Гудвин
Шрифт:
– Ну ты и дебил.
– проворчал я в тишине.
– Странно, - с удивлением заметил Сергей.
– А я думал, что пролетим!
Перспектива искать большую машину или трактор не радовала. Как и водителя, достаточно трезвого для того, чтобы суметь сесть за руль, и одновременно достаточно пьяного, чтобы согласиться на такую авантюру. В деревне мог найтись кандидат на эту должность, но идти и договариваться совершенно не хотелось. Тем более, что первым на ум пришёл дядя Паша из тридцать седьмого, белого, дома - самый хитрый деревенский тип с экскаватором.
Так как всё заднее сиденье ломилось
Через несколько минут тень материализовалась в сгорбленную фигуру Витька, который трясся от холода, кутаясь в жалкие обноски дырявой куртки. Сам Витёк ни у кого никогда не вызывал сожаления ни видом, ни, так сказать, внутренним содержанием. И тогда нельзя было сказать, что он откуда-то шёл или вообще когда-либо жил. Его словно изрыгнуло на свет общественное представление о богом забытом деревенском алкоголике.
– Здорова, Витёк!
– закричал я, размахивая банкой.
– Будешь?
Он спешно доковылял до меня и выхватил пиво, не произнеся ни слова. Закинув руку в направлении открытого рта с рядом редких жёлтых зубов, он буквально вылил содержимое внутрь. Мне почему-то показалось, что теперь он плюнет себе на ладонь и пригладит сальные волосы. Но тот лишь смял банку и бросил под ноги.
– З-з-здорова, п-пацаны.
– выдавил он и воровато огляделся.
– В-вы чё тут делаете?
– Не видишь? Пьём. В луже застряли.
– П-понятно.
– интересно, он заикался с рождения или это мы довели его нашей бурной
молодостью?
– В-в-в...-
– Чего?
– В-валили бы вы о-отсюда. В-вот чего.
Он ткнул в меня корявым пальцем и заковылял в сторону темневшего позади магазина, прихрамывая на левую ногу. За долгие годы жизни в одной деревне мы привыкли к его особенному характеру. Я хотел бросить ему в спину что-нибудь, но ничего подходящего не оказалось. И в этот момент сзади вдруг раздался ехидный старческий смех, от которого я чуть не подпрыгнул - 'Э-хе-хе'. Передо мной на месте Витька материализовался деда Ваня в компании облезлой дворняги.
Деда Ваня Урусов, низкорослый татарин, в неизменной телогрейке с торчащей из швов ватой и пролетарской кепке, имел в распоряжении ещё меньше зубов, чем Витёк. Но, в отличие от последнего, законченным пьяницей не был. У деда Вани имелась лошадь, корова и молодая жена лет шестидесяти, что сразу поднимало его вверх по социальной лестнице. Хотя, как мы знали, ни машины, ни трактора у него не водилось.
– Здорова, дед Вань, - сказал я.
– Ты откуда взялся?
– Здорова, здорова, - прошепелявил он и махнул рукой на большой дом справа от меня.
– От Андрейки иду. Думаю - вы, не вы? Чё, забыли, что тут лужа, што-ли?
Крутившаяся в ногах у старика собака по кличке Динка, видимо, перевозбудилась от встречи с незваными гостями. Она лаяла и прыгала, до того достав Деда Ваню, что тот пнул её со всего размаху грязным ботинком в бок.
– А ну пшла вон!
– прошепелявил он и грозно сверкнул глазами.
Взвизгнув, Динка отлетела на метр и захромала прочь с выражением вселенской обиды на морде.
– Дед Вань, ты выпить хочешь
или жизни нас учить?– из открытого окна крикнул Сергей, которому уже надоело сидеть в луже.
– А я чё, я ничё, - оправдался тот с характерным жестом и поднял со снега армейскую лебёдку.
– Где тут у тебя цеплять?
В этот момент наше уважение к старику вернулось. Лебёдки в наших краях встречались нечасто и ценились не меньше трактора. Он прицепил один крюк к машине, а другой - к забору усадьбы внука Андрея, и затрещал старым механизмом. Передок с тусклыми лампочками показался из-под воды и пополз в сторону забора. Старые брёвна натужно
заскрипели и слегка подогнулись в нашу сторону. Через минуту машина оказалась на твёрдой земле. Светясь от радости, я достал с заднего сиденья пластиковый стакан и наполнил его хорошей городской водкой. Деда Ваня опрокинул его, словно воду, и вернул обратно.
– Вот это да. Вот это я понимаю - водка.
– похвалил он, очевидно, отличив напиток по вкусу.
– Ну, давайте, пацаны.
И, подхватив лебёдку, он зашагал в сторону дома, героически противостоя алкогольному шторму. Мы открыли двери машины, чтобы сесть внутрь, как вдруг я что- то услышал. Мне показалось, что вдалеке раздался сдавленный писк. В безветрии даже лёгкий шум разносится по всей округе.
– Ты слышал?
– спросил я встревоженно.
– Что?
– Как будто кто-то стонет.
– Деда Ваня, что-ли?
– ухмыльнулся Сергей.
Я шикнул на него и прислушался. Снова стало тихо, как в могиле. Вдалеке, у фонаря, ветер поднял снежинки и закружил в небольшом подобии смерча.
– Поехали?
– предложил Сергей устало. Я молча согласился.
3
Отделение полиции административного центра под названием Аксентис находилось за ржавой железной дверью в подсобном помещении хозяйственного магазина и делило с ним склад. Так как большинство происшествий в округе ограничивалось бытовыми ссорами и мелкими кражами, а поджогами полиция не занималась, то бюджет выделялся из расчёта на двух человек.
Самой главной фигурой, грозой жалкого преступного мира окрестных деревень, являлся в то время капитан Владимир Владимирович Комаров. Возрастом чуть больше сорока пяти, он старался держать себя в форме, преимущественно вертикальной, и наводил благоговейный ужас на местный криминалитет.
Утром шестого января в крохотную секретарскую комнату вошла старший прапорщик Зинаида Семёновна Протопопова, своим присутствием ознаменовав начало рабочего дня. В комнате примерно три на четыре метра, потолок которой вздымался до невероятных высот, помимо Зинаиды располагался небольшой стол, старый протёртый стул, торшер с зелёным плафоном, времён НКВД, и громоздкий холодильник 'ЗИЛ' с знаменитой автомобильной ручкой.
Холодильник стоял в вентиляционном проёме заподлицо, будто бы созданный специально для этого. Стены помещения, помимо газет, заменявших обои, обросли старыми календарями с изображениями различных натюрмортов, знаменитых советских зданий и пейзажей.
В шести случаях из семи первый звонок сообщал о пожаре из-за неосторожного обращения с огнём в состоянии алкогольного опьянения. Зинаида переводила его на местных огнеборцев громким криком 'Ноль один пожарная!' и нокаутом трубки о телефон. Затем шли сообщения о драках, кражах, поножовщинах и прочих бытовых преступлениях.