Гранатовый вкус гвоздики

И всё-таки стоял всему немолодому коллективу Субботин поперёк горла. Откуда деньги на дорогие костюмы, машина в его двадцать семь лет. Родители ведь из простых: мама стоматолог, отчим простой пожарный. А Костик стильный. Когда он шёл по коридорам, то чётко знал о чём шушукаются за его спиной: рассуждают, кто сегодня ночью грел его постель и сколько первокурсников после лекций Субботина отчислятся в первую сессию. Он как рудимент мешал этим стенам, а удалить – лень. Нужны основания, факты, грубые нарушения. Не было их, поэтому все знали, что Костика лишь только терпят. За красивые глазки.

В октябрьский вторник он стоял на высокой лестнице и, закатав рукава рубашки, крутил в руках отвёртку, придерживая тяжёлую дверь.

– Константин Николаевич, долго вы там? Пары, между прочим, начнутся через десять минут, – с возмущением вздыхала заместитель декана Мария Григорьевна и, не поднимая головы, следила за тем, как Костик подкручивает петли на старых дверях. Это был тот крайний, совершенно редкий случай, когда его просили о помощи – сделать истинно мужскую работы. В немолодом коллективе он был единственным молодым преподавателем, чьи силы могли пригодиться для перестановки парт, сборки шкафов и починки дверей. А разве он был способен на такие подвиги? Эти ровные, чисты пальцы, без шрамов и порезов, его лёгкая походка на каждый день и стройное тело, всегда новые, чистые костюмы. Как он в них будет гвозди забивать?

Надавив на отвёртку, Костя сжал крепко руками дверь и потуже затянул железные крепления. Вокруг уже собралась изумлённая публика, разглядывая преподавателя как диковинку. Дамы и господа, перед вами редкий экземпляр современной скульптуры – человек интелектуальный, рабочий.

– Двадцать первый век на дворе, а мы обучаем в двадцатом. Двери чиним каждую неделю, на свои же деньги, между прочим, – ворчал Костя, зажав гвоздь между зубами.

– Митинг не устраивайте, а заканчивайте уже побыстрее, – вздыхала профессор, закатив глаза.

Никогда не угадашь с каким восторгом смотрят на тебя: как на статую Апполона или великолепный арт-объект с табличкой «Дерьмо» . Каждый поворот отвёртки поднимает к горлу желание бросить это всё да убежать куда-нибудь. Всегда он так жил – с желанием убегать в неизвестность. Чаще этой неизвестностью был отец и она, сестра его. Что теперь осталось от них? Имена, даты и лица на фотографиях. И Никита. Стоя под самым потолком, Субботин увидел его в начале коридора. Сутулый парнишка быстро шёл в библиотеку и оглядывался по сторонам, внимательно вслушиваясь в разговоры своего друга. Костя спустился на две ступеньки вниз, стряхивая движением двух пальцев пыль с воротника рубашки. Толпа студентов быстро рассеялась, когда он заключил, – «Работа сделана, всё в порядке», и его персона перестала быть интересной. Сражение с ржавыми петлями дверей он выиграл, но проиграл что-то наиболее важное. Никита прошёл мимо и, посмотрев на преподавателя снизу вверх, быстро кивнул, тут же спрятав глаза. Было в кругах старших курсов подозрительно заговаривать с Костиком. Вокруг него ведь столько сплетен. И расчитывать на приветствие было всегда бессмысленно. С этим Субботин давным давно смирился. Но не с сухостью Толмачёва. Мальчик воспитан в самых лучших манерах, готов и перед дворняжкой рассыпаться в реверансе, а теперь он мимо. С негодованием Костя посмотрел ему вслед и ощущая себя всё же экспонатом «Апполон» писал в телефоне сообщение:

«И я рад тебя видеть. В воскресенье бассеин, не забывай».

Всё таки есть что-то вечное в этом мире, что не испортит ни одно десятилетие. Письма, на которые нет ответа. Каждые три часа Константин Николаевич заглядывал в мессенджер, чтобы увидеть под последним сообщением ответ, но ничего, кроме надписи «прочитано» не было. Он так ненавидел, когда в ответ молчат. Это значит безразличие? Всё, парень Никита поиграл в хорошего мальчика и закончилось оно? Но ведь ты же хотел быть хорошим. От первой до последней минуты. Как папа воспитывал: исполнять свою миссию до конца. А что это меняет, если сообщения всё так же молчат?

Воскресным днём, остановив по привычке авто на неположеном месте, Костя смотрел на часы и гадал: выйдет парнишка из арки или нет. Был их третий заплыв в комплекс "Лазурный". Как обязанность. Раньше Диана выдёргивала брата из тоскующих выходных и возвращала на место перед парами в понедельник. Рестораны, кафе, бары, магазины. Она водила его за руку как непослушного ребёнка и без остановки всё что-то говорила и говорила, чаще повторяя то, что уже было. А ему нравилось так жить – отдавать целый день человеку, которому ты нужен. Родная… Без неё в тайном сговоре все друзья и знакомые находили отговорки. Обещали что в следующий раз точно встретятся с Костей, но этого раза не случалось. И пунктуальный, тошнотворно воспитаный Толмачёв стал опаздывать. Единственный, кто мог скрасить скучный осенний день. Может и ждать его больше не стоит?

Костя порассматривал ещё с минут пять до боли знакомые окна у домов и, так никого не дождавшись, завёл мотор.

– Опять неправильная парковка? Ты любишь сорить деньгами, однако, – он появился на переднем сиденье из ниоткуда, быстро пристегнув ремень. Глазами Толмачёв уставился в лобовое стекло, прижав рюкзак с вещами к себе поближе.

– Привет, – глупо улыбнулся Костя, не торопясь ехать.

Заполошеный, с частым жарким дыханием на розоватых губах, парень перевёл взгляд на мужчину и, не управляя собой, вытянулся по струнке, приподяв голову.

– Привет? Хм, привет. Я думал ты забыл это слово.

Костя взялся за руль двумя руками и слегка сжал его.

– А да, вчера вот вспомнил как оно произносится. Но временами ещё могу забывать. Всё-таки возраст уже.

Осторожно, подумав что незаметно, Никита усмехнулся в кулак, отвернувшись по привычке к окну, как только колёса толкнули авто вперёд. С Костей встречаться глазами было чревато недопониманием. Хотя, следуя из сплетен, он со всеми такой напыщеный и строгий. Желает лепить из людей идеалы любым путём. Даже насильным. И получает от этого большое удовольствие. Никита эти шушуканья, как правило не слушал, но запоминал. А что же, что же там в глазах Субботина может быть опасного, за что смотреть туда не желательно? Любопытство брало верх и, от созерцания мокрого стекла, Ник переключался на водителя. «Давай, смелее» – возникала некстати в голове фраза и студент с прищуром смотрел на преподавателя. Вдалеке всегда он был широкоплечий, крепкий мужчина. Вблизи же оказался парень немного старше тебя, склонный иногда смотреться в зеркало и поправлять причёску; покусывал губы, когда приходилось сбавлять скорость и хмурился на поворотах. И пел он весь путь до бассеина звонко, под музыку из магнитолы. Как всё это странно. Надменный Костя растягивал в тонкую линию мелодию и превращал её в мягкие ноты. Он пел, когда за окном было хмуро и мокро, а в жизни случился кавардак. Безумие. Он мог уже давно перестать «присматривать» за Толмачёвым, ведь есть его родители, но всё ещё спрашивал, – «Тебе не холодно?», и включал подогрев сидений. Костя – обманка.

– Разве ты не скучайешь по Диане? – не отрывая взгляд от водителя заговорил скромно Никита.

На лице Субботина не дрогнул ни единый мускул. Как и всегда.

– Разве? Что же я делаю не так, если тебе пришли в голову такие выводы?

– Ну ты… Слишком легко живёшь, веселишься. И для тебя ничего не изменилось. Будто она всё ещё здесь, с нами.

– А ты хочешь верить, что она не с нами? Со мной она всегда, в памяти. Не думаю, что Диане было бы приятно видеть нас с грустными рожами. Ей нужно было каждый день радовать весь мир. Я даже не помню, чтобы она когда-нибудь плакала. Разве мы можем теперь себе позволить паршиво гнить?

Никита посмотрел в окно на то, как целеустремлённо дождь топит город всё сильнее и сильнее. Тихо, молча, на ночь глядя, прижав мокрую щеку к подушке, он думал, тайно размышлял, что должно это закончиться уже. Переживания о том, что жизнь стала неизвестной, сложной и всё более загадочной для него. И переживать – обязанность номер один на каждый день. Иначе как?

Он медленно повернул тумблер громкости, позволив Косте продолжить петь. И смотреть на это.

– Что это за песня?

– Smalltown boy, Бронский бит. Нравится? – с удовольствием отвечал Субботин, не отрываясь от пения.

Никита кивнул, отстукивая ритм ладонью по сиденью. Его цепляла эта живость и сам себе он не смел признаться, что хочет быть счастливым. Ради неё. Неизвестно, правильное ли это поведение, ведь все так привыкли переживать, долго страдать, а ему внезапно хотелось подпевать музыке в узнаваемом авто и перегонять её водителя в прохладных водах бассеина.

– Я тебя сделал, студент. Теряешь хватку, – Костя игриво подмигнул, выворачивая круги вокруг своего соперника.

– Нет, Константин, я хочу взять реванш и обмануть ваши ожидания, – Толмачёв разминал руки, примеряясь к воде, чтобы размах был мощнее. В конце концов и Николаевичу много причин не надо, чтобы нырнуть в детство и поиграть в догонялки на звание чемпиона.