Гвоздь & винил
Шрифт:
К выпускному мы подготовились основательно, разучив пару новых песен и загрузив смывные бачки школьных сортиров бутылками с «зажигательной смесью».
Вечер, по обыкновению начался торжественным собранием, на котором учителя взахлёб хвалили учеников, а ученики своих любимых преподавателей. У каждого за спиной хлопали ангельские крылья, а прекрасные уста источали елей и патоку.
– Вот заливают! – толкнул меня в бок Серж – тут всем надо кепки с двумя козырьками раздать!
– Зачем?! – удивился я.
– Чтоб лапша на уши не падала!
Серж много ворчал, но был очень польщён, когда школьный
– Особенно мне хочется отметить Андрюшу Левинского, который все эти годы вёл поэтическую колонку в нашей школьной газете! Его чудесные стихи каждый месяц радовали души ребят и учителей! Давайте похлопаем ему! Он честно заслужил эти аплодисменты!
Лунатик встал и чинно раскланялся, а все дружно умилились и начали шлёпать ладонями. Кроме меня. Разве мог он, этот бесталанный плагиатор «радовать души ребят» такими шедеврами: «Говорит попугай попугаю, я тебя попугай попугаю. Отвечает другой попугай: попугай, попугай, попугай»? Стихи же, которые он пытался впежить нам с Сержем как тексты песен были почти все примерно такого содержания «Почему не видят люди эти маленькие груди»?! и «Но не любить её нельзя – она такая же как я»! Услышав эти нетленки Серж не на шутку задумался, а потом спросил Андрюшу
– Что за мандалА «такая же как ты»? У нас вроде девок долбанутых нет?!
– Она не из нашего класса – ответил Лунатик и обиженно шмыгнул носом.
Потом мы узнали, что девчонка на три года моложе, и обещала ждать Андрюшу, если его заберут в армию. Он сообщил нам это на очередной репе. Серж вылез из-за ударной установки и положив на табурет палочки, взял гитару и спел
– Отслужил солдат службу трудную,
Службу ратную, ох, тяжелую.
Двадцать лет служил, да еще пять лет.
Генерал-аншеф ему отпуск дал.
И пошел солдат во родимый край,
Вся-то грудь в крестах, сам – седой как лунь.
На крыльце жена – молода стоит, –
Двадцати годов словно не было.
Ни морщиночки на лице ее,
Ни сединочки в косах девичьих.
Посмотрел солдат на жену свою,
И сказал солдат слово горькое:
«Видно ты, жена, хорошо жила,
Хорошо жила – не состарилась!”
А она ему говорит с крыльца,
Говорит с крыльца, сама плачет вся:
«Не жена твоя я законная,
А я дочь твоя, дочь сиротская.
А жена твоя во сырой земле,
Под березонькой, уже пятый год».
И пошел солдат, в избу сел солдат.
Зелена
вина приказал подать.Пил всю ночь солдат, по щекам его
Толь вино текло, то ли слезоньки.
– Ну, конечно – ухмыльнулся Андрюшенька – сейчас всего два года служат! Подождёт…
– Ага, «подождёт». С такими дойками! «Тихий Дон» смотрел?
– Да, при чём тут «Тихий Дон»?! – обиделся Андрюша и сняв басуху нервно запихал её в чехол.
На этом репетиция закончилась.
Про меня на выпускном сказали, что я организовал «школьный вокально-инструментальный ансамбль «Волшебная страна» и много ещё чего. Наш бэнд на самом деле назывался «Wonderworld» в честь альбома «Uriah Heep» и и Серж даже придумал нам лейбл в виде двух «даблов» очень похожий на логотип немецкой фирмы «Volksvagen», а его матушка нашила нам его на задние карманы джинов.
Разодетые предки подошли ко мне после «торжественной части» и , утирая слёзы счастья по очереди обняли. Папаша с подозрением посмотрел на меня и неожиданно спросил
– Хулио ты Иглесиас, в школе вообще ни черта не делал?
– Почему это?! – искренне удивился я недоумённо уставился на папашу.
– Потому что везде – «организатор»!
– Интересная логика.... ты ведь всю жизнь сам всё организовываешь… – попытался спорить я, но маман прервала меня.
– Не будем портить себе настроение – миролюбиво произнесла маман – ведь сегодня такой день! Тебе, Иннокентий, он должен запомниться на всю жизнь!
«Уже запомнился» – подумал я про себя и ответил
– Конечно, ма.
Пару дней назад встретил на берегу озера Дамбо, который был по вере буддистом, по профессии сторожем в церкви, а по жизни крутейшим музыкантом. В буддизм он пришёл после того, как был изгнан пастором-лабусом из костёла, в котором вместо церковного хорала сыграл на органе хипповскую «July morning». Чуваки прозвали его Дамбо за большие, как у слона уши и привычку «летать» после обкурки ганджибасом. А в церкви он просто сидел на стуле, от нечего делать вязал носки и все местные бабки ему завидовали
– Такой молодой, а сидит тут носки вяжет! Не стыдно?! – злобно шипели пришедшие помолиться старухи.
– Не стыдно. У меня справка – спокойно отвечал Дамбо и тихо продолжал оттачивать своё вязальное ремесло.
Справка была на самом деле, потому что в черепе у Дамбо после удара камнем по голове, была вставлена металлическая пластина и ему слышались различные «голоса», чаще всего «Би-би-си», «Голос Америки» и «Немецкая волна».
Дамбо сидел на берегу и играл Джанго Рейнхарда. Я подошёл и тронул его за плечо. Он оторвался от гитары и прижал палец к губам
– Тихо, они сейчас начнут петь – прошептал он и показал взглядом на камышовые заросли.
– Кто?! – я тоже посмотрел на камыши, но никого там не увидел.
– Квакеры.
Он стал наигрывать «Шайлину», и вслед за ним, по одной, начали вступать лягушки. Спустя минуту это уже был стройный хор, поддерживаемый гитарой и голосом Дамбо. Такого исполнения «Ливин Блюза» я ещё никогда не слышал! Когда они закончили, Дамбо посмотрел на меня взглядом пятилетнего ребёнка и сказал
– Скажи, шедеврально?