Гусар

Давыдов слушал молча, его лицо каменело с каждым моим словом. Когда я закончил, он долго смотрел куда-то в одну точку, потом перевёл на меня тяжёлый, пронзительный взгляд. И в этом взгляде не было ни капли благодарности. Только мрачная, суровая решимость.

Ну, конечно, кто бы сомневался. Приблизительно такой реакции я и ждал. По сути полковник только что получил новости, одна лучше другой. Интендант — сволочь продажная, помощник интенданта — тоже сволочь, но уже мёртвая, шляхта за спиной у императора готовит отряды для встречи Наполеона. Ну и ещё плюсом три трупа польских дворян. Ситуация просто огонь.

— Вы самовольно устроили две засады, заподозрив воровство. С боем и убитыми. Причём один из них — чиновник интендантского ведомства. Вы напали на шляхтичей. Часть убили, часть привезли сюда, — медленно начал Давыдов.

Честно говоря, мне показалось, что фоном к его словам шёл звук, похожий на зубовный скрежет. Соглашусь, в исполнении полковника история выглядела несколько иначе. Она прямо погано выглядела.

— Да, господин полковник, — отчеканил я, хотя имелось сильное желание сказать обратное.

— Вы понимаете, корнет, что я должен немедленно отдать вас обоих под трибунал за самоуправство?! — поинтересовался Давыдов таким же спокойным тоном.

— Понимаю. Но в этой ситуации я думал о последствиях промедления, господин полковник. Нужно было действовать быстро и решительно. К сожалению, Лейба не успел рассказать нам всё. Только об участии интенданта, о заговоре шляхтичей. Встреча была назначена на рассвете. Промедление грозило тем, что мы могли их упустить.

Давыдов встал и прошёлся по кабинету.

— Дерзость… неслыханная дерзость, — пробормотал он. Затем резко остановился и посмотрел на меня. В его глазах блеснуло нечто похожее на суровое одобрение. Вот это поворот! — Однако, чёрт вас дери, Бестужев, пожалуй, я сам поступил бы так же. Но… Радоваться рано… Я обязан немедленно доложить… — полковник запнулся, его лицо скривилось, будто он съел целый лимон. — Военному министру. Князю Барклаю-де-Толли.

Мой мозг лихорадочно заработал. Барклай-де-Толли… Если мне не изменяет память школьных уроков, этого товарища сильно все не любили. Он — типа главный оппонент Кутузова. А Давыдов, судя по выражению лица, явно на стороне Михаила Илларионовича. Полковник, похоже, не любит военного министра, как и все остальные. Уверен, его коробит сам факт, что он вынужден отдать плоды нашей возможной победы прямо в руки враждебной «партии».

— Хорошо, — Давыдов решительно вздохнул. — Прежде чем мы предпримем хоть один шаг, я хочу сам взглянуть на этих… изменников. И на убитых. Ведите.

Мы вышли во двор. Предрассветный сумрак погружал всё в серые тона. Мои гусары стояли наготове, окружив пленных. На двух телегах под рогожей по-прежнему угадывались три трупа. Не то, чтоб я надеялся, будто за время отсутствия они испарятся, но лишний раз видеть итог своих действий было немного не по себе.

Заметив полковника, гусары вытянулись в струнку. Давыдов медленно подошёл к связанным шляхтичам.

Надо отметить, даже в своём плачевном положении они держались с вызывающей надменностью. Это плохо… Либо поляки слишком уверены в себе, либо слишком уверены в том, что им помогут.

— Пан Радзивилл? — спросил Давыдов седовласого лидера.

Тот гордо вскинул подбородок и одарил полковника таким взглядом, будто перед ним не командир гусарского полка, а обычный крестьянский мужик.

— Я не Радзивилл. Но это ничего не решает. Требую, чтобы вы немедленно освободили нас и арестовали этих разбойников! — Седовласый метнул в мою сторону гневный взгляд.

Давыдов нахмурился.

— Разбойников? Вы говорите, да не заговаривайтесь. Напомню, вас обвиняют в государственной измене.

Поляк громко, презрительно рассмеялся. Прямо в лицо полковнику. Наглости его, конечно, можно позавидовать.

— Измене?! Полковник, это вы сейчас ответите за разбой! Мы, шляхтичи, мирно проводили время в корчме, когда на нас без всякой причины налетела пьяная орда ваших вояк! — седовласый кивнул на моих гусар. — Они ворвались, начали драку, убили троих наших товарищей, а нас связали, как простолюдинов!

Ржевский, стоявший рядом, побагровел от ярости. Он был готов ринуться в бой.

— Да как ты смеешь, предательская собака?! — Выкрикнул поручик, хватаясь за саблю.

Я напрягся. Не хватало, чтоб Ржевский прямо на глазах полковника что-нибудь исполнил.

— Молчать, поручик! — рявкнул Давыдов, даже не обернувшись. Взгляд его внимательно изучал седого.

Этот сукин сын, имею в виду поляка, почувствовав преимущество, продолжил ещё более нагло:

— Мы — дворяне, подданные его величества! А это — пьяные гусары, устроившие резню! Мы будем жаловаться на ваше самоуправство Императору! И он выслушает нас, а не шайку пьяных убийц!

Слова поляка повисли в воздухе, тяжёлые и опасные. Ситуация мгновенно перевернулась. Теперь это было не просто разоблачение заговора. Это было слово русских гусар против слова польских шляхтичей. И без неопровержимых доказательств вообще неясно, кому поверит высшее начальство. По сути, мы только что сменили статус «героев» на звание «потенциальных преступников». Зашибись!

Давыдов медленно повернулся ко мне. Лицо его было похоже на гранитную маску, но в глазах полковника я увидел холодную ярость и… долю сомнения. С одной стороны, он, конечно, взбесился из-за седовласого, посмевшего называть гусар бандитами. С другой — Давыдов понимал, чем чревата ситуация, если и правда произошла ошибка.

Наступила тишина. Полковник медленно обвёл взглядом поляков, моих гусар, затем снова посмотрел на меня. Он выглядел так, будто решал, кого первым отправить в петлю. И я туда точно не хотел.

В этот момент в мою голову даже закралась мыслишка. Может, зря не дал гусарам прирезать всех заговорщиков? Да, жестоко, но зато сейчас не пришлось бы стоять перед Давыдовым и думать, чем закончится это дело.

— Я… я должен разобраться, — наконец произнёс Давыдов глухо, словно каждое слово давалось ему с трудом. — Немедленно. Случившиеся слишком серьёзно. Слова шляхты против вашего… доклада.

Я напрягся. «Разобраться» — это всегда плохо. Это значит волокита, бумаги, допросы, и никакого быстрого решения. А у нас времени нет. Так-то остался ещё тот же интендант. Сейчас до него дойдёт информация о случившемся, и всё. Он хвосты быстро подчистит, свалит всё на Лейбу, один хрен тот помер, и выйдет сухим из воды. Да и с Радзивиллом этим дурацким вопрос до конца не решён. Он ведь главный заговорщик. А мы до сих пор даже не знаем, кто он такой вообще.

— Господин полковник, у нас есть… — попытался я снова высказаться, но Давыдов лишь отмахнулся.