Ханидо и Халерха

Все эти события прошлых Встречневых лун, как и другие, не примеченные простыми людьми, вконец перепутались к молодой Встречневой луне 1915 года.

Да так перепутались, что люди уже не знали, о чем следует больше думать — об этих событиях или о судьбе своих желудков.

Из Среднеколымска прямо в стойбище примчался Куриль. Его долго не было здесь — больше луны. Примчался он на себя не похожим — всклокоченным, будто важную и степенную сову до смерти напугали среди белого дня, когда она ничего не видит. Куриль едва заскочил к Пураме и тут же улетел в тундру.

Стало известно немногое. Русский царь наградил голову серебряной деньгой-амулетом — за хорошую службу; исправник приказал всем шаманам не мутить народ и угрожал им; сам Куриль уехал искать Нявала, а зачем он нужен ему — не сказал.

Халерха была девушкой потомственно белокожей. Ее предками были ламуты.

В роду хододил ламутская кровь, однако, настолько объюкагирилась, что люди этого рода, жившие среди индигирских ламутов, лишь понимали местную речь, но разговаривать не умели — языки не поворачивались как надо. Самая чистая белизна кожи да маленький рост — вот и все, что сохранили от ламутов потомки. Халерха не была слишком уж маленькой, но зато кожа ее оказалась такой белой и такой нежной, что юкагирке позавидовали бы и русские женщины.

Белизна аккуратного, кругленького лица Халерхи оживлялась и легким румянцем щек, и угольной чернотой волос, и блеском таких же черных, как и волосы, глаз. А глаза у нее были особенные. В них как будто навсегда замерло детское удивление. На кого Халерха ни смотрела бы — на знакомого с самых пеленок сородича, на сварливую старушонку или на незнакомого парня, — глаза ее словно вмиг замечали что-то особенное, неотразимое в человеке. Она никогда не прятала взгляда, не любопытствовала исподтишка — и потому многим казалась слишком смелой, самоуверенной. Только позже, когда она стала настоящей невестой, ее волнение начало выдавать биение сердца — груди вздрагивали под тугим передником. И как же обидно, как тяжело было выслушивать женихам слова отказа, испытывая на себе этот открытый, полный удивления взгляд, за которым, конечно, таилось смятение чувств белокожей красавицы.

А переживать смятение чувств Халерхе действительно приходилось. И еще как! Дело в том, что первые сваты были последними: сразу после них прикатила разукрашенная упряжка с самим женихом, а затем сватам уж никто не доверял — один за другим появлялись в стойбище только женихи, часто со своими отцами.

И какой был это народ! Жители стойбища с приездом каждого нового молодца все сильней удивлялись и опечаливались. Упряжки будто выскакивали из какого-то иного, нездешнего мира, где живут молодые богатыри-красавцы и спокойно здравствуют пожилые, знать не знавшие ни о голоде, ни о холодных пологах, ни о болезнях. И люди эти вот-вот увезут Халерху в тот красивый и беспечальный мир. Вторыми приехали индигирский богач Идукин и его сын. Парень был рослым, статным и таким красивым, что в него могли бы влюбиться даже мужчины.

Правда, по слухам, парень не отличался умом. А пока они возвращались ни с чем на свою Индигирку, средний сын Тинальгина взял да и разделил стадо отца надвое и погнал половину его к стойбищу: уж с таким-то калымом свататься можно… Старик Тинальгин чуть не разорвал на себе кухлянку, узнав об этом, — разве есть на свете женщина, стоящая такого калыма!.. Он бросился вслед за сыном, но тот уже гнал стадо обратно. Позже, однако, скупой богач все же заглянул в тордох Хулархи и пробыл в нем очень и очень долго…

Хедя Востриков примчался с нижней Колымы на собаках. В упряжке — двенадцать одномастных кобелей, и каждый кобель — ростом с теленка. Но куда ему, русскому колымчанину, состязаться с более родственными Халерхе женихами, хотя парень-то он был что надо!.. За ним начали появляться ламуты — высокие, сильные, ловкие, с острыми, тонкими чертами лица и разодетые так богато и так красиво, что многие жители стойбища лишь головы высовывали из тордохов, боясь показаться в своих облезлых шубах.

Да что ламуты! Перед прошлой весной на огромной упряжке пятнистых оленей приехал могучий богатырь — сын известного чукотского короля Армаургина.

Слух о красавице Халерхе распространялся все дальше и дальше. Но и ближние не успокоились. Бывали дни, когда в стойбище с разных сторон приезжали самые разные люди: на одной нарте степенно сидит юкагир-вдовец — может быть, невеста хочет такого мужа; на другой рядом с каюром женщина-чукчанка — это мать отвергнутого жениха, она своими глазами хочет увидеть диковинную невесту, а может, и уговорить ее; на третьей — разукрашенной еловыми ветками, бляхами, ременными кистями, цветными шнурами — молодой ламут-жених.

Извечно строгие к одежде и украшениям, юкагиры не успевали поражаться разнообразию, пестроте и богатству жениховских нарядов. Меха самых разных зверей, бисер, шитье, резные украшения из мамонтовых клыков, кованные из меди, серебра, а то и из золота — все это мелькало на молодых красавцах, как в сказке.

Люди уже и не знали, какие чудеса им еще придется увидеть. Но они начали понимать, что все это бесконечно не может тянуться. Проснется однажды стойбище, а Халерхи нет. Правда, отец Халерхи хоть и болен, но тверд, как старый олений рог, — не хочет он, чтобы дочь его выходила замуж. Однако кто ж его знает — возьмет да и скажет: "Ну, дочь, многих ты видела женихов. А теперь призови, который пришелся по сердцу…" Дремуч и темен больной старик, но ведь за время болезни бог, может быть, умудрил его?..

В любовь, в привязанность Халерхи и Ханидо перестали верить. Нет Ханидо! Такое громкое сватовство, конечно, давно дошло до его ушей. Но его нет. И тут уж всякий оправдал бы невесту, если б она плюнула на такого беззаботного жениха, кто бы за ним ни стоял — Куриль или сам исправник.

И все-таки людям не хотелось, чтобы Халерху увезли даже в самый счастливый мир. Надежда на Ханидо вначале была сродни туманной наивной мечте всех бедняков: должен же когда-то появиться избавитель ото всех бед — могучий и решительный богатырь, умный, добрый, чуткий к слезам и людскому долготерпению. Ханидо, кстати, таким и воспитывался с малых лет — по-старинному, чтобы стать богатырем, и воспитывал его не кто-нибудь, а Пурама… В жизни, однако, люди соглашаются и на меньшее. Когда будущее парня начало определяться, и вроде было бы очень счастливо, стали думать о том, какими будут новые богачи. Детская дружба протаптывает в сугробах жизни глубокий, незаметаемый след. Ханидо дружил с Халерхой, а она — дочь бедняков, она чуткая, жалостливая, как и всякая женщина, которой долго пришлось ухаживать за родными, испорченными болезнью. А это значит, что Халерха будет влиять на мужа. Богатство не вскружит ей голову. Ханидо готовят к большим делам. Какие это дела — не знает никто. Но если ему попадется другая жена — еще неизвестно, какими будут новые богачи. Нет, Халерха должна оставаться в Улуро и быть женой Ханидо.

Люди думали так: пусть молодые, новые богачи будут добрее других — совсем немного добрей Ниникая. И то хорошо. Много ли нужно людям! Просто каждому бедняку хочется жить уверенней — не бояться смерти от голода и не носить доху, на которой нет шерсти… Ну, а если Ханидо станет со временем головой — это уж будет совсем, наверно, хорошо…

Надежда увидеть детей Хулархи и Нявала женатыми должна была сбыться еще по одной очень важной причине. Все одиннадцать юкагирских родов неимоверно переплелись сложными линиями родственных связей. А закон был строг и суров: запрещалась не только повторная связь, запрещалось соединение родственных линий даже через пятое и шестое поколение. Найти жениху свободную линию было делом трудным и страшно запутанным. Юкагиры в разное время и в разных местах породнились с ламутами, чукчами, якутами и даже с русскими. Попробуй-ка отыщи в этой неразберихе свободный конец! Нужны были годы и годы, чтобы разгадать тайны прошлого, нужны были возможности, не работая, ездить по тундрам. Впрочем, впоследствии и среди соседних народов узлов становилось все больше и больше. Богачи, однако, еще могли найти выход — на поиски невест они отправлялись к далеким берегам Гижиги, по Яне-реке, по Анадырю.

Бедняки же о таких поездках и думать не смели — одни надеялись на счастливый случай, да так и старели с этой надеждой, другие же вообще ни на что не надеялись — бобылями рождались. Не легче было и женщинам. На глазах у беспомощных женихов старели хорошенькие невесты, на глазах свободных мужчин мучились в жажде испытать материнство зрелые женщины.

Случалось всякое. Рискнул брат Нявала, отца Ханидо, отправился на Гижигу, нашел жену, привез, обласкал. А потом задушился. Далекими, но встречными оказались их линии. Опозоренной и несчастной, с ребенком от мужа-родственника покинула женщина стойбище.