Гвоздь & винил

Конечно, ничего я не забыл. «ВВК – это вилы»! – так говорили все, кто проходил эту сраную комиссию. Мы приехали в военкомат из нашего гарнизонного захолустья, и у каждого с собой был анализ мочи, налитый в подписанную баночку из-под сметаны и кусочек кала, положенный в спичечный коробок. Военрук построил нас у автобусной остановки, и тут обнаружилось, что Лунатик потерял свой кал, а заодно и мочу, которые были заботливо упакованы его маменькой в стиранный полиэтиленовый пакетик.

– М-мудак! – коротко бросил военрук – нагадишь всё как положено, когда прибудем в военкомат!

– А если я не хочу? – робко пискнул Лунатик.

– Товарищи помогут! – рявкнул военрук и повёл нас «на вилы».

По дороге Лунатику вспомнили анекдот, где призывник, желая закосить от армии, собрал мочу всех домашних и отдал её на анализ. «У вашей кошки глисты, у отца – простатит, у матери – ожирение, у сестры – триппер, а вам, молодой человек придётся идти в армию»! – сказал ему военный доктор. Лунатик всю дорогу огрызался на стаю товарищей, и был в корне неправ. По мне так нормальный анекдот о магической силе советской медицины.

Военный комендант оглядел наш неровный строй критическим взором и скупо резюмировал

– Как бык поссал!

– А как он ссыт, товарищ майор? – наивно спросил Юра Плюенков, жуя прихваченный из дома пирожок.

– Сейчас я вам покажу – изменился в лице военком – равняйсь! Смирно! Головные уборы снять!

После беглого осмотра «шведских мальчиков», «сэссунов» и обыкновенных «полечек» военком с нескрываемым злорадством в голосе произнёс

– Всех – под «ноль»! После этого прибудете сюда для прохождения военно-врачебной комиссии.

Ответом на его слова послужило агрессивное молчание.

Пока нас гнали в парикмахерскую, как овец на стрижку, Плюенков получил от добрых друзей несколько хороших пинков по жопе и тяжёлых ударов по печени.

По возвращению обратно в военкомат нас заставили раздеться догола и пустили по кругу. Стыдливо прикрывая срам тощей медкнижкой, я предстал перед женщиной-окулистом

– Ты, мальчик, медкнижку-то давай, и побыстрее! У меня вас тут сотня!

Я отдал медкнижку и стал беззащитен как мышь.

– Садись, Бобров. Таблицу Сивцева выучил поди?

– Какого Сивцева?

– Ладно, на вот, приложи к левому глазу – она дала мне чёрную пластиковую лопатку – читай нижний ряд первую букву!

– Не вижу.

– Читай предпоследний ряд вторую букву!

– Не вижу. Я, вообще, только два верхних вижу «Шэ – бэ – эм-эн-ка» – сказал я и убрал лопатку от глаза.

– Как же это? – возмутилась врачиха и её брови съехали на затылок – у тебя тут совсем другие данные!

– Ослеп, наверное – состроив невинную гримасу, ответил я и быстро-быстро заморгал глазами.

– Много вас тут таких … – раздраженно произнесла врачиха и написала «годен» – следующий!

У лора я «внезапно» оглох на левое ухо, и сколько он ни повторял: «Шесть… шесть… девять… девять»… мне слышалось «восемь».

– В принципе, хорошо – констатировал врач, сморкаясь в измятый и застиранный платок.

– Как это «хорошо»?! Я ведь одним ухом ничего не слышу! – робко возмутился я и придал лицу крамаровское выражение из «Джентльменов удачи». Ну, помните, где они ещё в шахматы играют?

– Ничего. Уши мы тебе прочистим. И, вообще, это не столь важно.

– Не понял?

– А что тут понимать? Вот, к примеру, приходит мужик-импотент к одному врачу-цинику и говорит: «Доктор, у меня не стоит». Тот его осматривает и говорит: «А ко мне-то вы зачем пришли»? Идёт мужик дальше и попадает к врачу – пессимисту. Тот его осматривает и выносит вердикт…

– А «вердикт» – это что?

– Приговор. От латинского vere dictum. В общем, он говорит мужику, что здесь уже ничего нельзя сделать. Тогда мужик идёт к третьему врачу, а тот бодренько так и говорит: «Не стоит? Зато как висит»!

– И чего?

– Ничего. Оптимизм – вот главное в этой жизни, а уныние – смертный грех – лор поставил в медкнижке витиеватую закорючку и отдал её мне – ступай, Бетховен, хорош мне мозги долбить!

Искренне подивившись эрудиции отоларинголога, я двинулся в путь, за каждым поворотом которого меня ожидали неудачи.

От пухлой женщины-стоматолога пахло наваристым борщом, чесноком и жареным салом. Я повертел головой по сторонам, надеясь увидеть закутанную в одеяло кастрюлю, но обнаружил лишь плевательницу с чьим-то вырванным зубом и пропитанными кровью турундами. Поковырявшись у меня во рту острым металлическим крючком, она хищно улыбнулась и произнесла

– Ай-я-яй, какой нехороший мальчик! Пломбочки надо срочненько ставить! А зубки-то кто тебе повыбил?

– Враги – хмуро пробурчал я и сплюнул.

– Понятненько. Ладно, беги! И обязательно вылечи зубки, а то кушать нечем будет!

Я «побежал» в сортир и увидел там незнакомых чуваков из другой школы, которые считали вслух и восхищенно смотрели на Сержа, стоящего в середине образованного ими круга. Он был абсолютно голым, и держал на возбуждённом члене эмалированное ведро с водой. Ведро было старым и в тёмных пятнах отбитой эмали, а на его боку красовалась надпись «военкомат», коряво выведенная чьей-то неверной рукой.

– Десять!!! – хором крикнули чуваки, и Серж снял ведро со своего «нефритового жезла», как завуалировано пишут в своих сказках хитрые китайцы.

– Охуитительно-о… – протянул один из парней.

– Ящик пива с тебя – Серж похлопал парня по плечу и попросил закурить.

Времени на обсуждение очередного подвига Сержа у меня не было. Я быстро отлил и помчался дальше, в надежде закосить у следующего врача. Следующим был пожилой матёрый хирург. Осмотрев и ощупав меня с головы до пяток он, хитро улыбаясь, спросил

– Ну что, в десант пойдём служить?

– Не, я высоты боюсь.

– А что так?

– Прыгнул в детстве с сарая – правую ногу сломал, упал с велосипеда – правую руку. Вы посмотрите, у меня ведь правая нога короче левой….

– «When Time, or soon or late, shall bring

The dreamless sleep that lulls the dead,

Oblivion! may thy languid wing

Wave gently o’er my dying bed»

Это – Байрон. Знаешь такого? – прищурился хирург.

– Конечно! Это певец из «Юрайя Хип»!