Гусар

— Сгорела?! Матерь Божья! Казенное имущество… Да за такое… за такое… — он схватился за голову. — Да я до Сибири не доеду! Меня прямо здесь, на конюшне, запорют за то, что за вами, не уследил! Ох, голова моя старая, несчастная!

Прошка, наоборот, смотрел на меня с нескрываемым, щенячьим восхищением. По-моему, даже если я лично, своими руками спустя несколько месяцев подожгу Москву, Прохор воспримет это как гениальный и героический ход.

— Ну, барин, вы даете! — прошептал парнишка. — И как только у вас получается!

— Господа гусары, что за шум? — раздался с крыльца спокойный, чуть насмешливый голос.

На стенания и причитания Захара вышла сама Антонина Мирофановна. Скрестив руки на груди, она с легкой, ироничной улыбкой окинула взглядом всю нашу живописную компанию.

— Смотрю, господа, у вас снова выдался насыщенный день, — произнесла вдова. — Не желаете ли рассказать, чей именно сарай вы сожгли?

— Наш сарай, сударыня, — с виноватой улыбкой шагнул вперед я. — Тот, что господин ротмистр любезно предоставил нам в качестве гауптвахты. Случилось… хм… самовозгорание. От скуки, наверное.

Ржевский, стоявший рядом, громко фыркнул, а потом, не выдержав, расхохотался.

— Граф хотел трубку раскурить, да не удержал, — пояснил он, подмигивая остальным. — Уронил уголек в сено. Еле сами выбрались, да еще и кур спасли!

Антонина Мирофановна посмотрела на меня, потом на хохочущих гусар, ее губы тронула легкая, понимающая улыбка.

— Полагаю, слово офицера вы не нарушили, — сказала она. — Гауптвахта исчезла по независящим от вас причинам. Что ж… Это весьма… уместно. Впрочем, господа, ваш пожар — сущая мелочь по сравнению с тем, что творится в городе из-за ночных событий. Вы не просто камень в воду бросили, вы целый улей разворошили.

Ржевский тут же посерьезнел.

— Что вы имеете в виду, сударыня? — Поинтересовался он у Антонины Митрофановны

— А то, господа, что вся еврейская община на ушах стоит из-за смерти этого вашего Лейбы. Его родственники уже дошли до самого Уварова, требуют расследования и наказания виновных. А польская шляхта бегает к нему же и требует сатисфакции за убитых дворян. Город гудит. Все только и говорят, что пьяные гусары устроили резню.

Мы мрачно переглянулись.

— Черт, ну и денек, — протянул Ржевский. — После таких новостей только в баню и остается, кости распарить да голову прочистить.

— Вот именно! — подхватил я, пользуясь моментом. — Антонина Мирофановна, душа моя, не откажите в любезности героям, попавшим в опалу. Ваша баня славится на весь Вильно. Позвольте нам воспользоваться ее живительным паром.

Ржевский сделал шаг вперед и, поклонившись с преувеличенной галантностью, произнес:

— Сударыня, не соблаговолите ли вы дать разрешение на сию банную экспедицию? Без благословения такой прекрасной дамы и пар будет не в радость.

— Поручик, боюсь, если вы получите благословение, то от усердия так напаритесь, что до утра не встанете, — с улыбкой прервал я его, прежде чем Антонина Мирофановна успела ответить. — К тому же, кто же будет следить за пирогами, которые принесет Захар? Мы вам такое ответственное дело не доверим.

Гусары дружно рассмеялись, а Ржевский, поняв, что его попытка флирта была изящно пресечена, слегка покраснел и отступил.

Антонина Мирофановна посмотрела на меня с веселым удивлением.

— Граф, ваша наглость не знает границ. Но… — она на мгновение стала серьезной. — Баня будет готова через час. А ты, Захар, помоги Прошке накрыть стол во дворе. Устроим нашим погорельцам достойный ужин.

Баня у Антонины Мирофановны оказалась небольшой, но добротной — крепкий сруб в дальнем углу сада, от которого уже шел легкий дымок. Поскольку вся наша дюжина «погорельцев» в нее бы разом не поместилась, было решено париться по очереди.

Первыми, как самые нетерпеливые, отправились Ржевский и еще пятеро гусар. Достаточно скоро из бани послышались характерные звуки. Сначала — восторженный рев, видимо кто-то поддал пару, затем — громкий хохот, шлепки веников и разудалые крики.

— Эх, хорошо пошла! — Выкрикивал кто-то из моих товарищей.

— А ну, поддай еще, чтоб чертям тошно стало!

— Ржевский, не щади его, лупи веником, чтоб вся дурь вышла!

Когда подошла наша очередь, я вошел в парилку и тут же задохнулся от густого, влажного жара, пахнущего березовым листом и распаренным деревом. Ржевский, красный, как рак, и абсолютно счастливый, уже орудовал у каменки.

— А ну-ка, граф, ложись! — громогласно скомандовал он, размахивая двумя пышными вениками. — Сейчас мы из тебя всю полковую хмарь-то и выгоним! По-нашему, по-гусарски!

Я с опаской лег на полок. В следующую секунду на мою спину обрушился ураган из горячих листьев. Ржевский хлестал от души, с присказками и шутками, и, как ни странно, это было… здорово. Боль смешивалась с каким-то диким восторгом, и я чувствовал, как из пор вместе с потом выходит вся усталость и напряжение последних дней.

Через час мы все сидели во дворе, распаренные, чистые, завернутые в простые холщовые простыни. На столе, накрытом во дворе под яблоней, стояли пироги, холодная курица, большая крынка с ледяным квасом и запотевшая бутыль с наливкой. Настроение было благодушным и умиротворенным.

— Вот теперь, господа, я чувствую себя человеком, — с удовольствием произнес Ржевский, наливая себе квасу.

— Смотрю, банные процедуры пошли вам на пользу, — раздался за нашими спинами знакомый голос.

К столу подошла Антонина Мирофановна. Она переоделась в простое, домашнее платье, отчего казалась еще более женственной и привлекательной.

Вдова села рядом со мной, и гусары тут же подобрались, стараясь выглядеть более галантно.

— Ну что, герои, смыли с себя сажу и грехи? — спросила она с улыбкой.

— Только сажу, сударыня, — ответил Ржевский. — Грехи наши гусарские так просто не смоешь, для этого целое озеро понадобится.

Все рассмеялись. Антонина Мирофановна разлила наливку.

— Пью за ваших врагов, — сказала она, поднимая свою рюмку. — Чтобы у них никогда не было таких верных друзей, как у вас.

Мы с благодарностью выпили. Наступила теплая, дружеская тишина. Я смотрел на этих шумных, отчаянных парней, на эту красивую, умную женщину, на залитый солнцем сад, и впервые за долгое время почувствовал себя… на своем месте. Этот безумный пикник арестантов под боком у начальства казался самым правильным и настоящим событием.

Однако, все было бы слишком хорошо, если бы никто не обгадил этот вечер. Мы только откушали первые блюда, как во двор злой и взъерошенный, ворвался поручик Чаадаев.

— Бестужев! Ржевский! — взревел он. — Вы что себе позволяете?! Да я вас…

Но договорить Чаадаев не смог. Его гневную тираду прервал стук копыт. Во двор въехал посыльный.

— Господа офицеры! — отчеканил он. — Приказ его превосходительства полковника Давыдова. Всем участникам ночных событий завтра поутру в полной парадной форме прибыть к нему, а после отправитесь в штаб для доклада.