Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники

Именно в № 2 «Листка «Народной воли» революционеры дают развернутый анализ деятельности Лорис-Меликова, подводя ей свои итоги. «Целое полугодие тишины революционеры подарили правительству; и оно без всякого ущерба для своей амбиции могло сделать, что угодно. А между тем реформ все нет». Передовая статья народовольческой газеты доказывает бесплодность ожиданий реформ сверху, настаивая, что только революция способна изменить существующие порядки. «Полугодовое царствование Лорис-Меликова доказало в тысячный раз, что мы были правы, что наш путь — единственно верный путь», — заявляли народовольцы, повторив, что будут идти этим путем, «пока самодержавие народа не заменит одряхлевшего и развратившегося самодержавия»⁴⁷³.

Но, утверждая в своей газете, что в стране ничего с появлением Лорис-Меликова не изменилось, что он такой же деспот, как и все другие самодержцы, в действительности революционеры эти изменения реально ощущали. В.Н. Фигнер свидетельствовала, что в Петербурге в 1880-м — начале 1881 г. «отсутствие полицейских придирок и жандармских облав за этот период очень благоприятствовало работе среди учащихся, молодежи и рабочих. Это было время всеобщего оживления и надежд»⁴⁷⁴.

Использовать эти легальные возможности работы среди населения, чтобы сплотить всех недовольных для натиска на самодержавие, народовольцы не стали, ориентируясь на захват власти. Та особая неприязнь, которая звучит в их характеристике диктатора, вызвана тем, что его политика ослабляла напряженность сложившейся в стране ситуации. В России, по словам Ф.М. Достоевского, «колеблющейся над бездной», казалось, двигавшейся к революции, с приходом Лорис-Меликова поверили в возможность другого исхода — нормального, стабильного развития. Это нарушало все планы и расчеты заговорщиков, в мирный путь не веривших и призывавших понять, что «даром ничто на свете не дается, что всякая власть делает уступки ровно настолько, насколько народ способен их вынудить»⁴⁷⁵. Полгода революционного затишья не означало прекращения народовольцами заговорщической деятельности и подготовки новых покушений на царя, но эта деятельность оказалась в новых условиях затрудненной.

Они уже не получали той общественной поддержки, которой пользовались при возникновении «Народной воли». В партии, конечно же выдвинувшей лозунги демократических свобод и созыва Учредительного собрания, некоторые увидели единственную серьезную оппозиционную силу, и ей сочувствовали и те, кто был противником революции и террора. Один из руководителей народовольцев, член И К А.Д. Михайлов, объяснял на следствии притяжение к «Народной воле» тех, кто не разделял ее революционную программу: требование политических свобод «это лозунг не социалиста только, а всякого развитого и честного русского гражданина»⁴⁷⁶.

Как только в русском обществе появились надежды на мирные преобразования, как только наметились первые шаги к ним власти, отношение к революционерам-террористам во многом изменилось. Не стало той широкой помощи, которую оказывала им либеральнодемократическая интеллигенция, предоставляя убежище нелегалам, преследуемым полицией, храня подпольные издания и щедро снабжая денежными средствами. Касса народовольцев оскудела, а затраты на устройство типографии, динамитной мастерской, содержание конспиративных квартир требовались огромные. Существовать без общественной поддержки для нескольких сотен революционеров-за-говорщиков оказалось весьма сложным и затруднительным, чем в значительной степени объяснялся затянувшийся перерыв в их борьбе. К тому же народовольцы рассчитывали на перелом в настроении общества, связанный с медленным ходом готовившихся преобразований. Но свою разностороннюю — организационную, пропагандистскую и террористическую — деятельность прекращать не намеревались. Усиленно готовили новые покушения на Александра II. Работала динамитная мастерская в Басковом переулке в Петербурге. Планировались взрывы — надземный и подземный на пути традиционного маршрута царя из дворца в манеж. Летом была заложена мина под Каменным мостом, но по неизвестным причинам акция осталась неосуществленной. Велся подкоп для закладки мины из снятой на углу Невского и Малой Садовой сырной лавки. Специальный отряд вел наблюдения за царем, изучая его передвижения по столице. Но и полиции было предписано особое наблюдение за царским маршрутом. 28 февраля сырную лавку, где хозяевами были члены ИК «Народной воли» А.В. Якимова и Ю.Н. Богданович, посетила комиссия, действующая как санитарная, но проверявшая безопасность зданий на традиционном пути императора. Поверхностный осмотр подкопа не обнаружил, за что позднее ее члены во главе с генералом К.О. Мравинским были преданы военному суду.

В период диктатуры Лорис-Меликова все более актуальной для революционеров становилась дилемма, выдвинутая партией при своем возникновении: «Теперь или никогда!» Газета «Народная воля» настойчиво доказывала, что победить можно только теперь, пока власть не вышла из кризиса, пока в стране тяжелое положение для трудовых низов, пока голод в Поволжье усиливает шансы партии, пока хитрая политика Лорис-Меликова не привела к изоляции революционеров от общества. Весной 1881 г. собравшиеся с силами народовольцы посчитали, что теперь и наступил решающий момент в их борьбе.

* * *

В последний день зимнего месяца — 28 февраля — Михаил Тари-елович после обычного доклада императору настоятельно советовал ему, как вспоминала княгиня Юрьевская, никуда не выезжать и на несколько дней вообще воздержаться от поездок по городу⁴⁷⁷. Возможно, что его опасения были связаны с арестом 27 февраля А.И. Желябова, вождя народовольцев. О его поимке Лорис-Меликов докладывал в это утро царю как о крупной победе.

Грохот взрыва министр внутренних дел услышал в своем кабинете на Фонтанке, где принимал графа Валуева. «АНепЭД ро551Ые», — предположил сразу Валуев. «Невозможно», — ответил Михаил Та-риелович, только что предупреждавший царя об опасности. Через несколько минут он уже мчался во дворец в присланных за ним санях градоначальника. Там, у растерзанного тела Александра II, уже находился новый царь, пока еще официально не вступивший на престол, но всеми воспринимаемый как фактический правитель страны — Александр III.

Первый шаг Лорис-Меликова в начавшемся царствовании Александра III понятен и обоснован: он спешит с обсуждением своего проекта правительственного сообщения о привлечении выборных от общества к законотворчеству. Граф сознает, что промедление опасно, надо действовать, пока еще участники совещаний по поводу его плана, скрепившие своими подписями судьбоносное для страны решение, не изменили своих позиций в новых, еще не прояснившихся условиях. 6 марта министр внутренних дел представил Александру III всеподданнейший доклад по поводу запланированного заседания Совета министров и одновременно проект правительственного сообщения, который должен был обсркдаться на нем в новой редакции. Вступительная часть первого варианта, где говорилось об итогах деятельности Верховной распорядительной комиссии, была сокращена, а в заключительной, заново написанной, говорилось о стремлении нового императора «исполнить в точности родительский завет». «Руководствуясь таким решением», сообщалось в проекте, император «соизволил повелеть принять к точному исполнению изложенную выше священную волю своего державного родителя...»⁴⁷⁸

Александр III назначил заседание Совета министров на 8 марта. Резолюция его на проекте вполне могла успокоить Лорис-Меликова: «Проект составлен очень хорошо»⁴⁷⁹. Во всяком случае, к решающему этому заседанию Михаил Тариелович плохо подготовился, а между тем его противники времени не теряли. Государственный секретарь Е.А. Перетц еще в феврале 1881 г. заметил, что «против Лориса большая оппозиция в высших кругах»⁴⁸⁰. Тогда, в пору всесилия диктатора, эта оппозиция была скрытой, затаившейся; с появлением нового самодержца она оживилась: консервативный настрой Александра Александровича многим был известен. Огромную активность развил К.П. Победоносцев. Исследователи, писавшие о правительственном кризисе конца 1870-х — начала 1880-х гг. (Ю.В. Готье, П.А. Зайонч-ковский, С.Л. Эвенчик, М.И. Хейфец), отмечают его особую роль в послемартовский период и растущее воздействие на царя. Уже 2 марта он пишет новому императору: «Вам достается Россия смятенная, расшатанная, сбитая с толку, жаждущая, чтобы ее повели твердою рукою, чтобы правящая власть видела ясно и знала твердо, чего она хочет и чего не хочет и не допустит никак»⁴⁸¹. Так писать можно было, только не сомневаясь в единомыслии. Чувствуется, что Константин Петрович неоднократно беседовал с Александром Александровичем о «расшатанной и сбитой с толку» стране в период правления Лорис-Меликова. В первые дни марта обер-прокурор Синода переходит к решительной атаке на недавнего диктатора под собственным девизом: '«время не терпит» — «или теперь спасать Россию, или никогда», своеобразно повторив дилемму революционеров. 6 марта одновременно с представленным Лорис-Меликовым проектом сообщения в печать о готовящихся переменах Александр III получает и письмо Победо-

носцева: «Не оставляйте графа Лорис-Меликова. Я не верю ему. Он «фокусник» и может еще играть в двойную игру. Если Вы отдадите себя в руки ему, он приведет Вас и Россию к гибели». Константин Петрович призывает к безотлагательной перемене политического курса: «Новую политику надо заявить немедленно и решительно. Надобно покончить разом, именно теперь, все разговоры о свободе печати, о своеволии сходок, о представительном собрании»⁴⁸².

Призывы обер-прокурора падали на благоприятную, им же в свое время вспаханную почву, находя живой отклик в душе нового царя. Еще будучи наставником наследника, Константин Петрович не уставал внушать ему, что самодержавие — единственно возможная форма правления для России, предостерегая, что настанет момент, когда льстивые люди «станут уверять Вас, что стоит лишь дать русскому государству конституцию на западный манер — все пойдет гладко и разумно и власть может совсем успокоиться. Это ложь и не дай Боже истинному русскому человеку дожить до того дня, когда ложь эта может осуществиться»⁴⁸³. И вот такой день настал: проект Лорис-Ме-ликова, который обер-прокурор Синода иначе как лживым не называл, ощущая исходящую от него опасность конституции, казалось, близился к осуществлению.

Лорис-Меликов как будто угрозы, нависшей над ним и его планами, не ощущал. По-видимому, всевластие оказало на него расслабляющее воздействие: привыкший к могуществу, считавший себя под защитой своей популярности, веривший в силу и связи либеральной группировки, он явно недооценивал возможности противников и не составил достаточно точного представления о позиции царя. Явивший себя во многом политиком нового типа для империи, Лорис-Меликов оказался слишком прочно многими узами связан с системой, которую взялся реформировать, со стереотипами ее идеологии и политики.

Характерной чертой общественно-политической жизни пореформенной России оставалась патриархальность — персонификация отношений в политике, ставка не на учреждения и законы, а на личность. Если Лорис-Меликов был гарантом успеха преобразований в глазах общества, то сам он воспринимал гарантом проведения их в жизнь императора. Как уже говорилось, неограниченная власть диктатора основывалась на особом доверии к нему царя, на его личном влиянии на Александра II. С приходом нового императора Лорис-Меликов вновь делает ставку именно на него. Борьба за свой проект поначалу отождествляется им, по сути, с борьбой за влияние на Александра III. Он помнил, как восторженно еще недавно воспринимал наследник деятельность начальника Верховной распорядительной комиссии. Догадывался граф и о том, что в последние месяцы отношение к нему Александра Александровича было явно недоброжелательным. Однако Михаил Тариелович знал: наследник никогда не пошел бы против воли отца, и потому не очень тревожился его нерасположением к себе и своим планам. После 1 марта завоевание доверия Александра III, за обретение влияния на него становится первоочередной задачей министра. Этим определились его меры в области печати, которые на первый взгляд кажутся необъяснимыми.