Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники

Высказав эту свою главную мысль, для обоснования которой и был написан весь январский доклад, Лорис-Меликов тут же пытается успокоить царя, отрицая политический смысл своего предложения, подчеркивая практическое значение его в хозяйственной жизни страны. Михаил Тариелович хорошо знал о болезненно враждебном неприятии царем представительного начала как антагонистического самодержавию. Он снова повторяет заявления, сделанные в апрельском докладе 1880 г., что является убежденным противником «народного представительства в формах, заимствованных с запада», признавая, что, чуждые русскому народу, они «могли бы поколебать его политические воззрения и внести в них полную смуту, последствия которой трудно предвидеть». Снова заверяет, что признает несвоевременными предложения о созыве земской думы или земского собора, считая их осуществление «опасным опытом возвращения к прошедшему»⁴⁵³. Ссылаясь на прецедент в истории Российской империи, Лорис-Меликов предлагает остановиться на учреждении временных подготовительных комиссий, подобных редакционным комиссиям в период подготовки крестьянской реформы.

Состав комиссий для разработки необходимых мероприятий должен был определяться царем из представителей центральных правительственных ведомств, а также из приглашенных им сведущих и благонадежных лиц, «известных своими специальными трудами в науке или опытностью в той или иной отрасли государственного управления или народной жизни». В состав этих подготовительных комиссий (административно-хозяйственной и финансовой) предлагалось включить и ревизующих сенаторов. Для рассмотрения разработанных законопроектов Лорис-Меликов предлагал создание общей комиссии. Помимо членов подготовительной комиссии в нее включались выборные от земств и городов (по два от каждой губернии и города). После одобрения и исправления общей комиссией законопроектов они поступали в Государственный совет, куда министр внутренних дел предлагал призвать с правом голоса выборных представителей от земского и городского самоуправления, «обнаруживших особенные познания, опытность и выдающиеся способности».

Труднопроходимость этого последнего предложения Лорис-Меликов сознавал. По-видимому, продвижению его должны были способствовать выступления в «Голосе» А.Д. Градовского о реорганизации высших государственных учреждений. Без санкции министра внутренних дел они были бы невозможны на эту запретную для российской печати тему. Стоит напомнить, что на встрече с редакторами столичных изданий 6 сентября 1880 г. граф потребовал не затрагивать вопросов, связанных с государственным устройством. Но за статьей Гра-довского на эту тему, опубликованной 4 сентября, последовали другие: 9 и 16 сентября⁴⁵⁴. Говоря о задаче найти «средства к мирному и законному развитию России», автор считал, что искать их следует «в лучших комбинациях существующего», а не в западных образцах. Градовский предлагал упразднить Комитет министров как учреждение, находящееся «вне системы государственных органов», уподобляя его уже упраздненному Третьему отделению. Комитет министров дает возможность проводить законы помимо Государственного совета и Сената. Между тем, по мнению автора, роль Государственного совета столь же важна, сколь мало ощутима. Поднять ее можно, расширив связи этого учреждения с провинцией. С этой целью предлагалось расширить состав Государственного совета введением временных членов, «призываемых Государем особо на известный срок». Профессор-правовед доказывал, что мера эта новшеством не будет, поскольку полностью соответствует российскому законодательству.

Лорис-Меликов в своем докладе усиленно подчеркивает ограниченность полномочий общественных представителей, законосовещательный характер и подготовительных и общей комиссий. Он обращает внимание царя, что «за верховной властью сохраняется всецело и исключительно право возбуждения законодательных вопросов». Предлагаемое им совещательное собрание выборных представителей от общества являлось «низшей формой общественного представительства, постановления которого не имеют обязательной силы, а служат власти лишь подсобным материалом, наравне с другими способами изучения вопроса». «Подобные собрания встречаются в истории, но не в виде постоянных учреждений, а как временные пособия правительству, особенно в трудных обстоятельствах. Они принадлежат к младенческим эпохам государственной жизни, когда власть имеет мало средств, а голос народа лишен возможности появиться другим путем», — писал Б.Н. Чичерин, специально изучавший проблему представительства⁴⁵⁵.

Но попытка ввести даже такое представительство не могла не возбуждать болезненных сомнений в правящей династии и приверженцах самодержавия. Исторический опыт не давал ответа на воп-

177

рос о совместимости самодержавия с представительным управлением и выборным началом. Те зачатки общественного самоуправления, которые вошли в русскую жизнь вместе с земской и судебной реформой, плохо уживались с самодержавным строем. Но Лорис-Ме-ликов, по-видимому, искренне верил, что представительное начало оздоровит и укрепит царскую монархию. И веру эту разделяли многие либерально настроенные современники. «Разве верховная власть может ослабнуть и выпустить из рук бразды правления от того только, что закон будет предложен, обсужден, составлен, дан монархом не через коронных чиновников, а через общественное представительство?» — вопрошал известный хирург и общественный деятель Н.И. Пирогов, убежденный, что «самый рациональный, самый надежный способ законодательства находится в представительной системе»⁴⁵⁶. Нечто подобное доказывал Лорис-Меликов царю, отстаивая законосовещательное собрание с выборными от земств и городов.

Лорис-меликовский проект призыва общества к управлению был несколько смелее, чем представленный в 1863 г. великим князем Константином Николаевичем и обсуждавшийся в 1879 г., но оказался умереннее уже упоминавшегося плана Валуева с его ежегодным съездом гласных и участием его представителей в Государственном совете с правом голоса (также, как уже говорилось, обсуждавшегося в 1879 г.). Однако январский проект преобразований Лорис-Меликова выглядел намного радикальнее, чем его же апрельская программа преобразований. Там он робко рекомендовал привлечь представителей с мест к разработке подготовляемых мероприятий, но не по выборам, а по назначению. Высказанное как бы вскользь, это предложение никак не развивалось, как будто сам докладчик боялся остановить на нем внимание царя.

Радикализация лорис-меликовской программы в нашей литературе объяснялась остротой политического кризиса и напряженностью классовой борьбы⁴⁵⁷. Действительно, напряженная обстановка в стране сохранялась, и первый министр страны должен был искать выход из кризиса. Но нельзя не признать, что программа отражала и взгляды Лорис-Меликова, сложившиеся к началу 1881 г., а не была вынужденной уступкой, им противоречащей, как для царя и его ближнего крута. Взгляды диктатора находились в становлении и развитии, что в определенной степени отразили и два его программных доклада, между которыми пролегло немногим более полугода, чрезвычайно обогативших его политический и государственный опыт. Позиция Лорис-Меликова менялась и под влиянием обстановки в стране, суть которой он все глубже постигал, и под влиянием окружавших его деятелей разных группировок в верхах. Нельзя не учитывать и того, что в своем апрельском докладе он был нарочито сдержан: первый шаг к реформам должен был не напугать царя, не оттолкнуть, а успокоить. Разницу в степени радикальности апрельского и январского проектов можно отчасти объяснить и этими тактическими соображениями.

Но, если вопрос о преобразовании в управлении ставился в январе 1881 г. более последовательно и решительно, чем в апрельском докладе, программа экономических мероприятий, выдвинутая в нем, осталась в основном прежней. В решении крестьянского вопроса Ло-рис-Меликов особо не продвинулся, не внеся новых сравнительно с теми же частными предложениями, что выдвигал и в апреле 1880 г. (перевод крестьян на обязательный выкуп, а также понижение выкупных платежей там, где они особенно тяжелы). Возможно, по тактическим соображениям, стремясь сосредоточиться на проведении столь важной меры, как привлечение представителей общества к управлению, он оставил в стороне поставленную в докладе Н.Х. Бунге в сентябре 1880 г. проблему малоземелья и недостаточности крестьянского надела, как главную для пореформенной деревни. Главную, по словам Г.И. Успенского, «не только для брюха, но и для духа» в жизни русского мужика». Современник Лорис-Мели-кова, внимательный исследователь крестьянства, Успенский предвидел «много осложнений» от разобщения крестьянина с землей, в быстром темпе, происходившем после реформы. «Народ, который держит на своих плечах всех и вся... до тех пор сохраняет свой могучий и кроткий тип, покуда над ним царит власть земли», — предупреждал он, обращаясь к обществу и власти⁴⁵⁸. Ф.М. Достоевский в это же «потрясенное экономически время» с горечью писал, что «недоделанная крестьянская реформа» поставила землевладение «опричником от народа» (т. е. отстраненным, отчужденным от него), что доведет, по предвидению писателя, «до отчаяния, до бунта»⁴⁵⁹. В мерах, подобных выдвинутым Лорис-Меликовым (податная реформа, переселения и т. д.), писатель видел «нечто внешнее и не с самого корня начатое». А начинать, по убеждению Достоевского, надо было бы с «оздоровления корней»⁴⁶⁰. В крестьянской стране именно вопрос о земле должен был быть признан коренным, вопросом «первостепенной важности». Власть же, казалось, не считала это актуальным даже в лице реформатора Лорис-Меликова.

В целом предложенные Лорис-Меликовым преобразования можно было счесть весьма умеренными. Их значимость в том, что в государственную жизнь вводился новый для самодержавной империи принцип выборности представителей от общества, привлекавшихся к управлению. Предложение о созыве выборных от земств и городов было неотъемлемой частью широко задуманного Лорис-Меликовым плана реформ. Оно оказывалось неразрывно связанным с намеченными преобразованиями в области губернского, земского и городского управления, в крестьянском и финансовом вопросах — неизбежным следствием и, одновременно, необходимым условием их осуществления.

Между тем в нашей литературе этот пункт программы, как правило, рассматривался вырванным из общей цепи готовившихся реформ, изолированно от них. Определяя положение о выборных представителях общества, привлеченных к управлению, как «конституцию Лорис-Меликова», доказывали, что ничего конституционного в его проекте не было. Но министр внутренних дел и проводил свой проект как антиконституционный. Для него это был лишь новый, практически необходимый шаг в осуществлении запланированных преобразований по выходу страны из кризиса. Он думал о необходимости привлечь местных деятелей к перестройке губернского, а также земского и городского управления, к решению продовольственного и крестьянского вопросов, не предрешая будущих политических и государственных форм. В этом смысле общественно-политические и государственные взгляды Лорис-Меликова еще окончательно не сформировались, находясь в становлении и развитии. Сторонник самодержавия, он не посягал на его ограничения, полагая, что союзом с обществом как раз укрепит власть. Представительное правление в его развитых формах мыслилось им в самом далеком будущем, и формы эти он не предрешал. Страна должна была подготовиться к ним, развивая земское и городское самоуправление. Участие в государственной жизни выборных от земств и городов явилось бы начальной стадией такой подготовки.

Вряд ли можно причислить графа к твердым сторонникам западной ориентации, хотя опыт европейских стран он, безусловно, учитывал, но о приобщении к западноевропейским формам государственной жизни как о конкретной цели он еще не думал⁴⁶¹. Неправомерно усматривать и преимущественное влияние на него славянофильской программы А.И. Кошелева с его Земским собором⁴⁶². Живой интерес Лорис-Меликова к той или иной позиции еще не означал, что он ее разделяет.

Михаил Тариелович руководствовался не столько политическими постулатами, сколько здравым смыслом. Богатейший жизненный опыт, в том числе и военный, подсказывал ему, что одолеть революционеров власть сможет только при поддержке общества. А чтобы обрести эту поддержку, надо было удовлетворить назревшие общественные запросы и нужды. Он сумел их чутко уловить, понять и признать законными, явив себя в этом смысле подлинным государственным деятелем. Он много сделал для того, чтобы и царь согласился учесть общественные потребности, а это было совсем не легко и не просто. И здесь он показал себя не только искусным политиком и дипломатом: нужно было немало мужества, чтобы сказать в лицо самодержцу о стремлении общества к участию в управлении, как неизбежном и правомерном.