Гость из будущего. Том 4
Шрифт:
Ты прошел Джомолунгму, Непал и Тибет.
Но никто, но никто, никто еще просто
Еще не сказал тебе.
Я допел первый немного корявенький куплет и тут же на сцену выбежала Нонна, а следом поднялись Владимир Высоцкий, Левон Кочарян, Олег Видов, Лев Прыгунов, Владимир Трещалов и Сава Крамаров. «Ой, балбесы», — тяжело вздохнул я и вместе с ними запел припев:
Ничего, ничего не бойся
Ни огня, ни звенящую тень.
Утром кровью своей умойся,
И встряхни расцветающий день…
Эту композицию вчера вечером
— Савку Крамарова еле-еле у поклонников отбили, — шепнула мне Нонна во время короткого музыкально бриджа, и я затянул второй куплет:
Ты еще не ломоть отрезанный,
Хоть с утра не всегда и трезвый.
И ничем особо не жертвуя,
И ничем особо не брезгуя,
Ты еще на коне, и в расцвете зла
Все мечтаешь о жизни новой.
Не боишься рукою коснуться дна,
Но никто, никто не сказал тебе снова…
После этой нашей песни и после пламенной речи гостя с далёкого Урала митинг-концерт пошёл как по маслу. Местные комсомольские активисты буквально выстроились в очередь, чтобы сказать несколько слов со сцены. И главным образом все речи сводились к тому, что пришла пора сказать Никите Хрущёву большое спасибо за работу и дать дорогу молодым. Кстати, сам свердловский очкарик куда-то чудесным образом испарился.
«Молодец, заварил кашу и слинял, — думал я, координируя за сценой очерёдность выступления поэтов, бардов и активистов. — И это хорошо, это к лучшему. Сделал парень своё дело, теперь может гулять по магазинам смело. Ведь в свердловских магазинах шаром покати».
— Это вы — режиссёр Ян Нахамчук? — подбежал ко мне на исходе часа какой-то круглолицый спортивного телосложения товарищ с испуганными и выпученными глазами.
— Слушаю? — по-деловому спросил я.
— Старший лейтенант КГБ Артёмов, — коротко представился незнакомец. — Я от Владимира Ефимовича Семичастного. Он просил передать, что в Сенатском дворце началось заседание ЦК. Микоян, как и договорились, привёз Хрущёва. В общем, снимут сегодня Никиту. Как пить дать, снимут. А вот кого выберут пока очень большой вопрос. Кстати, как у вас дела, что передать Владимиру Ефимовичу?
— У нас всё по плану, — улыбнулся я. — Мы поём, поэты читают, а люди на площади негодуют.
Я кивнул в сторону сцены, где Белла Ахмадулина читала: «По улице моей который год / Звучат шаги — мои друзья уходят. / Друзей моих медлительный уход / Той темноте за окнами угоден».
— Отлично, — выдохнул незнакомец. — Когда потребуется ваша помощь, сами знаете в чём, за вами приду именно я.
Затем он крепко пожал мою руку и всё с такими же выпученными и испуганными глазами побежал на выход из артистической зоны.
— Понаберут по объявления, — тихо себе поднос буркнул я.
— Феллини, — дёрнул меня за локоть Высоцкий, — когда моя очередь?
— Пойдёшь ближе к финалу. Рано ещё. В Кремле только-только начали заседание. Поэтому пока отдыхай, — проворчал я, посмотрев на часы. — Возможно, придётся петь и на бис.
И вдруг через охранников прорвался какой-то сотрудник милиции. И этот блюститель порядка, не смотря на свою широкоплечую и коренастую фигуру, выглядел испуганным и встревоженным, словно секунду назад повстречал какого-то жуткого монстра. Он без лишних вопросов подбежал ко мне, отпихнул корпусом Владимира
Высоцкого и чтобы никто не услышал, зашептал в самое ухо:— Сюда едут танки.
«Твою ж дивизию», — выругался я про себя и, схватив милиционера за локоть, оттащил его в ту часть артистической зоны, где в этот момент не было никого.
— Когда Никиту стали по-серьёзному критиковать, то маршал Малиновский вышел из кабинета и, по всей видимости, успел сделать звонок куда надо, — протараторил сотрудник доблестной милиции.
— Это малосущественные подробности, — отмахнулся я. — Сколько танков идёт, и по какой дороге они движутся?
— Точно не знаю. Предали, что от трёх до пяти, — пожал плечами милиционер и, вытащив из планшетки карту, ткнул пальцем в Киевское шоссе. — Это 4-я гвардейская танковая Кантемировская дивизия, она базируется под Наро-Фоминском. Надо срочно распускать народ по домам? Иначе начнётся давка и как бы кого-нибудь не раздавили насмерть.
— Подожди распускать, — прорычал я. — Не для того я работал и день и ночь, чтобы в самый нужный момент всех взять и распустить.
«Что ж делать-то? — сразу же подумалось мне, пока я рассматривал карту. — Это же катастрофа! От трёх до пяти танков! Тут и одного хватит, чтобы наделать столько шуму, что народ начнёт давить друг друга. Спокойно, Феллини, спокойно».
— Почему обратились ко мне? — спросил я, всё ещё обдумывая выход их тупика.
— А к кому? — хмыкнул он. — Товарищ Тикунов в Кремле, а его замы на себя ответственность брать не хотят.
— Как ты сказал? — улыбнулся я, потому что в моей голове появился гениальный план. — Точно, никто не хочет брать ответственности! Значит так, если сейчас они едут по Киевскому шоссе, то вскоре окажутся на Ленинском проспекте? Верно?
— Обязательно окажутся, — улыбнулся и блюститель порядка.
— А это что такое? — я ткнул пальцем в пятиэтажку на пересечении Ленинского и Ломоносовского проспектов, где стояло какое-то непонятное обозначение.
— Это кабинет участкового.
— А рядом?
— ЖЭК, — пожал плечами милиционер.
— ЖЭК — это очень хорошо, — хохотнул я. — ЖЭК — это то, что доктор прописал. Поехали! Где твоя машина?
— Мотоцикл с коляской там, за храмом Василия Блаженного, — блюститель порядка снова пожал плечами и обречённо пошёл следом.
Старший лейтенант танковых войск товарищ Скрябин, получил приказ вывести взвод своих танков от непосредственного командира генерал-майора товарища Дороднова по телефону. Потому что этот воскресный день генерал проводил на своей даче. И по этой причине, приказ старшему лейтенанту Скрябину был не совсем ясен и понятен. Почему взвод его танков должен был прибыть на Красную площадь и дать несколько холостых залпов, чтобы распугать группу каких-то воинственных хулиганов, было совершенно не понятно.
«Куда смотрит милиция? Куда смотрит КГБ?» — думал Скрябин, высунувшись из люка командирской башенки, в то время когда его три машины пересекли МКАД, и Киевское шоссе плавно сменилось Ленинским проспектом. Вообще-то, взвод состоял из пяти средних танков Т-55. Однако ещё вчера две машины были поставлены на профилактический ремонт и сегодня в поход выйти просто не смогли. Но больше всего старшего лейтенанта Скрябина смущал тот факт, что никто из заместителей генерал-майора Дороднова не подписал письменный приказ, почему-то никто из начальников не хотел брать ответственность за стрельбу на Красной площади на себя.