Гранатовый вкус гвоздики

– Звучит красиво, не находишь? – кивнул Ник, высматривая в глазах друзей поддержку. Неделю назад, гуляя после библиотеки по второму этажу учебного корпуса, Толмачёв заметил, что аудитория Константина Николаевича открыта. Шла лекция. Вещалась она для группы с первого курса, но вынуждено это слышал весь этаж. Студент Толмачёв опустил глаза, улыбнувшись уголками губ. Костя, чёрт, из всего сделает феерию шоу. Парень подошёл поближе к двери. По доске тихонько постукивал мел. Казалось бы, первый курс должен шуметь как на сентябрьском митинге, но все сидели молча и старались даже не шелестеть тетрадями. После тишины Константин Николаевич продолжал вещать. Чистый русский он перемешивал с более чистым французским. Толмачёв приоткрыл рот, перестав дышать. Непривычно мягкий голос приземлялся на слух и протекал дальше. Иногда его произношение крутилось на краю сознания сладким фруктовым вкусом, не смея следовать дальше. И странно, необычно, стыдно, но Толмачёв находил в этом увлекательный интерес для себя и, уходя посреди пары на второй этаж, стоял за дверью слушал лекцию Субботина по несколько раз в неделю. А слова все помнил. От изменения форм глагола, до сегодняшнего passif transitif.

– Всё, что связано с французским меня тошнит, – вернул в атмосферу третьего курса Никиту подвыпивший Санька.

– Это пятый у тебя стакан? Уверен, что тошнит от французского? – усмехнулся блондин Ярослав и остальные продолжили упражняться в шутках на тему выпивки. Каждый из них уже даже мог точно, без ошибки, назвать сколько Александр успел влить в себя глотков виски.

С Толмачёва группа товарищей по факультету успела переключиться уже на три разные темы и парень негодующе вздохнул. Любил он их всех за это. Раньше. А теперь видел, что друг о друге они быстро забывали. Без Дианы он казался им ненужным, неинтересным. Неуместным. Как и рядом с Костей. А сорок дней? Почему они не собрались на сорок дней Дианы?

Умерла и умерла, а жить-то дальше надо.

Скучающе Ник вздохнул и принялся разглядывать посетителей кафе. Вон там, за столиком на двоих, совсем рядом показался затылок Субботина. Да, это он, точно похож. Но объект наблюдение оказался не один. Рядом с ним сел высокий парень с вытянутой шеей и модельной внешностью. Они разместились так как обычно сидят влюблённые парочки – поставив стулья вплотную друг к другу. Или не Костя? Ник заёрзал теряясь в догадках.

Сашка проследил траекторию его взгляда насколько это было возможно и скривился.

– А геям что, разрешено посещать те же заведения что нам? – язвительно, но тихо прыснул он.

– Да ладно, брось. Люди же всё-таки, – нерешительно, но с тем же отвращением пожала плечами Марина, стараясь не пялить на незнакомых людей.

– Можем просто пересесть, – бодро дополнила Лена, пытаясь разрядить обстановку.

– Они-то люди? Серьёзно? Ты там где людей увидела? Может ещё скажешь они такие же пацаны как мы? – из Саши продолжал вырываться пьяный голос негодования, пуская неловкость по всему столику.

Ник уже был и не рад, что посмел обозначиться в компании. Прекрасно, хороший вечер. Все в окружении знали, что Саше нельзя много пить; он быстро становился заносчивым и терял равновесие приличного. Как правило, за это его никто не останавливал кроме Толмачёва, дабы не нарваться на неприятности. А лилось из него обыкновенно то, что ранее сидело в голове – праведный гнев на всех, всё и даже на собственную безалаберность.

– Да угомонись ты, Саш. Люди так же как и мы пришли поболтать, поесть. Что в этом такого? – Ник не смотрел в его глаза, а тихим голосом старался успокоить.

Но это не помогало.

– Их поведение, эти взгляды друг на друга, жеманство. Нормальные люди, нет? Это что, два мужика или хрен пойми что? Уродство. Видеть таких не могу, – быстро парень перестал стесняться и говорил уже в полный голос.

– Да ладно, давайте тогда просто пересядем, а? – в конце концов вмешался в разговор Вадим, но тут же быстро притих, когда тяжёлым мычанием его усмерил однокурсник.

– С какого хрена? Думаешь, это как-то всё изменит? – Саша сопел, искал глазами порцию выпивки и, на удивление, умудрялся не запнуться на словах. – Такие уродливые люди никуда не денутся. Какого чёрта они здесь сидят?

Толмачёв ощутил как что-то будто давит на спину. На голову. Выкручивает пальцы рук. Что это? Нетерпимость к чьей-то нетерпимости или очередное разочарование в друге? То как говорил Саша, сколько и что он говорил, выставляя себя абсолютно правым, загоняло в самый угол дивана.

– Но они же люди, в первую очередь. Верно? Ничего тебе не сделали, ведут мирную, тихую жизнь. Мы их знать не знаем… – Никита сказал чуть погромче.

– Они у всех на виду. Вон как близко сидят.

– Ага, один другого сто пудов по коленке под столом гладит. Согласен с Сашкой, таким лучше дома свою романтику проводить. От глаз подальше, – оживился староста Денис.

– Хоть одна адекватная голова на всю компанию, – Саша расплылся в улыбке победителя и дал "пять" размазаным жестом соратнику.

Украткой Толмачёв ещё раз посмотрел на обсуждаемых парней и всё же чётко видел, что там затылок Кости. Удивительным образом в нём возникло возмущение и Ник готов был вступиться с православно пьющим другом в жесточайшую схватку. За что и сам не соображал.

– Твоя вера тоже у всех на виду, – Толмачёв крутил на столе кружку против часовой стрелки, говоря так как его ещё не слышали его однокурсники, – Например твой крестик, он может раздражать большую часть посетителей. Твой перегар нарушает все границы, Саш. Но люди терпимы к тебе, – вытягивая стройные слова спокойным тоном он делал свою речь раздражающей. Ледяной. Совсем как повседневный голос Константина.

Лена взяла Ника за руку под столом и мягко сжала его ладонь.

– Ребята, боже, мы будем ругаться из-за какой-то фигни?

– Моя вера сдержанна и повсеместна. Христианство грехом не считается. Каждый второй на земле крещёный. А эти… – залпом Саша осушил свой стакан, смакуя и своё превосходство, и остатки виски на кончике языка. Первый раз за всю дружбу ему приходилось применять с Ником силу своих убеждений. Что это? С подозрением он наклонился над столом, уставив свои красные глазищи на друга, – А чего это ты их так защищаешь, а, Ник? В друзья к пидорам заделался?

Компания студентов притихла. Ожидать, что может на повороте занести Сашку вот так, никто не мог. Более всего этого не ждал Никита. От слов он опустил голову, отнял ладонь от пальцев Лены и просчитал как пульс заметно возрос в теле.

– Саша, остынь, – кто-то из компании подал голос, но кто это был не понимал даже говорящий.

– Закусывать, Сань, надо, чтобы потом на людей не кидаться, – заключил Толмачёв, всегда выбиравший деликатные слова в сторону каждого, кто был рядом. На выпады Александра обычно он предпочитал молчать, пропускать мимо ушей его резкие изречения, но осмысление, что сейчас он может говорить ни о ком ином как о Косте, задевало Толмачёва. Парень помнил, как резко, почти по-мужски, Диана затыкала друзьям рты, когда поднимался вопрос о Костике, о сплетнях, о домыслах, о тупых девках. Надо продолжать её дело, кое-как, но продолжать.

Засопев, Сашка не нашёл, что ответить и окончательно затих, не притрагиваясь больше к выпивки. После школы только и остался ему один адекватный, непьющий на весь белый свет друг – Никита Толмачёв. И терять его он не хотел. Не в этом году.

В дальнейшем компания студентов замолкла и каждый уставился в свои телефоны, выискивая продолжение весёлой, беззаботной жизни уже там. Всегда комфортный зал кафе сейчас стал сужаться для Толмачёва наступил облегчающий момент – на телефоне сработал будильник.