Гость из будущего. Том 4

— Всенепременно.

После Сергея Павлова приехал какой-то посыльный от Владимира Семичастного и передал небольшой почтовый конверт. На мой вопрос, что внутри, он перед выходом коротко козырнул и ответил, что не имеет ни малейшего представления. Оказалось, что товарищ Семичастный сделал мне самый настоящий подарок. Потому что в конверте я обнаружил красные корочки сотрудника КГБ на моё имя и фамилию. А короткая записка от Владимира Ефимовича гласила: «В воскресенье они тебе могут понадобиться. Вечером того же дня сдашь под расписку».

— Феллини, я связался с Робертом Рождественским и с Женей Евтушенко, кому ещё позвонить? — спросил Кочарян, заглянув на кухню в тот самый момент, когда я разглядывал красные корочки и думал: «потерять их после воскресной смены власти в Кремле или не потерять».

— Левон Суренович, ты словно вчера родился, — улыбнулся я. — Звони Вознесенскому, Белле Ахмадулиной, Булату Окуджаве и, — задумался я на несколько секунд, — и Юрию Визбору: «Уже и рассветы проснулись, / Что к жизни тебя возвратят, / Уже изготовлены пули, / Что мимо тебя просвистят».

— И что мне им сказать? — хитро прищурившись, пробурчал Левон Кочарян.

— Скажи им, что 20 сентября сего года на Красной площади состоится грандиозный концерт в честь дня студенческих знаний, — хохотнул я. — Нужно будет прочитать стих, спеть песню и толкнуть короткую, но пламенную речугу. Оплата будет произведена по договору в соответствии с общепринятыми расценками.

— Может им ещё и про кино приврать? — захихикал Кочарян.

— Про кино, это в первую очередь, — сказал я и, встав из-за стола, расправил затекшие плечи. — Кстати, сегодня вечером идём играть в волейбол с комсомольцами и с комсомолками.

— С кем, с кем? — заворчала, появившись на кухне Нонна.

— С комсомольским активом города Москвы, — буркнул я. — Дело предстоит ответственное и серьёзное.

— Вместе пойдём, — прорычала моя подруга, сунув мне под нос свой маленький кулачок.

А где-то около часу дня в наш координационный центр приехали Владимир Высоцкий, Валерий Золотухин и Нина Шацкая. Я к этому времени как раз смог дозвониться до художественного руководителя «Поющих гитар» Анатолия Васильева и в общих чертах объяснить ему, что от нашего ансамбля требуется. А требовалось от Толи Васильева и компании прилететь в субботу вечером в Москву, заселиться в гостиницу «Юность», отрепетировать одну героическую песню и в воскресенье дать большой концерт на Красной площади, который войдёт в мировую историю и сделает наш коллектив культовым и легендарным на все времена. На вопрос, что это будет за песня, и какие последствия светят всему коллективу, если в воскресенье всё пойдёт наперекосяк, я уверенно ответил, что всё будет лучше некуда и, изобразив голосом помехи на линии, бросил трубку.

— Значит в воскресенье? — пророкотал Высоцкий.

— Иначе в город могут войти танки, — кивнул я.

— Как танки? — дружно пролепетали Золотухин и Шацкая.

— Когда идёт борьба за власть, в ход могут пойти не только танки, но и много другое, — совершенно серьёзно сказал я. — Поэтому действовать нужно быстро и решительно. Кстати, и в воскресенье вполне возможны разные нежелательные провокации. Не думаю, что случится что-то серьёзное, но всё предусмотреть нельзя.

— Провокации? — удивился Валерий Золотухин. — Не хотелось бы.

«С Валерием Сергеевичем всё ясно, — подумал я. — Утром в воскресенье у него заболит живот, поднимется температура и так далее по списку. На Красной площади товарища Золотухина можно не ждать. А ты, Владимир Семёнович, что скажешь?». Я выразительно посмотрел на Владимира Высоцкого.

— Да уж, — крякнул Высоцкий, — жизнь она такая, всё предусмотреть нельзя. Но лучше погибнуть так, чем от водки или простуды.

— Хосподи, — проворчала Нонна, вбежав на кухню, — что вы его слушаете? Придёт много народу, мы выступим, никто и не посмеет стрелять по безоружным людям. Я просто уверена, что всё будет замечательно. Мы с Инной ушли по магазинам, — прощебетала моя подруга, чмокнув меня в щёку. — Революционер, — добавила она, хлопнув меня по плечу и помахав напоследок рукой.

— Но пасаран! — ответил я Нонне, а сам подумал, что в Новочеркасске по безоружным людям стреляли только так. Справедливости ради, тех людей не поддерживала местная милиция и комитет госбезопасности.

— Мы вот чего зашли, — замялся Владимир Высоцкий, — хотели посоветоваться, с чем лучше всего выйти к людям?

— Может, прочитать что-нибудь из Маяковского? — робко предложил Валерий Золотухин.

— Можно и из Маяковского, и из Пушкина, главное чтоб от души, — кивнул я.

— Да-да, Пушкин, Маяковский, — пробурчал будущий кумир миллионов. — Слушай, Феллини, подскажи мне какую-нибудь стихотворную строчку? Очень хочется выступить перед сотнями тысяч человек с новой песней.

— Левон Суренович, у тебя есть строчка какая-нибудь?! — крикнул я в коридор, обратившись к хозяину квартиры.

— Есть! — хохотнул он, появившись с телефоном в руках, который благодаря длинному проводу можно было перемещать почти по всей жилплощади. — По улицам ходила Большая крокодила, она, она зелёная была. Ха-ха-ха! Через полчаса Окуджава приедет, — сказал он мне. — Какие-то у него появились вопросы и пожелания.

— Ясно, — обиделся Высоцкий, — для Окуджавы у тебя строка есть, а для меня нет. Хорош друг, нечего сказать.

— Ладно, — кашлянул я, взяв в руки гитару. — Пройдут годы, Левон Суренович, снимет документальный фильм об этом историческом событии. Не с «Конями же привередливыми» тебе входить в мировую историю. Требуется какая-то мощная и духоподъёмная песня, верно?

— Да-да, нужно что-то поднимающее дух, — обрадовался Владимир Семёнович.

Я медленно провёл по струнам, перебирая в уме самые известны песни Высоцкого, которые касались военной тематики. Но тут вдруг мне подумалось, что мы на Красную площадь идём не воевать, и не требовать новых казней, посадок или расстрелов. Народ по большому счёту выскажет все, что у него наболело, о вечном дефиците и бытовом неустройстве. А потом Никита Хрущёв спокойно отправится на пенсию, Леонид Брежнев так же спокойно поедет послом куда-нибудь в Европу или в Северную Америку. Пройдёт время, товарищ Брежнев ещё и спасибо скажет, что ему не пришлось тащить на себе бремя лидера огромной страны. И дочь Брежнева не сопьётся от безнаказанности и вседозволенности и не закончит свою жизнь в лечебнице для душевнобольных. Наоборот, в воскресенье произойдёт поворот в сторону нормальной человеческой жизни, к социализму с человеческим лицом. А значит и песня нужна о дружбе и взаимовыручке.

— Не получается? — буркнул Левон Кочарян. — Нет, так нет, Володя, не судьба, — сказал он Высоцкому.

— Есть кое-что, — улыбнулся я и запел:

Если друг оказался вдруг

И не друг и не враг, а так…

Если сразу не разберешь,

Плох он или хорош.

Парня в горы тяни — рискни,

Не бросай одного его,

Пусть он в связке в одной с тобой —

Там поймешь, кто такой.

— Вай-вай-вай, — картинно запричитал Левон Кочарян. — Ты, Феллини, когда это успел настрочить?

— Сегодня утром, как только зубы почистил, так и настрочил, — прорычал я.

* * *

Спортзал Московского института физкультуры или ГЦОЛИФК, как институт официально назывался, откровенно потряс моё буйное воображение. Потому что располагался он в усадьбе графа Алексея Разумовского. Причём не на территории, а прямо в зале для бальных танцев. На потолке с лепниной чётко просматривались крепления, куда ещё в начале этого бурного 20-го века подвешивались самые настоящие хрустальные люстры.