплёнкой «Кодак». Подарок от товарища Василия Толстикова. Правда, в одной коробке всего 300 метров, это на 12 минут видео. Но если снимать с умом, то для начала детектива о поимке шпионов хватит, — с гордостью произнёс он.

— Дааа, — протянул я, почесав затылок, и уже просчитывая, как этой плёнкой лучше распорядиться, и добавил, — кто возьмёт шпионов пачку, тот получит водокачку.

* * *

Вечером в тот же самый тревожный понедельник я в кои-то веки не спешил домой. Нонна улетела на кинопробы в Минск на «Беларусьфильм». Работу над эскизами к «Звёздным войнам», над тем как будут выглядеть костюмы главных героев, какими будут джедаи и протагонист Дарт Вейдер, я пока дал распоряжение прекратить. Вдруг, на худсовете в Госкино и в самом деле придётся изображать дурака, спасая фильм и директора Илью Киселёва? Кстати, Илья Николаевич дозвонился до своего друга в АПН и узнал, что на эту пятницу запланирован большой корпоративный праздник по случаю предстоящего учебного года. И корпоратив, с раздачей школьных принадлежностей для детей сотрудников агентства, организует сама Галина Брежнева. Это был уникальный шанс перевернуть ситуацию в свою пользу. Не очень-то мне хотелось бегать в одних трусах по коридорам Госкино.

«Хотя лучше один раз притвориться дураком, избежав тотального разгрома и показательной порки, чем переть буром и наделать множество непоправимых ошибок», — думал я, колотя в своём рабочем кабинете боксёрский мешок, который по случаю продал мне один знакомый техник.

Кроме того, вонзая кулаки в кирзовый бок мешка, я представлял себе лицо товарища Суслова, человека который всеми правдами и неправдами пролез во власть, чтобы заставить всю страну носить старые галоши и серое невзрачное пальто. В представлении этого странного гражданина советский человек рождался только для того, чтобы вусмерть упахаться на работе, вырастить потомство себе на замену и лечь в могилу.

В его воспалённом мозгу: джинсы и красивые вещи отвлекали от строительства коммунизма, комедии — развращали, кинобоевики — сбивали с пути, а лёгкая развлекательная музыка вызывала ненужные фантазии о красивой жизни. И если бы Михаил Андреевич загрёб бы всю власть себе, то за простую улыбку на улице могли бы влепить штраф. А в кино крутили бы только один фильм, где фрезеровщик признаётся в любви к крановщице, не отходя от станка и перевыполняя план на двести процентов.

Кстати, а ведь Суслов не случайно закрыл комедию Эльдара Рязанова «Человек ниоткуда». Это была месть за «Карнавальную ночь», где Рязанов на примере бюрократа Огурцова показ именно его портрет. Портрет не вполне ненормального товарища, которому во время весёлого праздника нужен «сурьёз». Конечно, кинокомедия у Рязанова получилась не ахти какая, но свои бы 10 или 15 миллионов человек собрала, и тем самым принесла бы прибыль в казну государства. Поэтому мой детектив Суслов с большим удовольствием просто раздавит.

— Ты чего, как ненормальный, стучишь на весь этаж? — спросил Генка Петров, войдя в кабинет. — Из-за Ноннки что ль расстроился? Из-за того, что она улетела в Минск, а потом к родителям? Понимаю тебя, дружище. У меня тоже на личном фронте без перемен.

Геннадий с сочувствием похлопал меня по плечу, тяжело вздохнул и включил электрочайник.

— Ты случайно у Вольфа Мессинга не берёшь уроки по чтению мыслей на расстоянии? — буркнул я, перестав избивать боксёрский мешок.

— Уроков не беру, — Генка широко зевнул, — это всё просто, это всё элементарные знания человеческой психики.

— Психологии, — поправил я друга, стянув с кистей рук боксерские перчатки.

— А какая разница? — удивился друг.

— Забей, — хмыкнул я, вынув из рабочего стола жестяную банку дефицитного бразильского кофе. — Что сегодня с Юрием Ивановичем успели сделать?

— Много, — с важностью кивнул он. — Во-первых, булыжники из метеоритного пояса прикрутили к потолку на канаты, которые я покрасил синей краской. Во-вторых, на твой «Сокол тысячелетия» я налепил много маленьких деталек из пенопласта и стало действительно лучше. Корабль прямо как настоящий. Затем на заднюю часть я установил шесть рядов маленьких электролампочек, которые будут нашим этим гарнирным двигателем.

— Антигравитационным, — улыбнулся я, подумав, что Генка большой молодец, может из-за ничего поднять настроение.

— Да пофиг, — отмахнулся он. — Самое главное мы с дядей Юрой установили «Сокол» на двухметровой высоте параллельно полу. Пришлось задействовать длинную железную перекладину. Мы её одни концом привинтили к стене, в средине сделали металлический упор, а второй конец ввели в бок «Сокола» и закрепили к днищу. Теперь камера может свободно кружиться вокруг нашего корабля. Скажи, что мы — молодцы.