Греческая эпиграмма

СМЕРТЬ СТАРОГО ГОРГА

«Как виноград на тычину, на этот свой посох дорожный Я опираюсь. В Аид Смерть призывает меня. Зова послушайся, Горг! Что за счастие лишних три года Или четыре еще солнечным греться теплом?» Так говорил, не тщеславясь, старик — и сложил с себя бремя Долгих годов, и ушел в пройденный многими путь.

* * *

Не подвергай себя, смертный, невзгодам скитальческой жизни, Вечно один на другой переменяя края. Не подвергайся невзгодам скитанья, хотя бы и пусто Было жилище твое, скуп на тепло твой очаг, Хоть бы и скуден был хлеб твой ячменный, мука не из важных, Тесто месилось рукой в камне долбленом, хотя б К хлебу за трапезой бедной приправой единственной были Тмин да полей у тебя, да горьковатая соль.

ГОМЕРУ

Звезды и даже Селены божественный лик затмевает Огненный Гелий собой, правя по небу свой путь. Так и толпа песнопевцев бледнеет, Гомер, пред тобою, Самым блестящим огнем между светилами Муз.

КОЗЕЛ И ВИНОГРАД

Козий супруг, бородатый козел, забредя в виноградник, Все до одной ощипал нежные ветви лозы. Вдруг из земли ему голос послышался: «Режь, окаянный, Режь челюстями и рви мой плодоносный побег! Корень, сидящий в земле, даст по-прежнему сладостный нектар, Чтоб возлиянье, козел, сделать над трупом твоим».

АФРОДИТА В СПАРТЕ

Молвил однажды Киприде Еврот: «Одевайся в доспехи Или из Спарты уйди! — бредит наш город войной». Но, усмехнувшись, сказала она: «Как была безоружной, Так и останусь, а жить все-таки в Спарте хочу». Нет у Киприды доспехов; бесстыдники лишь утверждают, Не знатоки, будто здесь ходит богиня в броне.

* * *

Не изваял меня Мирон, неправда, — пригнавши из стада, Где я паслась, привязал к каменной базе меня.

ПРИЗЫВ ПРИАПА

Время отправиться в путь! Прилетела уже щебетунья Ласточка; мягко опять западный ветер подул, Снова луга зацвели, и уже успокоилось море, Что под дыханием бурь волны вздымало свои. Пусть же поднимут пловцы якоря и отвяжут канаты, Пусть отплывает ладья, все паруса распустив! Так я напутствую вас, Приап, охраняющий пристань. Смело с товаром своим в путь отправляйся, пловец!

«АФРОДИТА АНАДИОМЕНА» АПЕЛЛЕСА

Киприду, вставшую сейчас из лона вод И мокрую еще от пены, Апеллес Не написал здесь, нет! — воспроизвел живой, Во всей ее пленительной красе. Смотри: Вот руки подняла, чтоб выжать волосы, И взор уже сверкает страстью нежною, И — знак расцвета — грудь кругла, как яблоко. Афина и жена Кронида говорят: «О Зевс, побеждены мы будем в споре с ней».

«ЭРОТ» ПРАКСИТЕЛЯ

В Феспиях чтут одного лишь Эрота, дитя Афродиты, И признают только тот образ Эрота, в каком Бога познал сам Пракситель, в каком его видел у Фрины, И, изваяв, ей как дань собственной страсти поднес.

АНАКРЕОНТУ

Смотри, как от вина старик шатается Анакреонт, как плащ, спустясь к ногам его, Волочится. Цела одна сандалия, Другой уж нет. Но все еще на лире он Играет и поет, все восхваляет он Бафилла иль, красавец Мегистей, тебя… Храни его, о Вакх, чтоб не упал старик.

ДОРОГА В АИД

Дорогой, что в Аид ведет, спокойно ты Иди! Не тяжела она для путника И не извилиста ничуть, не сбивчива, А так пряма, ровна и так полога вся, Что, и закрыв глаза, легко пройдешь по ней.

АВТОЭПИТАФИЯ

От Италийской земли и родного Тарента далеко Здесь я лежу, и судьба горше мне эта, чем смерть. Жизнь безотрадна скитальцам. Но Музы меня возлюбили И за печали мои дали мне сладостный дар. И не заглохнет уже Леонидово имя, но всюду, Милостью Муз, обо мне распространится молва.

ТИМОН ФЛИУНТСКИЙ

Есть для любви и для брака пора, и пора для покоя.

МНАСАЛК

Край свой родной от позорных цепей избавляя, покрылись Прахом могильным они, но через то обрели Доблести славу большую. Пускай же за родину будет Каждый из граждан готов, глядя на них, умереть.

ФЕОДОРИД

В бурных волнах я погиб, но ты плыви без боязни! Море, меня поглотив, в пристань других принесло.

ДИОСКОРИД

Сводят с ума меня губы речистые, алые губы, Сладостный сердцу порог дышащих нектаром уст; Взоры бросающих искры очей под густыми бровями, Жгучие взоры — силки, сети для наших сердец; Мягкие, полные формы красиво изваянной груди, Что услаждают наш глаз больше, чем почки цветов… Но для чего мне собакам показывать кости? Наукой Служит Мидасов камыш [64] тем, чей несдержан язык.

64

Мидасов камыш — камыш, выдавший своим шелестом тайну царя Мидаса — ослиные уши, которыми наказал его Аполлон за то, что Мидас принял сторону Пана во время состязания последнего с Аполлоном. Пан играл на свирели, Аполлон — на кифаре. Победа была присуждена Аполлону.

* * *

В белую грудь ударяя себя на ночном твоем бденье, [65] Славный Адонис, Клео сердце пленила мое. Если такую ж и мне, как умру, она сделает милость, Без отговорок меня вместе с собой уведи.

ЭПИТАФИЯ РАБУ

Раб я, лидиец. Но ты, господин мой, в могиле почетной Дядьку Тиманфа велел похоронить своего. Долгие годы живи беспечально, когда же, состарясь, В землю ко мне ты сойдешь, — знай: и в Аиде я твой.

65

«В белую грудь ударяя…» В этой эпиграмме говорится о ночном празднестве в честь Адониса.

ЭПИТАФИЯ АНАКРЕОНТУ

Ты, кто до мозга костей извелся от страсти к Смердису, Каждой пирушки глава и кутежей до зари, Музам приятен ты был и недавно еще о Бафилле, Сидя над чашей своей, частые слезы ронял. Даже ручьи для тебя изливаются винною влагой, И от бессмертных богов нектар струится тебе. Сад предлагает тебе влюбленные в вечер фиалки, Дарит и сладостный мирт, вскормленный чистой росой, — Чтоб, опьяненный, и в царстве Деметры ты вел хороводы, Томно рукою обвив стан Эврипилы златой.