Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники

А.А. Абаза предлагал всем экстренным поездом ехать в Гатчину для объяснений с царем, раздавались предложения о коллективной отставке. «Гр. Лорис-Меликов и А.А. Абаза в сильных выражениях высказывали свое негодование и прямо заявили, что не могут оставаться министрами, — записал Милютин 29 апреля о происходившем в тот день. — Я присоединился к их мнению. Набоков, Игнатьев, барон Николаи, хотя сдержаннее, также высказали свое удивление. Победоносцев, бледный, смущенный, молча стоял как подсудимый перед судьями»⁵²⁸.

Обер-прокурор Синода, скромно признавшийся, что манифест писал он, чувствовал себя отнюдь не подсудимым, а скорее судьей, который произнес приговор, не подлежащий обжалованию. Разумеется, ему было неуютно стоять перед негодующими министрами, и он поспешил уехать. Но он и на совещании в Гатчине, и в дни, когда спешно писал манифест, знал, что Лорис-Меликов и его ближайшие соратники обречены. Константин Петрович недвусмысленно давал понять Каткову, призывая его к выдержке, что дни «людей, которые ныне у кормила», сочтены, поскольку они не могут дать «руководящей нити» и у них «все понятия в голове переворочены»⁵²⁹. В этих оценках либеральных министров слышатся отзвуки бесед с царем его советника. 29 апреля Победоносцев доносил, что министры были разобижены тем, что царь нарушил состоявшееся соглашение, не посоветовался с ними, даже не предупредив их, подготовил манифест.

На случай какой-либо демонстрации со стороны либеральной группировки, их коллективной отставки обер-прокурор Синода шлет краткий конспект ответной речи царя министрам. Доводы ее были весьма существенны: «Вы не конституционные министры. Какое право имели Вы требовать, чтобы Государь в важных случаях обращался к народу не иначе чем через вас или по совещанию с вами?» Но коллективной отставки не произошло. Лорис-Меликов, Абаза и Милютин (только они подали прошения об отставке) ушли без шума, не демонстрируя протеста. Михаил Тариелович выдвинул основанием об отставке состояние здоровья, которое и вправду было расшатано.

Михаил Тариелович 29 апреля чувствовал то же, что должен чувствовать человек, неимоверными трудами почти достигший, наконец, своей заветной цели и неожиданно оказавшийся отброшенным от нее на непреодолимое расстояние. По образному выражению графа, пройдя весь путь и разрешив свои задачи, он «потерпел крушение в самой пристани»⁵³⁰.

Причины крушения лорис-меликовских реформ советская литература вслед за Лениным объясняла отсутствием в стране массового движения и неспособностью «Народной воли» после 1 марта 1881 г. продолжать борьбу. Однако сравнительно успешное продвижение планов Лорис-Меликова, в основном одобренных царем, происходило при отсутствии сколько-нибудь широкого народного движения. А народовольцы на год (с февраля 1880 г. до 1 марта 1881-го) прервали террор. В зарубежной литературе акцент при анализе причин гибели реформаторских замыслов Лорис-Меликова порой делают на позиции власти — ее недальновидности, негибкости, неспособности понять собственные выгоды. М. Раефф, опубликовавший проект Лорис-Меликова и обстоятельно его прокомментировавший, в этом смысле воспринимает его отклонение Александром III как «трагическое недоразумение». О «трагедии взаимного непонимания власти и общества» говорит и другой исследователь российских реформ⁵³¹. Но у власти, отождествляющей свои интересы с интересами страны, есть свое понимание целесообразности и пользы, диктуемое обостренным чувством самосохранения и, как правило, не совпадающее с «прогрессивными» общественными представлениями.

В том, что исторический шанс, выпавший России на рубеже 1870—1880-х гг., был упущен, повинны, думается, и власть, и общество. Самые разные общественные течения выдвинули идею представительного правления, по-разному понимая ее содержание и формы, но признавая невозможность управлять страной по-старому. Но они так и не смогли объединить усилия, чтобы отстоять ее в общем натиске на самодержавие. Механизм воздействия общества на власть при отсутствии элементарных гражданских свобод не был выработан. Либеральная оппозиция оказалась неспособной к роли лидера сторонников реформ перед лицом нового поколения бомбометателей. Манифест 29 апреля не случайно не встретил общественного противодействия. В обществе на смену подъему пришли пассивность и равнодушие. Общество устало от революционного террора, политических судов и казней. Все большее сочувствие находит мысль о жесткой руке, способной навести порядок.

В такой обстановке мысль о реформах была беспрепятственно от-брошена властью, решившей законсервировать Россию, «подморозить» ее, по выражению К.Н. Леонтьева.

Лорис-Меликов — государственный деятель, сумевший чутко уловить назревшие потребности страны, стремившийся откликнуться на них, дать простор общественной деятельности, — становился помехой «новой политике». Во всеоружии незаурядных способностей, огромного разностороннего опыта, проявивший себя искусным политиком и дипломатом, смелым реформатором, он оказался не только нужен, но и опасен.

1 мая 1881 г. К.П. Победоносцев писал своему постоянному корреспонденту Е.Ф. Тютчевой, имея в виду объявление манифеста 29 апреля, что «произошел соир сГё^а!»⁵³². Шутка обер-прокурора Синода несла в себе долю серьезного смысла. С уходом Аорис-Меликова и его «команды» произошло нечто большее, чем смена правительства и даже правительственного курса. Прерывалась сама линия развития России, ориентированная на мирные преобразования, на реформы как альтернативу революции и реакции. При всей непоследовательности политики Лорис-Меликова, во многом связанной со старой системой, она предусматривала движение вперед, позволяя надеяться, что удастся избежать революционных потрясений. С его устранением Россия потеряла несколько десятилетий в своем развитии и вплотную приблизилась к революции. Лорис-Меликову надо было всего несколько лет, чтобы реформировать страну. Столыпин рке рассчитывал на два десятилетия, но их не оказалось.

В конце 1880 г., когда в обществе проявились надежды на мирные преобразования, Н.К. Михайловский обращал внимание на европейский опыт, доказывавший, что власть должна обладать «высоким нравственным мужеством» для того, чтобы решиться на реформы. «Без такого исключительного условия» власть или вырождается в деспотизм, или становится тенью, или уступает место республике. Этот «непоколебимый диагноз» по-своему подтвердила история династии Романовых.

Глава пятая

В ОТСТАВКЕ. СУДЬБА НАСЛЕДИЯ

Слухи об отставке Лорис-Меликова подтвердились сообщением «Правительственного вестника». В нем формулировка высочайшего указа не носила политического оттенка: «1881 года мая 4 Министра внутренних дел, члена Государственного Совета, нашего генерал-адъютанта, генерала от кавалерии графа Лорис-Меликова Всемилостивейше увольняем согласно прошению и по болезни от занимаемой им должности, с оставлением членом Государственного Совета и в звании генерал-адъютанта»⁵³³.

6 мая последовал циркуляр нового министра внутренних дел графа Н.П. Игнатьева, напоминавшего в чем-то планы своего предшественника: для борьбы с крамолой не следует полагаться только на усилия полиции, но и «общество должно оказать противодействие этому гибельному направлению». Правда, тут же заявлялось, что происшедшее событие не просто смена государственного деятеля, но и «переход к новой политической программе»⁵³⁴. Это утверждение Игнатьева расходилось с анализом деятельности Лорис-Меликова в «Правительственном вестнике», где указывалось, что мероприятия ушедшего в отставку министра способствовали устранению разлада между правительством и обществом. «Мы убеждены, — писалось там, — что и теперь, как и тогда, нет другого разумного исхода; опасаемся, чтоб иной путь не осложнил зла и не привел к окончательному разнузда-нию всяких неразумных страстей и диких инстинктов. В этом случае мы горько пожалеем о государственном человеке, которому удалось наметить пути политике мира и согласия»⁵³⁵.

Эта оценка, высказанная в правительственном органе в первые месяцы после отставки Лорис-Меликова, получила дальнейшее развитие в либерально-демократической прессе (см. док. № 76). Уход от власти полезного администратора — большой урон для России.

Такой вывод был доминирующим в прогрессивной публицистике. «Русские ведомости» считали, что Михаил Тариелович, проявив незаурядные способности в сферах внутреннего управления, сделался популярнейшим человеком в России. «Он уносит с собою искреннюю благодарность всех благомыслящих людей и славу замечательного государственного деятеля. В тяжелую годину нашей истории граф с самоотвержением истинного гражданина принял на себя трудную и ответственную роль»⁵³⁶.