Грани Обсидиана

Берта говорила, что лорд Фэрлин тоже приходит к брату — счастье, что не в мое дежурство. После его визитов Бэрину становилось легче, жар ненадолго отступал, он даже мог есть…

Я вновь потрогала его лоб. Бэрин, лежавший с закрытыми глазами, придержал мою руку, сунул ее между подбородком и шеей и сказал:

— Хорошо. Тепло. Знаешь, лед — он везде.

— Нет…

Он чуть приоткрыл тяжелые веки. Кивнул, утягивая мою руку к себе на грудь:

— Везде лед. Я не… выплыл.

— Ты выплыл. Ты вытащил мальчика и выплыл сам!

Бэрин сунул мою ладонь себе под мышку и содрогнулся.

— Я там… подо льдом. Остался. Мальчишка ведь вынырнул?

— Да.

— А я — остался, — он открыл глаза, но вряд ли видел меня, когда говорил доверительно: — Я утонул. Там… зеленый свет… и так холодно…

— Да нет же! Ты не утонул! Ты здесь, в замке. Вон камин, видишь?

Он неспокойно двинул головой на подушке, поглядел на камин:

— Он далеко! А лед — вот, рядом. Во мне. Хрустит, ты слышишь, наверное, у меня уже кости изо льда? И з-зубы…

Он говорил все невнятней, потому что стучал зубами — в самом прямом смысле.

— Ты бредишь.

— Х-холодно!

Я беспомощно огляделась — и укрывать уже попросту нечем. Что делать? Разбудить Берту? Жалко — она разрывается между больным «мальчиком» и большим замковым хозяйством, которое привыкла контролировать. Я поглядела на больного: сухие губы, ресницы прикрыты, но видно, как мечутся под веками глаза, точно Бэрин смотрит на что-то, происходящее в его воспаленном мозгу. Или судорожно ищет дорогу к воздуху и свету. Бэрин сказал, что там, под водой, оглушенный, он на мгновение перепутал, где верх, где низ, куда ему плыть. А потом словно кто-то дернул его за шкирку, он поднял голову и увидел зеленый свет… Наверное, ему сейчас кажется, что он снова тонет.

Моя ладонь, зажатая между его твердым боком и мускулистым плечом, казалось, тоже уже горела. Согрелась. Я поглядела на нее.

…Бэрин приоткрыл глаза. Выдохнул:

— Ты… что?

— Молчи.

Я приподняла край наваленных одеял и скользнула в постель ему за спину. Быстрее, чтобы не передумать, обхватила его руками-ногами, прижалась всем телом. Бэрин не удивился, лишь выгнулся, прижимаясь ко мне спиной теснее. Пробормотал:

— А-а-а… хорошо…

Мы просто греем друг друга. Это все равно что обнимать Рыжика в холодную ночь…

Да совершенно другое! Мне мгновенно стало жарко от близости его пылающего тела. Ноздри щекотал запах: запах Волка и мужчины, пота, кожи, волос… Кажется, я начинаю привыкать к этому запаху, мне не хотелось отшатнуться, наоборот, я прижалась носом к его шее: и знакомый и незнакомый, странно будоражащий, точно запах весны… Гладкая твердая спина, сплетенные с моими ногами мускулистые ноги, руки, прижимающие мои ладони к волосатой груди. Крупная дрожь, сотрясавшая его тело, постепенно стихала, рука, сжимавшая мои пальцы, расслабилась. Бэрин пробормотал что-то, я переспросила: «Что?» — но он уже спал…

Моя дурацкая мысль — нет, вовсе не дурацкая: согреть его собственным телом — оказалась удачной. Я попыталась потихоньку высвободить руки и отстраниться, но поняла, что попалась: Бэрин, не поворачиваясь, завел руку за спину и подвинул меня обратно. Вернул ладонь к себе на грудь, еще и прижал локтем — для верности.

— Еще… полежи.

Хорошо, подожду, когда он уснет покрепче. Я слушала неровное дыхание, пальцами чувствовала тяжкий стук его сердца… Наверное, и он спиной ощущает мое.

Я тоже устала, подремлю немного…

Проспала я долго.

И крепко. Проснувшись, обнаружила, что уже не я, а Бэрин обнимает и прижимает меня к себе; даже не почувствовала, когда он повернулся. Но и я сама очень уютно устроилась, уткнувшись лицом в его грудь. Я снизу заглянула ему в лицо — спит, — осторожно пошевелилась, отдвигаясь; обнимавшая меня рука соскользнула с моего бока. Бэрин вздохнул, переворачиваясь на спину, но не проснулся. Кажется, жар спал, все его тело, да и простыни были мокрыми от пота… Я присела, легко скользнула пальцами по его влажному лбу — прохладный.

И застыла. И даже перестала дышать.

В придвинутом к кровати кресле сидел мужчина и, упершись подбородком в сцепленные руки, наблюдал за нами. Бледная кожа, зеленые глаза, серые длинные, жесткие даже на вид волосы… Страшная, черная, огромная тень за спиной… Лорд Волков!

Я судорожно и коротко схватила воздух ртом — получился сдавленный вскрик. Лорд даже не шевельнулся, следил одними глазами, как, прикрывшись одеялом, я медленно отползаю по кровати. Я достигла края, помедлила, но он не догадался подать мою одежду, а попросить было мне не под силу. Я опустила ноги на ледяной пол, пробежала на цыпочках вокруг кровати и, быстро схватив платье с подлокотника кресла, торопливо его натянула. Все это время он сидел неподвижно, искоса наблюдая за мной.

Я попятилась к двери, но лорд Фэрлин остановил меня коротким:

— Как он?

— Жар спал…

Лорд кивнул и отвернулся к кровати. Я тоже поглядела на Бэрина — от испуга я не накинула одеяла снова, и до пояса он был открыт холодному ночному воздуху. Я сделала нерешительный шажок назад.

— Он весь… мокрый. Надо сменить простыни.

— Ты поможешь.

Это не было вопросом. Лорд наблюдал за мной и делал, как я: собрать мокрую простынь под бок больного, расстелить новую, осторожно перекатить на чистое… От наших прикосновений Бэрин проснулся, но брат положил ему руку на лоб и сказал:

— Спи.

И Бэрин уснул. Где же ты был раньше, раз можешь успокоить его одним только прикосновением! Я торопливо собрала мокрые — хоть выжимай! — простыни. Отступила к двери, глядя в спину склонившегося к камину лорда: тот вновь начал разводить огонь.

— Спасибо… — донеслось с кровати. Лорд выпрямился и в два шага оказался рядом с Бэрином. Я вышла, судорожно прижимая к груди скомканные простыни и чувствуя спиной взгляды братьев.

* * *

— Выглядишь ты шелудивым псом! — безо всяких церемоний заявил ему брат. Бэрин поскреб пальцами свои заметно выступающие ребра.

— А, были бы кости, мясо нарастет!

Берта велела ему оставаться в постели еще пару деньков. Хотя он ворчал и изнывал от безделья, все же втайне был с ней согласен: у него еще кружилась голова, и в ногах-руках чувствовалась слабость. Зато появился нормальный аппетит. Вот и теперь Фэрлин с полуулыбкой наблюдал, как, сидя в постели, он управляется с вырезкой. Запил все горячим бульоном, удовлетворенно вздохнул и похлопал себя по впалому животу.

— Хорошо… Что у нас новенького? Как Инта?