Грешник

Барабанщик КрейздЧиз и екс-гитарист Пресут Тен взглянули на вокалиста Чейда/Чейза, чтобы увидеть его следующий шаг.

— Ага, я знаю, что ты делаешь. Я знаю о шоу, — сказал он мне. — Ты думаешь, что все это из-за того, кем ты был. Но никого не волнует, что ты был крутым, чувак. Твои песни такие старые, что их напевают бабульки. Сейчас ты знаменит только потому, что ты полный лузер.

Очень размеренно я произнес:

— И из-за тех трех мультиплатиновых альбомов. Давай учитывать все.

— Ох, да ладно! Не притворяйся, что не знаешь, почему люди смотрят шоу. Ты знаешь, что я прав, — издевательски ответил вокалист. — Или ты был бы в лейбле вместо Бейби Норс. Ну же, мужик. Даже не притворяйся, что это из-за музыки.

Его слова нашли путь к моему сердцу. Когда-то я написал саундтрек к лету каждого. Когда-то, мое лицо было на обложках журналов. Когда-то, все эти парни в этом гараже обделались бы, лишь бы услышать меня вживую. Что же я делал теперь?

Просто участвовал в шоу. Делал альбом. Исчезал в лос-анджелесском закате с Изабел. Но это не чувствовалось полностью правильным или правдой. Я спросил:

— У вас нет костюма Орлов, чтобы репетировать, или типа того?

Барабанщик Крейзд Чиз взволнованно прошелся по тарелкам. Гитарист Пресут Тен резко на него посмотрел, как будто предупреждая не быть уродом. Я в некотором роде надеялся, что он будет уродом. Я хотел ударить что-то или получить удар.

Вокалист сказал:

— Я не собираюсь выслушивать это дерьмо от тебя.

— Ты уже это сделал. А сейчас, если не возражаешь, мне пора заняться реальной работой. Джереми, ну что?

Я повернулся к нему. Это не было вызовом. Это был просто вопрос. Нет никакого смысла делать из Джереми игру. Ты играешь в Ганди? Нет.

— Джереми, если пойдешь с этим гадом, — сказал вокалист, — то больше не возвращайся.

— Чед, — мягко произнес Джереми.

Я знал это.

— Я серьезно, — сказал парень. Чед. Я знал это.

Я сказал:

— Не заставляй Лэсси^[27] выбирать, Чед.

— Ты, заткнись. Выбирай, Джереми.

Много лет назад я встречался с сестрой Виктора, Энджи. Довольно серьезно. Наше расставание после моего первого тура было гадким и противным только потому, что я спал со всеми, кто снимал свой верх в моем присутствии. Это было впервые, когда я осознал, что потерял свою душу, и прелесть не иметь душу, заключалась в том, что тебя больше не волновало одиночество. Хотя группа только вернулась, у нас уже было заказано время в студии для следующего альбома. Энджи хотела, чтобы Виктор ушел. Я хотел, чтобы Виктор и его магические руки пошли вместе со мной и больше никогда не возвращались в Феникс в Нью-Йорке.

Я заставил его выбирать между нами.

Я не думал, что это убьет его.

Я вообще не думал.

Грязь продолжала падать на волчью морду. Где-то там, могила Виктора была всегда заполнена.

Мой день рушился.

— Джереми, — повторил Чед. — Ну так что?

Джереми заправил прядь своих волос за ухо. Он вздохнул. Его глаза смотрели в направлении его баса и моей машины.

Я прервал его:

— Оставайся здесь, — я даже не понимал, что хочу сказать, пока не произнес это. И после того, как сказал это, я не мог поверить, что сделал это. Это не звучало как что-то, что я сказал бы.

Все лица в гараже повернулись ко мне.

Я стремительно заговорил:

— Я не собираюсь подставлять тебя, Джереми. Если этот придурок не хочет принять тебя обратно только потому, что ты нужен мне сейчас, я придумаю что-то без тебя сегодня. Я поймаю тебя завтра. Ничего страшного.

Я чувствовал себя таким добродетельным и так ужасно. Если это был правильный путь, то он мне не нравился. Нужно было записать больше никогда так не делать.

Джереми кивнул. Он помолчал несколько секунд. Как и Чед. Он, похоже, не понял, что только что произошло.

Коул Сен-Клер не был мудаком — вот что только что произошло.

Это по-прежнему чувствовалось ужасно. Ощущения были, как в ту первую ночь, когда Изабел сказала мне, чтоб я сдох, и когда я осознал, что отчаянно хотел стать волком и не мог больше ничего. Нет, не хотел больше ничего.

Я сказал себе, что почувствую себя прекрасно позже. Благородно.

Тогда Джереми сказал, медленно, безмятежно и по-южному:

— Прости, Чед, но, думаю, я собираюсь уйти с Коулом. Я вернусь, если ты попросишь, но мне нужно много подумать над тем эмоциональным манипулированием, что ты использовал в разговоре сегодня. Ты знаешь, что это не то, как я люблю работать. Дай мне секунду, Коул. Мне нужно забрать свои сандалии.

Он выбрал меня. Я не просил, а он все равно выбрал меня.

Это чувство было чуть хуже, чем дерьмовое. На самом деле, разница между двумя эмоциями была такой, что стало трудно двигаться. Внезапный переход из дерьма в радость.

— Ты ублюдок, — сказал Чед. Было неясно, он имел в виду меня или Джереми. Он уточнил: — Ты парень баз таланта из группы-подражателя.

Я отсалютовал ему двумя пальцами.

Джереми присоединился ко мне со своим чехлом для баса. Мы провели длительный процесс рукопожатий, который помог мне облегчить мою огромную болезненную радость. Я небрежно задел ногой шланг в саду и скрюченный разбрызгиватель. Искусственный дождь полился в гараж. Теперь зашумели гитарист с барабанщиком.

Чед знал много ругательств.

Мы с Джереми повернулись и направились к Сатурну, где ждала Лейла. Ти заснял все. Я представил себе великолепный кадр на фоне насквозь промокших музыкантов, как взрыв машины в боевике.

— Ты был почти справедливым, — сказал Джереми. И с уверенностью добавил, — Они мне перезвонят.

Барабанная палочка пролетела мимо моей головы. Она ударилась о бетон, приземлившись.

Джереми наклонился поднять ее.

— Но ты — точно нет.

Глава 23

 КОУЛ •

После того, как мы закончили с эпизодом и до того, как Изабел освободилась с работы, мы с Джереми тусили в его старом потрепанном грузовике, припаркованном посреди огромного пляжа. Только мы двое. Я отправил Лейлу обратно вместе с Сатурном, потому что не хотел видеть никого из них когда-либо снова.

Было слышно шум дороги, чей-то бумбокс, прибой и звуки удара рук о мяч в волейболе. Я лежал в кузове грузовика на сухом, скомканном брезенте, а Джереми сидел на колесе, наблюдая за мной и океаном. Солнце над головой прожигало новые трещины на полосах трассы. Я все еще был взвинчен после выступления, так что пиво бы не помешало. Джереми предложил мне холодный чай без сахара.

— Я не хочу твое ведьмино варево, — сказал я ему, но все равно взял это и поставил банку возле своей головы. В течение нескольких долгих общительных минут мы ничего не сделали вместе. Джереми запрокинул голову назад и рассматривал небо, напоминая сморщенного австралийского паренька в полдень. Я закрыл глаза и позволил жаре опалить мои веки. Тут, с Джереми, было бы легко притвориться, будто последних трех лет моей жизни не было, и я мог начать сначала безо всех своих грехов. Только тогда я бы не встретил Изабел и не оказался в Калифорнии. Я задумался, был ли какой-то более прямой путь к этому. Может, я следовал ему, но все разрушил. Может, если бы я оставался на прямой и узкой дорожке, то встретил бы Изабел на концерте.