Хирург Коновалов

Вспоминаю своего предшественника. Тот на работе рукоблудил, я бухать собираюсь. Может, место проклято?

Медленно, словно через силу киваю. Вадим так же медленно кивает в ответ. Какое-то время молча смотрит на меня. А потом, развернувшись, уходит.

***

Всю сознательную жизнь я считал свободу высшей ценностью. Свобода – это отсутствие обязательств. Ну, кроме тех, которыми ты уже обременен. Но новых, сознательно выбранных – ни-ни. Ты никому ничего не должен, никто тебя ни в чем не может упрекнуть, совесть твоя чиста.

Сегодня, когда я смотрел на вздернутый Инкин подбородок, на ее сцепленные в замок пальцы, я вспомнил вдруг отца. Мама права – я его очень любил. До сих пор люблю. И отец меня любил. Только мне его постоянно не хватало. Отец много работал, зачастую домой приезжал только спать. Поэтому я так отчетливо запомнил тот его отпуск. Первый за несколько лет. Море, солнце, фрукты. И отец весь только мой. Все его время – мое. Его рассказы, смех, совместные поездки, катание на лодке и много чего другого. Это были две недели такого незамутненного детского счастья. А потом, спустя несколько дней после возвращения его не стало.

Конечно, я теперь понимаю. Я теперь взрослый и понимаю, что он не предал меня. Человек не решает, сколько ему отмеряно и когда он уйдет. А вот Инна…

Она мне прямо сказала, что любит. И это чистая правда, я Инку знаю. Она не врет, и это качество мне в ней нравится особо. И что она почувствовала, когда сказала о чувствах, а я в ответ стоял и тупил, как идиот? Любовь плюс игнор равно предательству. Именно так я в детстве это воспринял, когда любимый отец ушел от меня. То, что он в принципе ушел из жизни, тогда мне ничего не объяснило.

А сейчас? Я взрослый. Я живой. Я промолчал. И я, получается, Инну предал?

Но я же ей ничего не обещал.

Хм.

Свобода – это, конечно, охуенная ценность. Но, словно в компьютерной игре, вдруг в какой-то момент оказывается, что на этом уровне, где свобода есть наивысшая ценность, ты уже всего достиг. И тебе открывается портал на следующий уровень. Новая высота. Совсем взрослый такой квест. В котором главная ачивка – ответственность. Уже не только за себя.

Ух ты…

Дверь кабинета открывается без стука, я даже вздрагиваю.

– Вадим Эдуардович, пойдём скорее, такое покажу!

– Евгений Николаевич, я четырнадцать лет в хирургии. Хрен ты меня удивишь.

– На коньяк спорю, такого не видел! Нет, не члемонтаж! Круче!

Я встаю и не спеша иду к двери. Я перешел на новый, совсем взрослый уровень. Я пока осторожен и аккуратен. Но уже готов удивляться.

***

Никакого коньяка я, разумеется, не купила. Да и вина тоже. Не до того было. Кирюха, конечно, молодец, но дел он натворил. Разгребаю в поте лица.

Оно и к лучшему. Трудотерапия – наше все.

К концу рабочего дня я не только уставшая, я еще и злая. Буров отказался подписывать мне заявление. Женька еще раз приходила мне полоскать мозги. Кирыч ныл.

Как сговорились все.

Ну а предводителем у этой банды выступает Вадим.

Он ждет меня даже не у машины. Прямо на крыльце.

– Пошли.

Демонстративно. Врачи, кроме дежурных, уже разошлись. А вот мои сотрудники, например, как раз вместе со мной выходят. Прощаются, косятся на Вадима.

– Ну, чего ты стоишь? Пошли.

– Я сяду в твою машину там, за воротами и поворотом.

Не знаю, зачем мне это, с учетом моего увольнения. Уже, как бы, должно быть все равно. Да и народ разошелся, мы на крыльце уже одни. Но все равно…

Мощно и глубоко вздохнув, Вадим в одно движение закидывает меня на плечо. Перед моими глазами мелькают крыльцо, двери, ступени, вверх-вниз…

Ой, мамочки!

Я в шоке. Меня вместе с шоком несут. На плече.

Это только в кино и книжках круто выглядит. Когда на плечо и в пещеру. А на самом деле, когда тебя несут вниз головой, эта самая голова кружится. И тошнит.

Вадим ставит меня на ноги возле машины, внимательно смотрит.

– Ты чего?

Я на тебя посмотрю, если тебя вниз головой повесить и тащить!

– Меня тошнит.

– Не симулируй, – впихивает в машину.

– Правда тошнит.

Хлопает автомобильная дверь. Заводится двигатель.

– Держи воду.

Сижу, медленно цежу из бутылки воду, смотрю, как машина выезжает с больничной парковки. Мыслей пока ноль.

– Как тошнота? Прошла?

– Уже меньше.

– А ты не беременна случайно?

Водой я, естественно, обливаюсь.

– С чего ты взял?!

Пожимает плечами.

– Тебя тошнит.

Охренеть диагност! Не в папу явно.

– Я же тебе сказала, что принимаю таблетки.

– Мало ли. Я в таблетки не особо верю. Раз в году и палка стреляет.

Вадим Коновалов – мастер неочевидных выводов. Я не могу быть беременной. Мой гинеколог мне ясно сказала: «Инна, если вы не планируете в ближайшее время ребенка, давайте побережем яичники и матку». И назначила оральные контрацептивы. А я их дисциплинированно принимаю. Там так все устроено, что хрен пропустишь. А если пропустишь, то сразу увидишь. Я не пропускала. Так что…

– Я не беременна! А тошнит меня, потому что нефиг меня таскать вниз головой!

– Извини.

Раскаяния в голосе – ноль. Но задевает меня не это. А то, как спокойно Вадим спросил о моей гипотетической беременности. Так спросил, будто это его… Не особо пугает. То, что я знаю о жизни, говорит о том, что мужчины склонны очень пугаться в такие моменты. Когда женщина внезапно сообщает, что ждет ребенка.

Похоже, человека, который открывает и закрывает порталы, такими вещами не напугать.

В голове каша. Медленно цежу воду. Молчу.

И Вадим молчит. Через какое-то время понимаю, что маршрут у нас явно не в сторону его дома.

– Куда мы едем?

– Вперед.

– Вадим!

– Нам надо поговорить.

– И?..

– Мы едем в место, где можно будет поговорить.

– И что это за место?

– Увидишь.

Вадим предельно лаконичен. А я вспоминаю то наше свидание в грузинском ресторане. И свои слова о том, что дом Вадима – такое удивительное место, где все есть. Оказывается, не все. Разговаривать там, оказывается, нельзя.