Гранатовый вкус гвоздики

– Привет. Если я разбудил, прости. Ты слишком мало спал, всего два дня. Иди, спи дальше.

Никита переминался с ноги на ногу, кутая своё истощавшее тело в плед.

– Два дня? Нет, больше не хочется, – он заслонил глаза ладонью. – Надеюсь, я не кричал во сне.

– Нет, всё нормально. Ужинать будешь? Я тут немного работаю, – Костя так и не поднял головы, указав шариковой ручкой на шкаф с тарелками. Дружелюбность? Нет, это точно не про него.

Парень развернулся побыстрее собрать вещи и уйти, но остановился. Было желание сказать – «Субботин, ты настолько дружелюбный человек, что даже не видишь, что я есть». И сказал. Почти то же самое.

– Может, поужинаем вместе? – голос его был твёрдым и напряжённым.

Субботин усмехнулся. Слышал эту фразу всегда только от своей мамы, хотя в последние недели уже и она перестала приглашать за стол. Стала менее словоохотливой и, когда сын захаживал в гости, молча расставляла перед ним и мужем тарелки. Молчание, от которого слышно как мыши скребут в подвале дома. Одна юная душа своим исчезновением всё-таки сделала одинокой целую семью. И вечерами, пустыми часами, Константину было нужно, чтобы кто-то в его квартире говорил. Кроме иностранной речи из пластинок.

Он повернул голову к парню и неопределённо кивнул.

– Если ты хочешь, поужинаем вместе.

Ник сделал нервный вдох и потёр ладони, бегая глазами по кухне.

– Приберусь пока на диване и… Руки помою. Можно?

– Можно. Какие проблемы? – с недоумением в глазах Костя снял очки, проводив тень парня своим фирменным – угрюмым взглядом. Он потянулся к тумблеру чайника. Продолжал упорно верить, что Диана погибла не по-настоящему и нужен кто-нибудь, кто это подтвердит. Иногда, сидя на парах у студентов, Константин писал от руки заявление в полицию, – «Пропала Субботина Диана Николаевна…», но на дате рождения сестры все заявления заканчивались. С этими цифрами теперь пожизненно будет соседствовать день, который запомнился маминым рыдающим звонком.

В ванной за тонкой стеной зашумела вода. Возможно это первый нормальный душ Толмачёва за две недели. И первые две минуты когда они о чём-то поговорили. Костя посмотрел на подоконник, упирающийся в жёлто-бурый двор, и улыбнулся. Если бы Ди, его мелкая Ди, сидела здесь, она бы рассказала, что нужно делать дальше. Она бы смотрела в глаза старшего брата, болтала б ногами и хватала кусочки сыра прямо из-под ножа.

– Может будешь ласковее с ним? Ради меня.

Костя поставил на стол банку томатной пасты.

– Он не доверяет мне. Всё должно быть как раньше. Нейтрально.

Диана бы гордо подняла голову, скрестив руки на коленях. Строго, без лишнего намёка на игривость.

– Тебе трудно сразу начать доверять. Столько слухов за твоей спиной…

От напора щёлкнула крышка банки, Костя стиснул зубы.

– В них нет ни единой капли правды.

– Я знаю. Ты это знаешь. Он не знает. Тебя не знает. Расскажи ему о себе.

Костя быстро обернулся к подоконнику, поймать чистый взгляд сестры. Но было поздно. Она сидела на этом месте всего каких-то три месяца назад, которые недавно превратились в давно ушедшее прошлое. Он крепко сжал в руках ложку, переводя всю свою дурь в металл. Не хватает её. Лёгкости её жизни, светлых глаз, громкого голоса и редкого, личного шёпота: «Для меня ты лучше всех друзей, Костяша». Они часто валялись на холодном полу и непринуждённо болтали о проблемах. Он говорил, – «Меня избили», – а она целовала его в макушку и отвечала, – «Член отсохнет у тех, кто такого красавчика как ты в синяки вгоняет». И Костику всегда казалось, что её проклятия работают.

Кружки в мелкий цветок и тарелки с геометричным рисунком из арт-галлереи современного искусства были расставлены с кастрюлей макарон на кухонном столе согласно эстетике стремления к идеалу. Субботин облегчённо выдохнул – «Вроде всё сделал правильно». В спальной-гостиной Ник аккуратно расставлял по местам неверно стоящий стул, повёрнутый в другую сторону проигрыватель и приглаживал каждую складку на покрывале у кровати. Заглянувший в комнату Костя улыбнулся. На это можно смотреть вечно и не мешать. Забавный парень. Совсем другой. Братья, друзья. Как с ним это возможно? Никиту трясёт от пыли на столешнице, а Костя сковородки в жиру сразу выкидывает в мусорку. Никита в ровную стопку складывает даже салфетки на столе, Костя по двое суток может не собирать смятые бумаги. Но сам с собой сейчас Субботин готов был согласился в одном – чистота это немного приятно.

Никита уставился на тарелку с ужином, перемешивая вилкой сыр и томатную пасту. На зубах похрустывали слишком недовареные макароны.

– Я очень редко ужинаю. Тем более дома. Поэтому сюржИр лё проблЕм 5 , – гордо кивнул Субботин.

– Да, я заметил что ты ужинаешь и завтракаешь коньяком, – нехотя ответил Толмачёв.

Ответный вздох мужчины показался свирепым и он отодвинулся от стола подальше.

– Сегодня останешься у меня ещё на ночь. Твои родители в курсе, – украдкой Костя посмотрел на Ника, задержав дыхание. – Ешь. Всё-таки вроде это съедобно.

5

Возникают проблемы (пер. с франц.: Surgir le probleme)

Парень подхватил малюсенький кусочек салями на вилку. Единственное, что мужчина в ужине не испортил.

– Это твоя квартира? Ты здесь… Живёшь не один. Я не могу остаться. Твоя девушка что скажет?

Костя отложил резко вилку в сторону, вытирая свои полные губы полотенцем.

– Скажет? Не скажет ничего. Я живу один. Ночую тоже один. Останешься, пока не станет лучше.

Снова плечи гостя перешли в состояние покорной слабости. Помыкать – это кажется было преимущественным желанием Константина в присутствии других людей. Особенно любил он производить такие трюки с малознакомыми студентами. Спорить с ним было совсем бесполезно и даже попытка сказать «нет» никогда не могла быть понята. Никита не знал как это работает, но от одного лишь взгляда Субботина он весь сжимался, мысленно прятался во все углы и выбирал смиренно продолжать есть.

– Ты не думал съехать со своей квартиры в другое место? – на выдохе спросил Костя, по аристократичному выпрямив спину. Никита и ухом не повёл, продолжая шкрябать вилкой по тарелке. – Неплохо для тебя сменить обстановку, научиться спать… Нормально.

Парень опустил руки под стол, откинувшись на спинку стула.

– Мог сразу сказать, что я тебе уже надоел, – процедил сквозь зубы он и сжал собственные колени неосознанно сильно.

Костя обратил свой голос к лёгкой заботе, но сквозь неё то и дело пробивался строгий тон.

– Нет, не надоел. Я же сказал, оставайся на ночь. Ешь. Только в одиночку ты долго не протянешь. Надо съезжать. Это безопасно – жить не одному.

Никита внимательно посмотрел на Константина.

– Безопасно, говоришь, – он вспомнил время, когда каждый день, с утра до вечера, кто-то был в его судьбе и почувствовал что там, в каждоминутном внимании было хорошо. Очень хорошо. – И что ты мне предлагаешь, куда съехать?

Мужчина пожал плечами. Неплох был вариант поселить его у себя на диване – всегда на виду, под присмотром. Главное, мама Субботина перестанет нервничать. На закрытую дверь, за опущеными плечами парня, Костя взглянул и мысленно ухмыльнулся. Какой интересный карточный рассклад: друзья и сожители, соседи по квартире – они бы разложили траты на двоих, по очереди могли бы завтраки готовить, а по выходным, оттачивая своё мастерство, Ник мог готовить коктейли прямо на этой кухне; Новый год отмечать у Субботиных, а по обычным праздникам собирать небольшие вечеринки, стирая возраст и статус; собирать друг друга на свидания… Но это в параллельных, других мирах они друзья, соседи по квартире и те, кто пережил утрату вместе. А здесь, за тесным хлипким столиком, Никита – гость случайный, с сильно недоверчивым взглядом.

– Переезжай к родителям, – в голосе Константина возникла неприятная для Толмачёва гордость.

– Серьёзно? – воскликнул он, – В семнадцать лет начать самостоятельную жизнь, чтобы в двадцать вернуться под опеку родителей? Да, спасибо, это прекрасный совет.

Костя усмехнулся, поднявшись из-за стола. Как удивительно быстро, по щелчку, Толмачёв превращался в противного, смешного пацана.

– Родные должны быть на расстоянии вытянутой руки, чтобы ты их вовремя мог подхватить. А они тебя. —хозяин собрал со стола тарелки. – Так и работает взрослая жизнь – уметь вернуться в семью и попросить о помощи.