Гвоздь & винил

Покинув родительское застолье, я вышел на лоджию, чтобы насладиться тишиной и услышал тихий свист, доносящийся из-под веток старой берёзы. Внизу, подняв голову к небу, стоял Малёк.

– Слышь, ранетый, вылазь давай. Потрещать надо – сказал Малёк и щёлкнул себя пальцами по горлу.

Я спустился.

– На возьми – Малёк протянул мне сшитую из мешковины сумку с оттрафареченной «Аббой» – это за башку.

Я взял сумку – внутри лежали три бутылки «Тринадцатого» портвейна.

– Спасибо.

– Ты не обижайся, бля, что тебя мочканули. Просто попугать хотели. Мефодий это ж моя маза была. Он мне каждую неделю отстёгивал, а вы, бля, всё обосрали… Ты в ментовку не заявляй, ладно? Я же на условном, бля, усекаешь?

– Усекаю. Я и не собирался никуда заявлять.

Малёк с сомнением посмотрел на меня, а потом неожиданно протянул руку и сказал

– Кореша!

– Кореша.

– Ну, слава яйцам!

Мы пожали друг другу руки и разошлись. Портвейн я спрятал в наш с Сержем тайник на чердаке.

На все оставшиеся экзамены я просто ходил, а время тратил на подготовку к выпускному. Швы к этому времени уже сняли, а наши девчонки тихо поржали надо мной и назвали мою причёску «французский выщип». Я не обижался, а первым делом собрал с них деньги на вино. Потом мы с Сержем и Лунатиком, взяв две большие сумки «Спартак чемпион», поехали в Москву и «по самое не хочу» затарились спиртным. Финский брусничный ликёр «Lapponia», «Капитанский джин» и «Посольская» водка должны были стать украшением последнего школьного вечера. Главное было не увлекаться предварительной дегустацией, как это случилось зимой, когда перед Новым годом предки Сержа свалили к родне в Караганду. На тайном общем собрании класса было решено открыть в квартире Сержа «камеру хранения» и до праздника держать там купленный одноклассниками алкоголь. Свободный угол большой комнаты в квартире Сержа был полностью заставлен бухлом. Здесь было всё, начиная с грузинского белого «Цинандали» и заканчивая кубинским ромом «Havana club»! От многообразия импортных этикеток ломило глаза, и мы с Сержем не выдержали. 27 декабря, когда наш ЦСКА играл с «Нью-Йорк рейнджерс», мы решили пить за каждый гол из новой бутылки. Наши забили пять, а канадцы – два. Мы сделали коктейль из семи разных напитков, который я назвал “Talk with the devil» и вырубились на полу перед телевизором. Я давно понял, что хоккей тяжёлая игра, считая синяки и выбитые зубы после игр «Золотой шайбы». По телеку всё было прекрасно: весёлые ребята выбегали на лёд под бодрую песенку «И всё в порядке, если только на площадке великолепная пятёрка и вратарь», а вне голубого экрана каждая игра была «битвой при Ватерлоо»! Команда нашей школы была поголовно одета в зелёные военные бушлаты, и в играх на выезде эмоциональные зрители называли нас «офицерскими выблядками» и пинали по голове ногами, когда игра велась у борта….

После этой дегустации я на два дня бросил курить и раздал блок «Явы». Зря. Он мог бы пригодиться, потому что когда мы репетировали, то много курили. Это повелось ещё с трудового лагеря, в который нас загнали на целый месяц для отработки практики. Жили мы в классах деревенской школы, куда были поставлены ржавые скрипучие кровати и обшарпанные тумбочки. Раз в три дня Иван Борисович производил шмон в нашей «спальне» и отбирал сигареты. Он был по своему демократичен и, выложив на тумбочку начатую пачку кубинских «Monte Cristo» предложил

– Давайте так, ребята: кто сейчас выкурит вместе со мной эту пачку – тому я разрешу курить!

– Дык это ж Куба! – возмутился Юра Плюенков – от них даже в заднице дерёт!

– Как хотите – Иван Борисович убрал пачку в карман – если что – не обижайтесь.

После того как он ушёл с нашими сигаретами, все посмотрели на Плюенкова

– Слышь, опездол, ты ещё мыла хочешь? – недобро прищурившись спросил Серж – бесплатно.

– Нет, не хочу – озираясь по сторонам, попятился к выходу Юра.

«Толпа», ещё не забывшая их недавнего спора с Сержем, стала дико ржать и предлагать Юре невзрачные рулончики серой туалетной бумаги. Дело в том, что Плюенков был очень жаден до денег и часто рисковал своим здоровьем даже из-за рубля. Серж предложил Юре честный спор

– Слышь, Юрген, спорим , что кусок мыла ты не съешь?

– С полпинка. Сколько дашь? – загорелись глаза у Юры.

– Трёшку.

– Пойдёт.

Они «забились», после чего мы с Сержем собрали из всех тумбочек мыло и разложили на газете перед Юрой.

– Ты какое предпочитаешь – ехидно спросил Лунатик – хозяйственное или банное?

– Земляничное – ответил Плюенков, сосредоточенно разглядывая мыльную коллекцию.

– Было тут у меня – Серж достал из рюкзака кусок «Земляничного» мыла в упаковке, с нарисованными на белом фоне красивыми листиками и ягодками – на, муха не еблась – добавил Серж и вручил Юре мыло.

Плюенков быстро съел мыло, запивая водой из графина и получив от Сержа три рубля, испарился из комнаты. Два дня он провёл на толчке, иногда приходя в класс, чтобы поспать. Серж написал на его подушке «Наше «Земляничное» слабит нежно, не прерывая сна», но Юра этого юмора не понял, а только пердел и угрюмо сопел. Куда он дел выигранную «трёшку» никто не знает.

А у Лунатика возникла гениальная «сигаретная» идея

– Знаете шпионский принцип? – спросил он загрустивших товарищей.

– Нет – ответил за всех Серж – ты к чему клонишь?

– К тому, что если хочешь чего-то спрятать – положи на видное место – загадочно улыбнулся Андрюшенька.

– Предлагаешь сигареты на тумбочки выложить? – Серж раздражённо покрутил пальцем у виска.

– Нет. Предлагаю набить сигаретами шахматные доски и положить на их видное место! Всё равно здесь в шахматы никто не играет.

– Мальчик маленький, а мысль интересная! – обрадовался Серж и быстро вытряс чёрно-белые фигурки из трёх досок в чей-то пустой рюкзак.

С этого дня Иван Борисович сигаретами у нас больше не разживался и потревожил нас ещё только один раз – на танцах. Когда мы отыграли половину программы, состоящую из песен «Slade», «Uriah Heep» и «Deep Purple», он влез к нам на эстрадку со своим потёрханным «Вальтмайстером» и дыхнув на меня сивушным перегаром, громко прошептал

– Щас фсё будет. Подыграйте, пацаны. Хули, тут… три аккорда – он пощёлкал ногтем пальца по микрофону и неожиданно заорал

«Мы идем по Уругваю, Уругваю!!!

Ночь хоть выколи глаза!!!

И никто из нас не знает, не знает!!!

Скоро ль кончится гроза!!!

Только дикий смех гориллы, гориллы

Нарушает джунглей сон

И во мраке тёмной ночи, ночи

Раздаётся, словно стон.

Чьи-то светятся глазищи, глазищи

Сквозь болотную траву.

И кричат во тьме кромешной, кромешной

Голубые какаду»…

После этой содержательной баллады к нам в окно влетел обломок кирпича, брошенный кем-то из местных туземцев, явно недовольным репертуаром Ивана Борисовича. Отложив гитару, я подошёл к окну и увидел десятка полтора уроженцев среднерусской полосы, вооружённых колами и велосипедными цепями. Все они были пьяны.

Драка длилась от силы три минуты и закончилась со счётом 1:1. Сержу сломали нос, а одному из нападавших- челюсть. Бойцом, совершившим этот подвиг был Иван Борисович. В тот памятный вечер он покорил всех девушек старших классов и завуча по воспитательной работе.