Громкий шепот

– Для меня не проблема сделать все официально, – отрезаю я, а затем понимаю, что это чересчур. Данный порыв может ее спугнуть.

В целом мне без разницы, в фальшивом мы браке или официальном, реальном или каком-то еще. Плевать на то, в браке ли мы вообще. Единственное, чего я хочу, – это чтобы она была со мной. Но, если признать честно, то фраза «моя жена» вызывает особый трепет в душе, и, возможно, мне не хотелось бы с этим прощаться.

Валери молчит пару минут, а затем хватает меня за руку и с силой тянет на себя.

– Раздевайся.

– Наша спальня там. – Я указываю на противоположную комнату.

Она тяжело вздыхает, раздраженно прикрывая веки.

– Сними рубашку, Макс.

– Играем в какую-то игру на раздевание? Кажется, мы это уже проходили, когда ты чуть не ошпарила мой член, – ухмыляюсь я, но все же тянусь к пуговицам.

Валери начинает злиться и перенимает инициативу, принимаясь расстегивать рубашку сама.

– Жар действует на тебя возбуждающе, дорогая. Кипяток побудил тебя снять с меня штаны. А теперь ты сожгла дом и претендуешь на рубашку.

Грудь Валери сотрясается от сдерживаемого смеха.

– Боже, замолчи, Макс. И закрой глаза.

– А вот это действительно что-то новенькое.

Я повинуюсь и закрываю глаза, не рискуя препираться с огненной женщиной, потому что до сих пор некоторые ее поступки для меня долбаная загадка. Холодок пробегает по груди в области сердца, когда что-то мокрое и мягкое касается кожи.

– Щекотно, Валери. Это твой язык? – извиваюсь я.

– Замри.

Нежные влажные прикосновения скользят по татуировке, и, несмотря на то, что мне все еще щекотно, это вызывает огромный прилив мурашек и возбуждения, устремляющегося в пах.

Руки так и чешутся от желания обвить талию Валери, а губы горят от потребности ее поцеловать. Но я продолжаю стоять, стараясь не совершать лишних движений, пока грудная клетка вздымается от тяжелого дыхания.

Валери совершает еще пару легких прикосновений, после чего теплые губы целуют мою грудь. Она разворачивает меня и куда-то ведет, но мы успеваем сделать лишь пару шагов.

– Открывай, – хрипит Валери, вставая позади.

Я распахиваю глаза и встречаю свое отражение в зеркале. Поначалу не понимаю, в чем суть, но когда глаза находят татуировку, шестеренки в голове приходят в движение с такой скоростью, что становится страшно.

Цветы, распускающиеся из сердца, раскрашены, а от них нарисовано множество мелких ромашек с витиеватыми стеблями.

Я нахожу взгляд Валери. Язык немеет, но мне все равно каким-то образом удается проговорить чужеродным голосом:

– Почему они белые, Валери?

Ее глаза слегка блестят от слез и смотрят на меня так чувственно, что я ощущаю это каждым органом. Валери прикладывает свою руку к моему сердцу, а затем произносит громким шепотом:

– Потому что я люблю тебя.

Глубокий вдох.

Медленный выдох.

Тысяча ударов сердца.

Я разворачиваюсь к Валери, хватаю ее за талию и усаживаю на рабочий стол с кучей красок. Наши губы сталкиваются, запуская покалывание по позвоночнику. Одной рукой она обвивает мою шею, а другой опирается на поверхность и случайно надавливает на тюбик с краской. Валери смеется мне в губы, когда начинает специально размазывать ладонью краску по моему торсу.

– Я люблю тебя, – шепчу, скользя языком за ее ухом. Это, как я уже выяснил, для нее является самым чувствительным местом.

В ответ летит стон, бьющий мне прямо ниже пояса.

Я меньше чем за минуту избавляю Валери от ненужных предметов одежды (а они все ненужные). Захватываю ее грудь в свой плен и пытаю языком до тех пор, пока она не начинает задыхаться.

Наши руки совершают кругосветное путешествие по нашим телам, оставляя красочные линии, словно рисуя карту.

Валери соскальзывает со стола, опускается на колени с выражением лица, которое подводит меня к краю, хотя она даже еще не прикоснулась ко мне. Ее руки быстро расстегивают брюки, и я не успеваю моргнуть, как полные мягкие губы вбирают меня до основания.

– Матерь божья, где твой рвотный рефлекс? – восхищенно стону я, когда осознаю, что она с легкостью раз за разом скользит по моему члену целиком и полностью, заставляя его исчезать в ее рту.

Валери с хлопком размыкает губы, а затем совершает движение языком, которое побуждает меня отправиться в космос и стать космонавтом.

– Так уж вышло, что он отсутствует, – слегка запыхавшись, произносит она, глядя на меня снизу вверх.

Я наклоняюсь и целую ее, поднимая с колен.

– Во-первых, как бы прекрасно сейчас ни ощущались твои губы, ты не будешь стоять передо мной на коленях. Никогда. Мой член полностью в твоем распоряжении, но только когда мы в горизонтальном положении и желательно в позе шестьдесят девять. – Я возвращаю Валери на стол и раздвигаю ее бедра. – Во-вторых, оказывается, талантливый рот в этой семье не только у меня.

– У тебя какой-то пунктик по поводу нумерации поз из «Камасутры».

Я вхожу в ее жаркое лоно одним движением, и мои колени чуть не подкашиваются, как у какого-то неопытного подростка.

Именно им я всегда и ощущаю себя рядом с ней. Испытываю эмоции, как будто впервые выкурил запретную сигарету. Трепет, словно на меня бросила взгляд самая красивая девушка в школе. Оглушительный стук сердца, как при образе девочки из прошлого, которую я пытался найти в каждой женщине с рыжей копной волос.

Любовь к Валери никогда не поддавалась логике и законам. Мурашки не запрашивали разрешения на владение моим телом, когда она появлялась рядом со мной. В животе раз за разом продолжали летать бабочки. Единственное дело, которое я проиграл и выиграл одновременно, – это любовь к ней.

Мы покрыты краской с ног до головы, тела полыхают огнем, вынуждая терять связь с реальностью. Валери начинает дрожать в преддверии оргазма. Наши тела сталкиваются еще несколько раз, прежде чем одновременно содрогнуться в приливе наслаждения.

– Черт, это было… – я безуспешно стараюсь отдышаться и опираюсь на Валери. Ну или она на меня. Как в отношениях, так и в сексе мы всегда держим друг друга.

– Грязно? – хохочет Валери, проводя испачканной в краске ладонью по моему лбу.

– В прямом смысле.

Мы перемещаемся на кровать, не обращая внимания на наши перепачканные тела. Не хочу даже смывать эту краску, ведь это следы ее любви. И, возможно, будь моя воля, я бы никогда не принимал душ. Но это немного граничит с сумасшествием.