Грани Обсидиана
Шрифт:
Я отдала свою шаль, начала стягивать и куртку, но Бэрин остановил меня. Сказал, заматывая шаль на бедрах:
— Прикрыл самое нежное место — и хватит! Ну вот, кажется, теперь мы заживем спокойнее!
И побежал к замку, неспешно, размеренно, словно каждый день бегал по морозу так: раздетым, в одних лишь сапогах и в чем-то наподобие женской юбки. Я смотрела ему вслед — он не казался смешным. Он выглядел сильным. И…
…красивым.
Я просто не могла оторвать от него глаз. Смотрела и смотрела. Лишь когда он скрылся в воротах замка, машинально оглянулась на реку. И поняла,
И для меня — тоже.
А как же мой Рыжик?!
В замке только и делали, что обсуждали случившееся. Все сводилось к: «Эти проклятые сорванцы, никакого с ними сладу!» Кое-кто вспоминал собственные детские проказы — и на реке и на границе. Хвалили Бэрина, но как-то вскользь, вроде как он сделал то, что и должен был сделать. Должен рисковать собственной жизнью ради спасения ребенка? Хотя… насколько все-таки Бэрин рисковал? Я вспомнила, как буквально в воздухе он превращается в зверя, какие у него сильные лапы и мощное тело… И как оглушенный ударом льдины Волк едва не идет ко дну.
Берта, наливавшая травяной отвар, сказала озабоченно:
— Мальчик все никак не может согреться! Отнесешь ему?
— Да, конечно. — Я обхватила полотенцем глиняную кружку, чтобы не обжечься — в лицо пахнуло цветочным жаром летнего полдня, — и только на пороге кухни догадалась спросить:
— А куда нести-то?
— Бэрину, — удивленно отозвалась Берта. Увидела, что я не двигаюсь с места, и добавила: — Ты ведь помнишь короткую дорогу? Неси быстрей, пока не остыло!
Я приостановилась у двери, толкнула ее плечом и заглянула в комнату.
— Бэрин?
— Да, входи, — донеслось изнутри. Волк сидел, кутаясь в меховой плащ, у самого камина, с наброшенными на ноги одеялами. Принял кружку, отпил разом половину. Я отступила, но не ушла. Бэрин сжимал в руках кружку, точно грелся об нее. Сказал неожиданно, глядя в огонь: — Ты же была там, видела, как я… облажался?
— Что?
— Руки соскользнули. Не понимаю почему. Я бы спокойно уцепился за лед, вылез, подгреб к нашей стороне… а тут… — Он поднял руку, взыскательно осмотрел, точно отыскивая причину ее слабости. Не нашел и вернул руку на кружку обратно. — Вымокли.
Едва ли «вымокнуть» — самое страшное, что могло с ними случиться… Я все-таки задала мучивший меня вопрос:
— Этот мальчик, которого ты вытащил из воды, — ребенок Волков?
Бэрин указал на соседнее кресло. Я подошла, но садиться не стала.
— Нет, оборотни редко могут зачать ребенка с людьми. Когда такое случается, мы всегда следим за детенышем. И если у него проявляется Дар, забираем и воспитываем.
Мать-то наверняка рада-радешенька избавиться от маленького оборотня! Но я подумала о своей и устыдилась: она ведь не отказалась, не бросила меня, хотя ей со мной пришлось очень нелегко…
— Но ведь у ваших леди Невест… Берта говорила, у всех них родились дети!
— Важен обряд. Наш обряд. Когда лорд соединяет наши руки и говорит Слово…
— Слово?
— Ну ты же не ждешь, что я скажу — какое? — Бэрин отхлебнул отвара. — Не понимаю, чего я так разболтался…
Он казался
возбужденным, раскраснелся, но вовсе не от пламени камина, в глазах появился странный, стеклянный блеск… Если б от него пахло вином, я бы даже решила, что он пьян.— То есть, если обряда не будет, пара бесплодна?
Бэрин взмахнул рукой.
— Бывают и исключения! Например, таков Гэвин.
— Гэвин?
— Хоть он и полукровка, Дар в нем очень силен. — Бэрин фыркнул: — Еще и некоторым чистокровным даст фору! Сядь, что ты торчишь, как гвоздь!
Он наклонился, подбрасывая полено в камин: зачем, и так кожа от жара чуть не лопается!
— Но ты ведь не о том спрашиваешь, да, Лисса? — Он повернул голову. Глаза его блеснули. — Ты считаешь, что я мог прыгнуть в воду только за ребенком оборотня?
Я ответила молчаньем. Бэрин качнул головой собственным мыслям и сказал:
— Все, кто живет здесь, — под рукой моего лорда. И мы защищаем их. Я прыгнул бы в воду даже за тобой… — Он хрипло рассмеялся, — хотя, чтоб ты в это поверила, тебя пришлось бы туда сначала столкнуть… Проведем такой опыт, а?
Да он же… Не задумываясь, что делаю, я приложила ладонь к его лбу. Бэрин аж передернулся:
— Да ты ледяная!
— А ты как огонь! Бэрин, ты же простыл!
— Бред! — категорически сказал он. — Мы не болеем!
— Иди-ка ты в постель!
— А ты со мной? — живо спросил Бэрин и засмеялся: — Ну, не делай такое лицо! Я пошутил.
Шутил он или нет, но перебрался на кровать охотно. Вновь натянул на себя ворох одеял и шкур. Я постояла, вспоминая, что знаю про людские болезни: простуда, кашель, жар… Странно, что оборотень мог заболеть этим. Я тоже никогда не болею.
— Пить, — сказал Бэрин с кровати. — Дай мне пить.
Я отдала ему остатки травяного отвара. Больше питья, травы и ягоды, снижающие жар, припарки на грудь и спину… вот, кажется, и все, что я знала. Наверняка Берта и леди Инта знают больше.
Но и леди и Берта согласились со мной. Берта еще и безжалостно выгнала леди из спальни больного: мол, нечего тут, мало ли… а вдруг поветрие какое? Но леди Инта так беспокоилась и упрямилась, что я вынуждена была сказать, что помогу Берте сама. Да что там помогать-то, если Бэрин беспрестанно то спит, то бредит? В короткие периоды сознания я поила его отварами и ягодными компотами, прикладывала согревающие повязки к груди и спине и горячие камни — к ногам. Незаметно для себя я стала главной сиделкой, и ко мне приходили спрашивать о состоянии младшего Фэрлина — и не только женщины…
— Холодно, — сказал Бэрин. — Так холодно…
Он был накрыт всеми одеялами и плащами, огонь в камине горел так, как не горел, наверное, даже в Зале, я только что сменила нагретые камни в ногах, но Бэрина трясло так, что я слышала стук его зубов. Единственное, что он мог произнести, было: «Холодно, холодно, холодно!»
Мне не нравился его кашель. Так же, как и Берте, и леди Инте, которую Берта не пускала дальше порога. Я знала, что незадачливый мальчишка-рыбак жив и здоров, но с чего же тогда свалился Волк, по самой своей природе не склонный ни к простудам, ни к воспалениям легких…