Гостья Озерного Дома

Откуда у тебя такой… э — э - э… просторечный выговор? Ты уже должен щеголять научными понятиями, если постоянно читаешь хозяйские книги.

— Книги!.. Сто двадцать годиков крестьянских ферм, знаешь ли, не шутка! И к тому же… я хочу сохранить лицо и колорит, вот как.

Подхватив кофейник, Диген засеменил на кухню, постепенно обретая свою невидимость. Марина не удержалась и спросила вдогонку:

— А… что ты думаешь про его высочество?

Уже став невидимым, домофей презрительно хрюкнул и ввернул крепкое и совсем непочтительное словцо:

— …его высочество! Не возьму в толк, чего старик к нему прикипел?.. Не по чину мне совать нос в хозяйские дела, а только не нравится мне юнец.

Продолжать Диген не стал, видимо, торопясь заняться новой игрушкой. В глубине души Марина согласилась с ним. Пожалуй, не нравится…

***

Тавель возвратился с корзинкой, полной свертков из листьев лопуха. Глядя на его изрядно намокший плащ, Марина выразила недоумение, что маг отправился собирать травы во время дождя. Улыбаясь, старик бережно пристроил корзинку на кухонный стол.

— Ничего странного, дорогая ллид. Травы особенные, обретающие силу как раз во время дождя.

Он развернул верхний сверток. В воздухе поплыл тонкий аромат, напомнивший кориандр.

— Это приправа? — Полюбопытствовала девушка.

Привлеченная пряным запахом, она потянулась рукой к крохотным зубчатым листочкам, покрытым серебряным мучнистым налетом. Тавель ловким движением отвел ее руку в сторону.

— Нет-нет, ни в коем случае! Перед вами — змеелов поникший, сударыня! Яд, каких в природе немного найдется! Даже лесная гадюка, коснувшись его чешуей во время дождя, недолго заживется на свете.

— А как же вы его трогали? — Марина поежилась. Она подумала, что, будучи одна в лесу, непременно попробовала бы на вкус приятно пахнущие листочки.

— Мне вовсе не надобно к нему прикасаться… Да и нагибаться тоже бывает тяжело… Годы!

Маг повел рукой по воздуху, и опасные листочки змеелова двинулись за ней, как будто сорванные со стола порывом ветра.

— Ух ты! — Непритворно восхитилась Марина. — Мне можно этому научиться?

Тавель покачал головой.

— Нет, ллид Мариен. Способность к магии есть свойство врожденное… Развивать дар потребно с детских лет. Каждую магическую формулу, заклинание или ограничение прирожденный маг сызнова пересчитывает под себя, подгоняет, как платье с чужого плеча, иначе ничего не выйдет. Из моей родни магом был отец, и дед его… Магом может быть только мужчина, и у меня нет наследников дара.

— To есть, готовых рецептов не существует, и колдовать кто угодно не может?

— Именно. Возьмем простейший пример: вдовушкин огонь, который вы уже зрели. Если бы я просто воспроизвел авторскую формулу, ничего бы не произошло. Я вынужден так составить формулу из ранее известных компонентов, дабы она отвечала моей… — тут Тавель запнулся, — не знаю, как выразить, собственной волне магии, излучаемой мозгом…

«Вот она, пресловутая биоэнергетика», — подумала девушка, с трудом осмысливая услышанное, — «индивидуальный пароль к заклинанию». Вслух она спросила, зачем нужны в доме такие ядовитые травы. Маг охотно пустился в пояснения, манипулируя всеми свертками сразу. Растения отправлялись по местам: одни на деревянные дощечки для просушки, другие — в горшочки, где сразу заработали пестики для измельчения сырья.

— Змеелов, сударыня, хоть и ядовит, но не бесполезен. Он служит составной частью ряда формул, одна из них — восстановление целого из части. Таким путем можно, допустим, вернуть человеку искалеченную в битве или при работе с инструментом фалангу пальца.

— А из пальца вырастить целого человека можно? — Со смехом спросила Марина, и тут же заметила, что ее собеседник помрачнел.

Ответ она услышала не сразу.

— Говорят, величайшие маги древности способны были возродить человека даже из обгоревших останков. Однако формула утеряна, и со времен Холодной Смерти никто не вернул человеку или зверю жизнь таким способом. Я также уверен, что данный метод противен природе, так как никто не в силах вложить душу в восстановленное тело. Это нравственное преступление. Мне же надобен змеелов для куда более будничных дел, для восстановления попорченных мышами рукописей… В одной из них я и нашел нужную формулу. Только вот кому — посетовал дед, — нужны сегодня старые рукописные книги? Молодежи, что ли? Ах: если б я мог вернуться в Университет…

И он умолк. Марина сообразила, что за молчанием скрывается душевная рана: вопрос ущемленного самолюбия, несправедливость со стороны коллег, гонения или что-то еще.

В кухне темнело, и невидимка — домофей тихонько зажег масляную лампу, стоявшую на подоконнике. Затем он намеренно громко забряцал кастрюлями, чтобы всем стало яснее ясного: пришло время готовить ужин, и посторонним при этом процессе присутствовать незачем. Видя, что хозяин дома загрустил, Марина быстро сменила тему:

— Я ведь совсем забыла, господин Тавель… Принц сказал мне, что у вас есть на хранении оружие, и я могу подобрать себе что-нибудь, похожее на его собственную шпагу.

— Разумеется, ллид Мариен… Пойдемте.

Тавель увлек гостью в свой кабинет. Заглядывая во все углы и щели в поисках чего-то, старик на ходу пояснял, что оружие собирал его покойный батюшка, не столько из благородной страсти, сколько по необходимости. В те поры, лет пятьдесят назад, жизнь была неспокойна из-за шаек бывших наемников и беженцев, шнырявших по лесам. Тогдашний правитель, агрессивный и несдержанный дядюшка ныне покойного короля, воевал по очереди со всеми соседями от Дома-на-Холмах до Горного Дома, норовя то земли оттяпать, то еще что-нибудь этакое. Поэтому папаша Тавеля вооружил до зубов всех членов семейства, и все умели стрелять из арбалета, и фехтовать немного. Смутные времена ушли, а арсенал за ненадобностью упрятали в сундук… Да вот и он сам.

С помощью гостьи маг выволок громоздкий и очень пыльный сундук из-за пьяно кренящихся штабелей книг, обтер крышку ветошью и с гордым видом отпер.

— Вот, сударыня, выбирайте. Осмелюсь предложить вот эту шпагу… она бы вполне приглянулась его высочеству. Стандарт, отвечает всем требованиям.

Марина склонилась над сундуком. Шпага, лежавшая сверху, сразу привлекла ее внимание. Гарда, не слишком глубокая, представляла собой произведение искусства — изысканную орхидею, усыпанную мелкой искрящейся пылью. Дужка была короткой и тонкой, как диковинный лепесток. Эфес такой сложной конструкции прекрасно защищал кисть руки и заканчивался восьмигранным навершием в качестве балансира. Сам клинок также не был чрезмерно длинным, не более восьмидесяти сантиметров, что говорило о преимуществе при быстрой атаке. Обоюдоострый широкий клинок позволял наносить не только колющие, но и рубящие удары, и был заточен по всей длине. Полоса клинка: сходящая на нет к смертельному острию, отливала красноватым блеском… Полировка, что ли?

Потянувшись к эфесу, Марина взяла шпагу в руки и подивилась ее легкости, почти что невесомости. В клубе любая рапира весила около килограмма, плюс — минус грамм сто, но эта… Она была невероятно легкой, как детская игрушка. Как будто школьная линейка в руках, а не оружие.

— Что за материал такой? — Марина озадаченно вертела в руках клинок. — Она настоящая или просто имитация?… Ай!

Она всего лишь коснулась ладони острой гранью — не более того: но кожа оказалась разрезанной.

— Вот тебе и игрушка!

Тавель сразу засуетился, кляня себя и охая над порезом, который, к счастью, оказался не глубоким. После обработки перекисью (или чем-то похожим на перекись водорода: ранка пузырилась, кровь быстро остановилась) и перевязки Марина вернулась к интересующей ее теме:

— Так что это за сплав такой? Не видела ничего подобного! Это же не сталь?

Она постучала клинком по крышке сундука, окованной металлическим полосами.

Раздался нежный мелодичный, ни на что не похожий звон. Нет, это не сталь, не текстолит, и не дюралюминий.