Гудвин

Тот день должен был запомниться Зине как первый за всю её многолетнюю карьеру, когда в полицию Аксентиса позвонили с сообщением об убийстве. Она по обыкновению поставила чайник на старую электрическую плитку без корпуса, временами искрившую, и положила в чашку чайный пакетик, бывший в употреблении раз пять или шесть. Телефон затрещал.

– Олё, - пробасила она с нажимом, стоя перед столом и нетерпеливо топая ногой в ожидании крика - 'Пожар!'.

– Сегодня, - произнёс возвышенный мужской голос, напомнивший ей интонации Левитана с объявлением о начале Второй Мировой войны. Первое слово он сказал так, словно на нём должно было закончиться предложение. Но через несколько секунд сообщение продолжилось.

– Около пяти утра!

После этого снова наступила пауза. Зинаида недоверчиво посмотрела на трубку и опять приложила её к уху.

– В доме культуры 'Скотник' деревни Ближневехи, - она на мгновение представила себя в объятиях мужчины с таким красивым голосом.
– Был обнаружен труп. Молодой девушки на вид.

Паузы и словосочетания показались бы ей неестественными, если бы она могла выговорить такое длинное слово. Но голос продолжал.

– Около двадцати двух. Лет. Волосы светлые. Одета!
– на последнем слове он даже немного прикрикнул.

– В красную куртку. Джинсы. Синие. Ботинки. Чёрные. Следы насильственной смерти. И снова пауза. А затем мрачно - 'Присутствуют'.

– Это кто говорит?
– грозно бросила Зинаида с характерным 'оканием'.

– Сегодня, - ответил голос.
– Около пяти утра!

До неё наконец дошло - кто-то смастерил довольно небрежную запись. Зина прослушала сообщение ещё раз и сделала пометку на листке бумаги. Положив трубку, она снова её подняла и набрала домашний телефон Комарова. После шестого гудка ей стало ясно, что он спит. Оставив аппарат, она закусила ручку в нетерпении.

Тут из-за закрытой обшарпанной двери в соседний кабинет, на которой мелом было написано 'Комаров В. В.', раздалось невнятное мычание. Подскочив, Зинаида врезалась всем телом в дверь, поборов тугую пружину.

Поток воздуха изнутри грозил попасть на раскалённую плитку и воспламениться. Комаров лежал на столе лицом вниз в обществе нескольких бутылок водки. Когда Зина отпустила дверь и та шарахнула о косяк, одна из бутылок скатилась со стола между двух стопок с папками 'Дело' и разбилась об пол. Из единственного зарешечённого окна, заставленного характерными для любого государственного учреждения растениями в кадках из пластиковых бутылок, лился морозный свет.

– Вадимвадимыч, - Зинаида потрогала за плечо безжизненное тело капитана. Не дождавшись ответа, она как следует зарядила ему по спине.
– Комаров!

Тело издало мычаще-стонущий звук, приглушённый рукавом правой руки. Зинаида нетерпеливо вздохнула, развернулась и дёрнула дверь, чтобы выйти.

– Зинка, - натужно буркнуло из-за спины когда она переступила порог.

– Проснулся, что-ле?
– нехотя развернулась она.

Последовал глубокий вздох, наполненный горечью отвратительно начавшегося дня.

– Чё-нить там у нас осталось?
– тихо, словно из могилы, прошипел капитан, не поднимая лица.

– Убийство, - пробурчала Зинаида, вернувшись в кабинет.
– Убийство у нас осталося.

Комаров поднял голову, обнажив лицо цвета раскалённого угля. С него ручьями тёк пот. Поправив фуражку на голове и оглядевшись с выражением отвращения к действительности, он сказал: 'Я никого не убивал. Вроде'.

– Из Ближневехов позвонили.
– закатив глаза, ответила Зина.
– Там труп в доме культуры обноружили.

Комаров сфокусировал на ней напряжённый и полный недоверия взгляд, от которого даже серпасто-молоткастая фуражка на голове немного приподнялась.

– Ты чего, Зинка? Шутишь, что-ли? Смотри у меня.
– и пригрозил бы пальцем, если бы мог им пошевелить.

– Иди ты, капитан!
– Зина упёрла руки в боки.
– Я тут у тебя пять тыщ всего получаю. И за это ещё шутить должна? Собирайся довай, поедем смотреть чё там за труп такой.

И она вышла, хлопнув дверью. Повторный грохот нанёс сознанию Владимира Владимировича удар, от которого пришлось снова уткнуться в стол и положить руки на голову. Когда мир вокруг перестал звенеть и пульсировать, Комаров медленно встал, держась за стол как за последнее пристанище. Пол норовил выскочить из-под ног и сильно ударить по голове. Он знал, что сильно.

Опираясь на все возможные поверхности, он доковылял до секретарской, в которой Зинаида стояла с нетерпеливым видом, держа открытой дверь на улицу. Он взял с крохотного окна около двери самодельную лейку для цветов и впился губами в носик. В тишине раздалось громкое 'глуп-гулп-гулп'.

Зинаида вышла на улицу, забралась на водительское сиденье милицейского УАЗика и повернула ключ, который не вынимали из замка зажигания с момента выпуска автомобиля с завода. Мотор издал скрежет, подозрительный для любой другой машины, и завёлся.

Комаров, пострадавший от употребления жидкости в состоянии похмелья, вывалился из дверного проёма и повис на потрескавшемся крыле УАЗика. Пытаясь отдышаться, он сделал рукой жест, характерный для фразы 'Сейчас, сейчас, дай мне собраться с силами', ни к кому конкретно при этом не обращаясь. Ещё через минуту он сумел забраться на пассажирское сиденье и захлопнуть дверь.

4

В отличие от нас с Сергеем, Миша в деревне бывал редко и своего дома не имел. Мы познакомились, когда я работал в одном из популярных в то время интернет-кафе в нашем городе. Худощавый, невысокий парень с неизменной короткой стрижкой, в мешковатой куртке и старых кроссовках, он просто создан для того, чтобы не привлекать внимание.

Мишина адвокатская практика не задалась уже после института, в результате чего он, поотдыхав с нами в Ближневехах, в один прекрасный день нашёл любовь всей жизни. Любовь, по имени Света, жила в соседней Муре и работала ветеринаром в старом совхозе. Света отличалась трудолюбием, прилежностью и очень, очень терпеливым характером. Её скромный быт ограничивался домом с покосившимся сараем, пышным огородом и отсутствием всякой живности.

Нельзя сказать, что Миша не приносил Светиному хозяйству совсем никакой пользы. Но то, что польза была крайне ограничена, сказать просто необходимо. Каждые выходные мы проводили втроём, отправляясь на дискотеку в Аксентис или распивая алкоголь у меня дома. Всё остальное время Миша играл в онлайн-игры по модему у Светы дома.

Ещё Миша отличался крайней чувствительностью организма к алкоголю. А именно, он испытывал тяжелейшее похмелье от такого его количества, который нам с Сергеем не давал возможности даже опьянеть. Ежеутренне мы имели возможность наблюдать осунувшееся, землисто-серое лицо со впалыми глазами и чуть приоткрытым ртом, из которого хрипло вырывался воздух. Каждый посторонний звук, будь то крышка кастрюли или громкая шутка Сергея, порождал что-то вроде 'хмх-ф-ф' из самого тёмного угла, который Миша занимал, чтобы не попадать под лучи солнца.